На скосе века - Наум Коржавин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надежда
Нет, не сама стопы направилаТы в эту тьму — волос не рви.Была проиграна ты дьяволуВо имя Света и Любви.
То дальний блеск, то лужи строек лишь…Да знал ли тот игрок шальной,С кем и на что играл — и проигрышКакой оплачивал ценой.
Не знал… Но верил в даль, в движение.И в споре с веком и судьбойПолёт души и напряжениеВсю жизнь поддерживал борьбой.
Теперь глядит глазами шалыми,Как бьётся, ужаса полна,В когтях чертей страна усталая,Проигранная им страна.
И на душе-то — ох не весело.Но есть надежда — Божий суд.Где с подписью его все вексели,Как при мошенстве, — не учтут.
Начало 1990-х* * *
Простите все, кого я не любил.Я к вам несправедлив, наверно, был.
Мне было мало даже красотыБез высоты и строгой простоты.
Мой суд был строг… Но даже след сгорелВысот, с которых я на вас смотрел.
К чему тот суд? Теперь, как вы, и яСтою в конце земного бытия.
И вижу вас… Как я, кто вас судил, —В свой страшный век доживших до седин.
Ему плевать, что думал кто о ком, —Всех, как клопов, морил он кипятком.
И, как картошку, пёк в своей золе,Но, как и я, вы жили на земле.
И извивались каждый день и час.Я ж красоту любил — судил я вас…
А если б не судил — то кем бы был?..Простите все, кого я не любил.
Начато в Норвиче в июле 1992, закончено в Бостоне 7 августа 1992.* * *
Дни идут… а в глазах — пелена.Рядом гибнет родная страна.
Мало сил… Всё тусклей боль и стыд.Я кричу, а душа не кричит.
Я свой крик услыхать не могу,Словно он — на другом берегу.
Нортфилд, Вермонт, июль 1991Тем, кто моложе
Наш путь смешон вам? — Думайте о нём…Да, путались!.. Да, с самого начала.И да — в трёх соснах. Только под огнём.Потом и сосен никаких не стало.
Да, путались. И с каждым днём смешней,Зачем, не зная, всё на приступ лезли.…И в пнях от сосен. И в следах от пней.И в памяти — когда следы исчезли.
Ах, сколько смеху было — и не раз —Надежд напрасных, вдохновений постных,Пока открыли мы — для вас! для вас! —Как глупо и смешно блуждать в трёх соснах.
11 сентября 1991* * *
Клонит старость к новой роли,Тьму наводит, гасит свет.Мы всю жизнь за свет боролисьС тьмой любой… А с этой — нет.
Мало сил, да и не надо,Словно впрямь на этот разТьмою явлен нам Порядок,Выше нас, мудрее нас.
Словно жизнь и ход событийНам внушает не шутя:Погостили — уходите,Не скандальте уходя.
1990-е* * *
Вариант
Клонит старость к новой роли,Тьму наводит, гасит свет…Мы всю жизнь за свет боролисьС тьмой любой… А с этой — нет…
Нет, не бунт — покорность боли.Что тут можем — ты иль я?Против нас — не злая воля,А пределы бытия.
Тьмою возраст обступает.Что ж, смирись — в душе, в уме…И не верь, что утопаетВся Россия в той же тьме.
А — похоже! Смотрим с больюНа неё, свой крест неся.Примиряться с этой рольюНам к лицу, а ей нельзя…
Ей нельзя: она — Россия,Вот и бредим, ищем путь…Хоть уходим, хоть бессильныДаже пальцем шевельнуть.
1990-еСтарый хрен
Старый хрен, куда ты прёшься,Что ты дома не (сме)ёшься?
Из частушкиБез тебя — зима и осень,Сонь и тишь…Старый хрен, куда ты прёшься?Что ворчишь?
Бьёшься лбом? — Нашёл оружьеПротив стен!..Никому ты здесь не нужен,Старый хрен.
Ты тут чужд — с тревогой, с болью —Всем… Везде…В заблужденьях, а тем боле —В правоте.
Правота — смешная крайность,Странный крен.Уж такая тут «ментальность»,Старый хрен.
С нею спорить бесполезно,Зряшный труд.С нею жить неинтересно…Но — живут.
Что ты прёшься? Разве делоБиться лбом?«Что ты дома не…» Ах, где он,Этот дом?
Сам ты дом сменял на волю,Тьму на тьму…Позавидовать бы, что ли?Да кому!
Некому… Да и не надо:Прожил жизнь.Что-то помнишь? Вот и ладно.И держись.
