Жуть - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видение дрожит и исчезает.
Уступает место другому фантому.
Эшафот на площади Конкорд. Толстый монарх неуклюже опускается на колени, ложится лицом вниз, живот, словно тесто, расползается по доске. Удар топора. Рёв толпы. Склонившийся над корзиной палач. Протянутые к эшафоту платки, на которые из отрубленной головы капает кровь короля…
Темнота. Свет. Очередной призрак.
Антуанетта в громыхающей телеге, её руки связаны. Толпа вокруг густа, а конные жандармы похмельны. Оскалы. Проклятья. Плевки.
Счастливые лица. Площадь. Эшафот. Глухой удар. Палач поднимает руку с головой королевы: узкий нос, выпяченная губа, мёртвая надменность. Крепкие пальцы убийцы вязнут в седых волосах… платки краснеют от крови… И тут глаза Антуанетты… открываются.
Мужчина очнулся. Ядро мира — его тело — лежало на узкой кровати. Пациент услышал голос гипнотизёра:
— Несколько часов, всего несколько часов — и многовековая монархия летит во тьму, тридцать третий король Франции свергнут, а королевская семья брошена в башню дворца Тампль. А после казнена. Вожди, короли, президенты… Восход и закат власти. Рождение и кончина в красных тонах.
— Её глаза… — прошептал мужчина на кушетке.
— Бывает. Редко, но бывает, — сказал Сен-Жермен. — Посмертное сокращение мышц… Но оставим мёртвую королеву и вернёмся в настоящее. Хочу констатировать, что вы неплохо переносите погружения. Весьма пластичное сознание.
— Это хорошо?
Гипнотизёр усмехнулся.
— О да, друг мой. Для историй — просто превосходно. Особенно для тех историй, которые случились, но не здесь, не в нашем слое. С нашими отражениями, с отражениями наших правителей, с отражениями двух главных основ — мира живых и мира мёртвых. Слушайте. Смотрите. Спите…
Чемодан президента
А. Жарков, Д. Костюкевич
Со скоростью сто пятьдесят километров в час машины мчались по пустому Рублёво-Успенскому шоссе, на Москву, в Кремль. «Лидер» — головной автомобиль спецгруппы — вырвался на сто метров, заботясь о свободной дороге. Следом мчался шеститонный броневик ЗИЛ-41052. На плюшевой обивке пассажирского салона сидели двое: президент и начальник личной охраны. Молчали. Шипел кондиционер. За пуленепробиваемыми стёклами, способными выдержать взрыв гранаты, мельтешили реликтовые сосны. За самым безопасным автомобилем страны, собранным вручную вокруг сварной бронированной капсулы, следовал «Скорпион» — лимузин выездной охраны. Страховал на случай тарана. Падающие гидравлические стеклоподъёмники, люк в крыше, вращающиеся стулья, три тонны стиснутой, как зубы, брони — «Скорпион» был готов к ответным мерам, всегда, везде. В четвёртой машине, замыкающей разорванную усердием «лидера» колонну, теснились пасмурные полковники. Огромное запястье одного из них сковывал браслет наручников, стальная цепь бежала к знаменитому чемоданчику с «ядерной кнопкой».
Десять минут назад кортеж выехал через главные ворота президентской дачи в Барвихе, построенной в 1985 году специально для Михаила Сергеевича. Вынырнул из-под взглядов видеокамер и прожекторов, покинув самую охраняемую в Советском Союзе территорию: с сейсмической и лучевой сигнализацией, с проложенным от Москвы-реки отводным каналом и собственной секретной веткой метро, с двумя уникальными танками в ангаре, в шикарных салонах которых можно пересидеть ядерный взрыв.
Трассу перекрыли заранее, уже час водители томились за невидимой линией, обозначенной милицейской властью. С ненавистью всматривались в уходившее за горизонт полотно дороги, серое и пустое, словно взлётная полоса.
Первый советский президент — надругательство над старым порядком, вызов даже для страны по уши сытой подгнившей идеологией. Склонённая перед Западом голова, панихида по «собственному пути» и кровавый крест на завоеваниях Великой Революции. Нож в спину Партии. Но охрана повсюду — никто не должен помешать президенту закончить глумление. Дорога безопасна, нужна лишь последняя проверка.
И совершенная достоверность.
* * *
Двойник президента собрался вызвать водителя по селекторной связи, спросить, почему замедлились, почему… Неожиданно его бросило вперёд, на сидение рядом с начальником охраны, которого вдавило в мякоть спинки.
— Что за?..
