Наступление - Величко Нешков

У бледного, ошеломленного, находившегося в полном душевном смятении Слановского в этот миг было, казалось, только одно сокровенное желание: пусть первая же партизанская пуля попадет в него. И как будто только Кутула с постоянным своим бормотанием и руганью напоминал ему, что не только он, но и десятки других шли сейчас против своей воли и желания.

С вершины холма Чугун следил за наступлением цепи. И когда солдаты приблизились примерно на двести шагов, Чугун приподнялся и закричал, обращаясь к солдатам:

— Товарищи солдаты, поверните оружие против ваших командиров — жалких наемников буржуазных живодеров!

В цепи на время наступила тишина.

— Врешь! — истерично закричал подпоручик Манев.

— Товарищи солдаты, возвращайтесь домой! Не выполняйте преступных приказов фашистских офицеров! — еще громче крикнул Чугун.

Манев вырвал пулемет из рук солдата-наводчика, изумленно смотрящего на вершину холма.

— Почему не стреляешь по этому идиоту? Чего рот разинул, чучело огородное? — толкнул он его в бок и нажал на курок. На том месте, где только что был Чугун, пули подняли в воздух мелкие камешки и пыль. — Ну, — угрожающе стиснул зубы Манев, — живьем вас сожжем, подлые предатели!

Солдат молча взял пулемет и пробежал на несколько шагов вперед.

Чугун все еще не давал сигнала начинать стрельбу.

Полковник Додев в это время мчался галопом к 3-му батальону. Ловко соскочив с коня, он расправил плечи. От продолжительной езды болела спина, но полковник не сдавался. В глазах подчиненных ему хотелось выглядеть энергичным и неутомимым. Осторожно продвигаясь вперед, он вдруг вздрогнул от неожиданности: весь 3-й батальон не сдвинулся с места. Он даже отошел шагов на сто назад. И только командир 7-й роты ничком лежал на сухой траве.

— Русев! — закричал Додев. — Почему не поднимаешь людей в штыки?

— Стреляют в нас, господин полковник, — растерянно показывал командир.

— А ты хочешь, чтобы не стреляли?..

Чугун не слышал и не видел, как разговаривали Додев и Русев, хотя они были где-то недалеко от него. Но он понял, что наступил решительный момент. Он поднялся во весь рост и что было силы закричал:

— Товарищи, в атаку!

Партизаны поднялись. Иордан крепко держал пулемет. После первой перебежки он выпустил полдиска над головами солдат. Партизаны шли в атаку смело, и этого, казалось, было достаточно, чтобы вызвать неожиданную панику в рядах 1-го батальона.

Как только солдаты заметили силуэты партизан, кто-то из них панически закричал:

— Нас разбили, спасайтесь!

И началось беспорядочное бегство людей, которое определяется страхом за свою жизнь.

Они бежали и бросали все, что им мешало. Слышались короткие выкрики:

— Нас разбили!

— Мы окружены со всех сторон!

— Нас всех до одного переловят!

— У партизан есть пушки и минометы!

— С ними были русские парашютисты! — добавил кто-то, продолжая бежать и вытирая на ходу пот.

Слановский и курсанты 2-й роты сначала отстали от солдат. Они пришли в себя только тогда, когда Игнатов стал кричать на них:

— Остановите их! Верните! Я вас расстреляю!

Но как догнать тех, кого гнала паника?

Кто бы мог остановить Кутулу, который бежал и, задыхаясь, кричал:

— Эй, люди, подождите, дайте дух перевести!

— Беги, беги! — Пени на бегу взял у него пулемет. Он бежал, пригибаясь, делая большие заячьи прыжки.

Чугун повел отряд вперед, изменил направление и по чистому полю взял курс на северо-восток. Вошел в лес и, прибавив в скорости, смог скрыться от преследования.

За какие-то полчаса все изменилось. Янев чувствовал себя слабым и бессильным. И не мог ориентироваться в этом хаосе.

На мосту около села он подождал Додева. Казалось, что его помутневшие глаза сейчас выскочат из орбит.

— Полковник Додев, вы поняли, чего вы стоите? Всех до единого разжалую, ничтожества! — кричал он, задыхаясь. — Какой позор!

— Я их верну, господин генерал, — козырял Додев трясущейся рукой.

— На что они мне? Стыд и позор! — в который раз повторял Янев, стыдясь смотреть в глаза Цено Ангелову.

Жандармский батальон «Эскадрон смерти», моторизованная рота входили в село Зла-Река, с трудом пробивая себе путь сквозь толпы солдат.