И живи — не стой на страже,Злясь… грубя…Не доказывай… ДокажутБез тебя.
Поражение
«Всё катится к чёрту?» — вот так про свой город и дом!И вьюнош гордится мошенством, как верностью рыцарь.Раз гибнет Россия, то доблесть — нажиться на том.И надо успеть, и нельзя не успеть поживиться.
«Всё катится к чёрту!» — я слышу опять и опять.Привычка к бессилью? Что спорить, мол — косит косая.И стало как будто нелепо Россию спасать,Хоть вовсе не стало разумней — скорбеть, не спасая.
Всю жизнь только этим я жил — в том был крест мой земной.Был яростно стоек — теперь я растерян и кроток.Но всё испарилось — что было когда-либо мной,Светило в паденьях, держало в открытьях и взлётах.
Всё — давний мой бунт и последняя мудрость моя,А вьюнош традиции верен в своих похожденьях.Как некогда мы ускользающий смысл бытия,Он ищет упорно путей к отмыванию денег.
Он — наша свобода. Её воплощенье и бред.И вот на свободу натравлена ярость народа.И кто-то решает: «Раз так, значит выбора нет.Придётся его защищать, защищая свободу».
А я не могу… Тошно, вьюнош, хоть нет уже сил!..Свободу люблю, хоть как в знанье, в ней много печали.Мне стыдно. С чего? Ведь не я же тебя породил.Не мне ты внимал… Что ж я вдруг за тебя отвечаю?
Прости меня, вьюнош, за то, что ты вырос таким.Коррозии духа способствует времени сырость.Я всё претерпел, сделал всё, чтоб ты вырос другим.Прости меня, вьюнош, не вышло — другим ты не вырос.
Закончено 6 октября 1995.* * *
На склоне лет — сказать по чести,Милей оседлое житьё.И я бы рад сидеть на месте,Да только место не моё.А где моё — там нынче худо.Всё тонет, смыслу изменя…Но я спешу туда отсюда —Домой, где всем не до меня.
Бостон, январь 1993* * *
Чудак… Неумеха… Почти что калека —Я всё же в рубашке родился, наверно:Три четверти прожил Двадцатого векаИ вот уж два года живу в Двадцать первом.
За что мне удача счастливая эта?Чем я заслужил эту щедрую милость?Я многих не лучше, кого уже нету,И многих не хуже… Но так уж случилось.
Кто вспомнит теперь, как хватались мы жадноЗа веру в свой путь среди волн океана.Как ложь нас накрыла волной своей смрадно,И правдой светила нам фата-моргана.
Как гнались за ней мы в том кружеве грозном,Боясь упустить, лишь о том и печалясь,И как нам хотелось хотя бы по звёздамПостичь, где мы есть, — но и звёзды качались…
Как снасти скрипели, как лопались скрепы,И как миражи миражами сменялись,И как всё равно штурмовали мы небо,А небо сквозь слёзы над нами смеялось.
Но мы — мы не слышали этого смеха,Лишь кошки на сердце скребли… Но впустую.Пьянила нас вера в возможность успеха,Мы неба не видели, небо штурмуя.
Но пёрли, ни грому, ни смеху не внемля,По сути, понятья о нём не имея.Лишь рухнув, лишь больно ударясь о землю,Впервые узрели мы небо над нею.
Мы верили в штурм — гордо, страстно и бурно,Нам жизнью была эта вера пустая.Мы власть имитаторов этого штурмаОтвергли — её чистоту соблюдая.
За это карали. Но зря, бесполезно.Мы веру спасали под гнётом свирепым,И только свалившись в реальность, как в бездну,Мы небо открыли и землю под небом.
Открылись земные пределы и меры,И в эти пределы зажатые страсти.И в небо высокая, тёплая вера —Вся прелесть земного нелёгкого счастья.
Открыли мы жизнь… И нас тут же в крушеньеОна завлекла… Словно звёзды споткнулись.И как-то для всех потеряло значеньеВсё то, к чему мы так непросто вернулись.
Вернулись, но поздно… Хоть с этим едва лиСмирится душа… А случилось простое:Пока мы, взорлив, небеса штурмовали,Под жизнью земной подкосились устои.
И валится всё, всё грозит быть разбитым,И разум уже не спасает — сдаётся.А мы? Мы стоим пред разбитым корытом,И небо над нами уже не смеётся.
Кейп-Код, август 2002 — Бостон, 20 сентября 2002Рецидив гордыни