Дисковые тормоза, способные остановить тепловоз, заблокировали все четыре колеса. В нескольких метрах от приостановившегося лимузина чернел «Лидер» — ЗИЛ развернуло поперёк дороги. Ужасное предчувствие скрутилось колючим клубком внизу живота «президента». Он развернулся, перекинул через грудь и застегнул ремень безопасности.
— Мы не должны были останавливаться!
Что-то со страшной силой ударило в дно капсулы. Бронированный седан взлетел в воздух. Застонал металл, мир за стёклами сделался ослепительно белым, красным, чёрным.
Взрыв вычерпал воронку шириной три метра, отшвырнул «Скорпион», словно шкатулку из жести. По полю будто бросили пустотелые шары, внутри которых перекатывались раскаты грома.
Президентский лимузин, за чёрный цвет и угловатые формы прозванный в народе «чемоданом», рухнул на крышу рядом с дорогой. Удар сорвал с покорёженного кузова кокон из огня и дыма — сбросил, точно оцепенение.
С опозданием в вечность прозвучала серия взрывов, превративших участок трассы в котлован. А потом на стальную капсулу посыпались куски земли и асфальта…
* * *
Готов, готов, готов…
В крошечном, по меркам гигантской башни Дворца Советов, помещении мерцала красная лампочка. Человек в чёрной «Волге» сверился с часами: знал, что его вызвали, как только красный глаз ожил и подмигнул в первый раз, — лампочка моргала уже как три часа. И теперь не уснёт, пока он лично её не отключит.
Вершина дворца, увенчанная статуей Ленина, терялась в сером киселе облаков. Вождь мирового пролетариата проглядывался лишь в воображении, указывая направление в сыром небе столицы. Именно там, в дежурной комнате пустотелой руки главного большевицкого бога, и мерцал на пульте красный огонёк.
Шептал: готов, готов, готов…
Человек в чёрной «Волге», по правое крыло от которой проплывали грязно-красные стены Кремля, отчётливо видел этот тревожный огонёк, чувствовал его размеренное сердцебиение, — точно такой же вспыхивал и гас в его голове. Вот уже три часа, стоило лишь опустить на рычаг телефонную трубку. Принять вызов.
Главная сталинская высотка приближалась, посмеиваясь над перспективой, — расстояние измерялось лишь намотанной на колёса автомобиля дорогой, а не величиной пирамиды. В пределах центра она всегда оставалась просто громадной.
— Приехали, — сказал водитель, стараясь не показывать, что спешит избавиться от пассажира. Впрочем, безуспешно. Человек на заднем сидении «Волги» чувствовал его неприязнь и страх. Ещё два сигнала в его голове — такие же белые, как и тампоны в ноздрях водителя.
— Да, — только и сказал пассажир, потянувшись за каким-то предметом в ногах.
Через минуту он вышел из машины и превратился в человека с чёрным чемоданом.
Белые огоньки исчезли, он обесточил их в воображении, прежде чем остановиться перед бесконечными ступенями главного входа и обратить лицо вверх. За колонны исполинского многоярусного здания цеплялся туман. Когда-то с этого места открывался другой вид… Человек с чёрным чемоданом позволил воспоминаниям просочиться внутрь.
Каплями. Лицами. Голосами. Бегущими кадрами.
… — Указание свыше! Будешь снимать, как сносят храм Христа. И не смотри на меня так, сам не верю! Но работа серьёзная, поэтому лишнего не болтай. Понял? Подробно всё снимай, как начнут огораживать и до самого конца. Патронов не жалеть! Давай! Ни пуха!..
… — Да как же так, сынок? Москву красит, блестит, как солнышко, — и сносить? Скульптуры, иконы, фрески!.. Имена героев на мраморе галерей, имена погибших русских воинов!.. В честь их подвига и воздвигли храм Христа Спасителя. В благодарность к Промыслу Божию. Жертвовали все, и нищие, и богатые. И разрушить? Упаси Бог!.. Как ты сможешь такое снимать?..
…Камера, через объектив которой боишься взглянуть, но всё-таки смотришь…
…Мраморные скульптуры катятся с высоких ступеней. Их выволакивают через распахнутые бронзовые двери, с петлями на шее, как срезанных висельников, и бросают вниз. В грязь. Ангелы без голов, рук и крыльев. Разбитые порфирные колонны, расколотые мраморные горельефы, уничтоженные уникальные росписи. Итальянский мрамор, лабрадор, шошкинский порфир — всё в грязь. Золотые кресты, сорванные с малых куполов стальными тросами…
…Военизированные отряды за строительной оградой. Превращённый в строительную площадку прекрасный парк: выкорчеванные тысячелетние липы, изрубленная тракторными гусеницами Персидская сирень, вдавленные в слякоть розы…
…Взрыв. Дым. Пыль. С первого раза