Только километрах в десяти от села ротные и взводные командиры смогли собрать и построить своих людей. Но они были уже не в состоянии предпринять что-либо организованное.

В расстегнутой спортивной куртке, весь в поту, Цено Ангелов ругал командира жандармского батальона и указывал в сторону леса:

— Там они! Преследуйте их, не давайте им отдыха!..

В полдень колонны солдат снова подняли пыль над серым, выгоревшим полем. Они шли на восток, в том направлении, где, как предполагалось, скрылся отряд Чугуна.

Шум растаял в мареве, и только в школе села Зла-Река царило оживление. Полковые врачи оказывали первую медицинскую помощь раненым.

И вдруг как-то сразу над селом нависла тревожно-угрожающая тишина, словно раскаленное небо могло вот-вот обрушиться на унылое поле, на притихшую землю страшной и опустошающей бурей.

Глава девятая

Игнатов хотя и с большим опозданием, но понял, что ему суждено воевать на фронте без окопов, колючей проволоки и минных полей. А противник диктовал свой стиль борьбы вне правил тактики, так старательно когда-то им изученной.

После безуспешных действий в районе села Зла-Река, бегства солдат и паники, охватившей весь полк, в его душу незаметно вкралось чувство собственной неполноценности и беспомощности. Перед солдатами он делал вид, что не боится ничего, но скрыть тревогу и беспокойство, которые тлели в нем, как горячие угли, он был не в состоянии. В последние дни он мстил, солдатам по-своему: ночи стали для них днями. Около железнодорожной линии и моста через Осым по всем дорогам к Лозену и близлежащим селам были устроены засады.

Каждый вечер Игнатов менял места засад, так как подозревал, что солдаты поддерживают связь с партизанами.

Несколько раз ночью он просыпался весь в поту, и тогда обнаруженные рядом вещи вызывали у него вздох облегчения, и он был доволен, что избавился от сна, в котором его преследовал мальчик, убитой им по пути в село Зла-Река.

Утром Игнатов явился в штаб полка. Все еще оставались иллюзии и надежда, что открываются новые пути для деятельности и самоутверждения. В большой степени на него повлияло лихорадочно-возбужденное состояние полковника Додева. Командирам рот и батальонов он лаконично, но предельно точно сказал:

— Господа, на нас возложена ответственная историческая задача грудью прикрыть и защитить священные границы отечества. Полку под моим командованием приказано занять участок обороны на румынской границе вместе с остальными частями дивизии и армии. Срок выполнения задачи — три дня. Командирам батальонов будут даны специальные указания. Я твердо убежден, что вы покажете себя достойными наследниками наших славных дедов…

Когда Додев отпустил офицеров, они собрались группами около штаба и начали оживленно обсуждать его слова.

— Я оправдываю эту меру, — заметил поручик Генчев, — но прежде всего надо очистить тыл.

— Из двух зол выберем меньшее, — добавил кто-то.

— Большевики всегда были коварные и подлые, — хорохорился Игнатов. — Почему не остановились на собственной границе? Что им надо в чужих землях?

— Может, передумают? Ведь мы не румыны, — полушутя добавил третий.

— Я готов умереть с легким сердцем. Столько лет нас готовили к этому тяжелому дню и часу! — твердо заявил Игнатов.

А подпоручик Манев переходил от группы к группе и по секрету шептал:

— События развиваются в нашу пользу. Это пока держится в тайне, но имейте в виду, большевиков обойдут. Есть силы, которые больше нас заинтересованы в том, чтобы Красная Армия не вступила на Балканы.

— Вот это дело, такие новости мне правятся! — радостно и возбужденно воскликнул Игнатов…

Этой психологической инъекцией Манев и Додев надеялись разбудить в своих коллегах дремавшие силы для сопротивления.

Игнатов приехал в Лозец в полдень поездом. Безоблачная радость наполняла его душу при мысли о предстоящей перемене. Он сразу же собрал взводных командиров. Держался необычайно приветливо. Слановский наблюдал за ним со скрытой тревогой. «Должно быть, задумал какую-нибудь подлость», — подумал он. Но Игнатов не торопился раскрывать карты.

— Завтра днем выступаем. Утром в наше распоряжение будет предоставлено два вагона. Обоз и лошадей сегодня же вечером отправить в Нижний Сеновец. Пусть там их погрузят в эшелон батальона. Всем заменить сапоги.

— На сколько дней выдать сухой паек, господин поручик? — спросил Станков.