Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина

Я была уверена, что выиграю. Точно выиграю. Но…

Горячие пальцы, едва касаясь кожи, развязали ленты лифа и потянули ткань нижнего платья, легко обнажая грудь.

По телу пробежала волна мурашек и схлынула так, будто смыла слой моей кожи и сделала её невыносимо чувствительной.

– Ты же не… – ошалело выпалила я.

Ментор не обратил внимания. Одним пальцем очертил мою грудь по кругу и поднёс раскрытую ладонь к соску, легко касаясь её центром чувствительной вершины. Едва заметный жест, намёк на ласку, но меня словно прошибло молнией. Я всхлипнула и поджала пальцы на ногах. С вызовом посмотрела ему в глаза, стараясь припомнить все самые изуверские заклинания Толмунда. Новоиспечённый палач оголил другую сторону, распахнув полы платья. Крепко обхватил мою талию, наклонился и… лизнул обнажённую грудь.

Дичайший, бешеный ужас взорвался внутри осознанием того, что может сейчас случиться. Сгорая от стыда, я моментально забыла о своих кокетливых намерениях. Зато вспомнила шершавые, противные ласки Фаренсиса, его ладони, проникшие под сорочку… На зубах обозначился привкус песка. Я ощутила холодный порыв кроуницкого ветра. А ещё – страх, бешенство, обречённость. Сухие руки с мозолями от мечей касаются меня, свободно шарят по телу, обжигают кожу – вот как сейчас…

Я панически задёргалась, пытаясь вытащить руки из тисков.

Кряхт! Пекло Толмунда! Троллье дерьмо! Я так мечтала о прикосновениях, но сейчас, вися в этом чудовищном «коконе», поняла, что ненавижу мужские ласки! С тех пор, как меня едва не изнасиловал Фаренсис. А теперь мой спаситель делал то же самое…

– Не смей, – решилась я угрожать ему.

Получилось жалко, и я сама себя отругала. Моё тело было в его власти.

Казалось, что это не ментор, а воплощенный ужас терзает меня в этом «коконе». Но, что было ещё хуже, – жгучее удовольствие от ласк ужасало меня саму ещё сильнее. Я выкручивала запястья и извивалась, едва не ломая руки, я почти рычала, когда ментор продолжил дорожку из поцелуев к шее и прикусил кожу за ухом. А когда он снова прижался всем телом, я сдалась окончательно.

Сбиваясь и всхлипывая, я начала умолять его, сначала вполголоса, потом всё громче и громче; я просила остановиться – и не знала, хочу ли на самом деле, чтобы он останавливался. Сердце пульсировало где-то в животе.

– Прекрати! – наконец выкрикнула я так громко, что, казалось, зазвенели стены.

Он прекратил. Не касаясь кожи, провёл губами от уха к ключице и обратно. Втянул запах. Шумно, как хищник. Казалось, ещё мгновение – и он вопьётся зубами в горло.

– Мне страшно, – пожаловалась я, воспользовавшись передышкой.

Зубы дрожали так, что ими можно было бы дробить камни.

– Я знаю, – зашептал ментор громко, в самое ухо, пламенным дыханием пробирая до костей и поднимая волну озноба. – Я это чувствую. Я тебе когда-нибудь говорил, что обожаю, когда ты меня боишься? Это придаёт такой… остроты. Как будто боюсь я сам. С этим приходится справляться.

Тыльной стороной ладони он медленно провёл по моей задранной руке, наблюдая, как в ответ кожа покрывается мурашками. Словно в благодарность, он наградил чувствительное место коротким поцелуем.

– Но ещё я чувствую, как сильно ты возбуждена, – ментор заглянул мне в глаза. – Желание подмешано к твоему страху. Ты хочешь меня, Юна.

– Не хочу! – истерично, почти плача заспорила я. Меня как будто прорвало: – Не хочу, не хочу! Мне страшно, Толмунд, мне так страшно! Я… – мысли путались, и я не нашла слов убеждения. Только сильнее стиснула колени.

– …ты хотела, чтобы я тебя спас, – продолжил он за меня. – Как Джер.

– Да! – обрадовалась я и часто закивала. – Я так и хотела, чтобы ты меня спас. Джер, пожалуйста…

– Джера не существует, – с какой-то злостью бросил он и… продолжил.

Не-Джер задрал платье, схватил меня за ногу, прижал её к своему бедру. Упёрся затвердевшим членом мне между ног – чтобы я поняла, насколько серьёзно он настроен. Другая его рука легла на мою грудь. Ремни больно, до синяков впились в кожу. Меня заколотило крупной дрожью. Лёгкие разрывало от лишнего воздуха, который никак не хотел выдыхаться. Неповоротливый язык больше не слушался, и я тихо захныкала, мотая головой из стороны в сторону:

– Не надо…

Поцелуй в край рта. Пальцы оттягивают сосок. Я крепко зажмурилась, сдерживая слёзы.

– Пожалуйста.

Толчок бёдрами. Нет, только не так. Только не здесь…

– …пожалуйста.

Чужая, требовательная рука скользнула по ноге от щиколотки до самого верха – мужские пальцы нашли край трусиков.

– Прошу тебя, – захныкала я, хлюпая носом. – Умоляю, не надо… Кирмос!

Он замер – прямо так, прильнув губами к моему знаку соединения на шее, а рукой так и не добравшись до белья, позорно намокшего от нежеланных ласк. Я крепко сжала ремни, втянула душный и терпкий воздух. Ещё целую секунду горячие волны его безумия и моего исступления гоняли по венам кровь.

Миг – и нет больше влажных и жарких прикосновений, нет больше удушающей страсти и крепких объятий.

Я открыла глаза.

Кирмос ждал этого. Он стоял в двух шагах, смотрел на меня, не отрываясь, и было в этом взгляде нечто такое… больше не алчное. Азарт и жадность исчезли, уступив место… стыду? Сожалению? Нежности?

– Отпусти меня, – задыхаясь, потребовала я. И добавила: – Пожалуйста.

Ментор окинул меня взглядом – растянутую на этом ужасном приспособлении, измотанную, с алыми распухшими губами и оголённой грудью. И в полнейшей панике.

– Ещё секунду, – он снова обнял меня, положил ладонь на затылок, зарылся пальцами в волосы, уткнулся в макушку и глубоко вдохнул.

Постоял так какое-то время.

Этот трогательный жест, который раньше казался мне милым и родным, сейчас выдавал в менторе настоящего безумца. Быть может, те сказки про подвалы Варромара вовсе и не были сказками. Он прятал, всё это время прятал свою душу за лоскутами заботы и строгости.

Нет названия у того странного чувства, что завладело мной в этот момент. Ощущение полнейшей зависимости и в то же время противоречивой гармонии. Обнажённая грудь упиралась в грубую ткань его сорочки, и это тонкое препятствие, отделяющее моё тело от его, было последним, что ещё удерживало мой разум в сознании. Это было болезненное совершенство, которое прокатывалось внутри обжигающими разрядами и находило выход там, где влажной от пота кожи касались его пальцы – по линии роста волос на шее, под рёбрами, у самого сердца.

Я притихла, завороженная и увлечённая его частым дыханием. Оно звенело в моих ушах громче собственного.

Щёлкнули застёжки, и мои руки сами собой упали ему