В поисках Витослава (СИ) - Лактионов Владимир

— Что мне делать сейчас? Куда идти?

— Куда хочешь, направление роли не играет.

— Можешь дать хоть маленькую подсказочку?

— Будь смелее! Не прячься за чужие спины. Ты можешь многое!

— Я ничего не знаю, я ничему такому не учился.

— А ты пробовал? Давай, вставай, пойдем к морю и посмотрим, на что ты способен. Давай, давай, не ленись!

Я, кряхтя, встал и с кислой миной поплелся к полосе прибоя.

— Субстанции, не имеющие собственной формы, благодатны для творчества, — начал свой урок Лад. — Вот, смотри.

И он повернулся лицом к морю. Тотчас метрах в пяти от него вынырнула его голова, будто сделанная из стекла. Она стала приподниматься, показались плечи, грудь. Лад, стоя лицом к лицу сам с собой, помахал двойнику рукой. Спустя секунду тот ответил тем же. Лад состроил гримасу — стеклянный двойник тоже скорчил рожу, но не такую, как у Лада.

— Скажи что-нибудь, — крикнул Лад.

— Буль-буль, — ответил двойник.

— Ах, вот ведь незадача, ну, ничего сейчас поправим, — и Лад развел руки в стороны ладонями вперед. Двойник стал непрозрачным, его кожа и волосы приобрели натуральный цвет.

— О-го-го! — воскликнул Лад.

— Ха-ха-ха! — залилось смехом его отражение.

— Теперь пробуй ты, — обратились они оба ко мне.

В задних карманах джинсов стало горячо, я сунул туда руки и ощутил, как сильно нагрелись оба камушка.

— Нечестно! — заявили оба Лада. — С фаритонами каждый может!

— Я разок с ними, а потом попробую без, — брякнул я, не зная, что делать дальше.

— Посмотри вверх, — тихо шепнул на ухо Арфин.

Я задрал голову, но ничего особенного не увидел: все звезды были на месте.

— Не так, — шепнул в другое ухо Архиз, — смотри сквозь собственную макушку!

Я хотел спросить у него, как это: смотреть сквозь собственную макушку, но тут же понял, как это делается, и увидел в полуметре над собственной головой самого себя, будто отраженного в громадном зеркале. Мое отражение было прозрачным и невесомым, но каким-то странным образом я ощущал и его самого, и окружающий мир через его органы чувств. У меня закружилась голова, и я, оглушенный и мгновенно потерявший всякий интерес к происходящему, рухнул в набегающую волну.

XXI. Прелюдия и фуга

Лад позволил мне как следует испугаться, но не дал окончательно захлебнуться. И, пока я, сидя в полосе прибоя, откашливался, отплевывался и отахалицеливался, он стоял рядом и молча смотрел на меня сверху вниз.

— Спокойнее надо быть, спокойнее. Старайся просто помнить, что ты продолжаешься еще на два метра вверх, и будешь это просто чувствовать. Ну что, отматерился? Что это за странное выражение: «Ахали цели»?

— Его начал использовать Ядринец. Если очень хочется выругаться матом, скажи это словосочетание. По-грузински это означает просто «новый год». И тебя попустит.

— За свою бытность я наслышался всякого — от «гот дэм» и «факен кул» до «аз ох-н-вей» и «э́йзэ ха́ра»… Ладно. Спасибо, как-нибудь попробую. Теперь попытайся сделать, как делал я… Э-э-э, стой! Двойника оторвать от себя невозможно!

— А как же я суну его в воду?

— Думай!

— Есть вариант: сделать двойника для самого двойника!

— Замечательно. Вперед!

И вот, через несколько минут мучений из моря высунулась моя голова и ехидно показала язык.

— Покажись весь!

— Прозрачный я выбрался на берег и застыл в ожидании.

— Раскрась его!.. Вова, я просил раскрасить, а не изменять пропорции разных частей тела. Я понимаю: каждый уважающий себя мужчина хочет, чтобы эта штука была подлиннее. Но не будем корректировать природу. Теперь пускай он пойдет за мной, а ты садись, закрой глаза и постепенно перенеси в него свое сознание.

Третье головокружение за один день оказалось перебором, и я попросту вырубился.

Когда я открыл глаза, море выглядело гораздо спокойнее, Лада не было, а мои попутчики, как ни в чем не бывало, сидели за столом и попивали двухцветное вино.

— Он пришел в себя, — констатировал Афиноген.

Я откашлялся, и моими первыми словами были: «Где Лад?».

— Ушел, — ответил Сихаэль, и увел твоего двойника.

— Эйзэ хара! — сорвалось у меня с языка.

— Первый урок Лада не пропал даром? — пошутил протоиерей, и тут же прикусил язык. — Воистину не пропал, — тихо добавил он, рассматривая вынутые изо рта окровавленные пальцы.

— Кажется, я начинаю догадываться, — задумчиво сказал Сихаэль.

— О чем?

— Я ведь был свидетелем того, как уходила община.

— Расскажи.

— Я никому и никогда этого не рассказывал… В общем, те, кто уходили, были не люди. Это были — вон, как двойник его двойника… За Ладом шли фантомы. Генерал со своей зазнобой… Они оказались в конце процессии, их убили, а они, как ни в чем не бывало, встали и пошли… И в остальных стреляли, а им ничего не делалось… Лад шел той же самой странной походкой, что и сейчас… Вова, ты ведь хотел встретиться с ушедшими?

— Почему Лад не пригласил и меня? Я очень хочу увидеть своего брата, — возмутился Афиноген.

— Встретим Лада в следующий раз, обязательно спросим об этом. Смотрите-ка: Локи молчит. Репех, на тебя это непохоже. Что-нибудь случилось?

— Когда Вовин двойник высунул из воды голову, я хотел пошутить, но неожиданно оцепенел и не смог, ни пошевелиться, ни, даже что-то сказать. Ох, и силен же этот Лад. Кто вообще он такой?

— Кое-что мы поняли (Это Афиноген). Мы поняли, КАК он увел людей. Осталось понять, КУДА.

— Для этого нужно, используя его методику, сделать двойника и походить им туда-сюда (Это Сихаэль). Авось, что-нибудь получится!

— Я пока пас! (Это я). — Я уже находился… Мне нужен отпуск!

— Я не играю (Это Репех).

— Естественно, ведь ты — не человек. Итак, кто пойдет?

— Предлагаю жребий. Камень-ножницы-бумага. Знаешь такой?

— Раз, два…

Сихаэль предпочел «ножницы», у Афиногена выпала «бумага», и он страдальчески сплюнул.

— Вот так всегда… Локи, подстрахуешь?

Афиногенов двойник вышел мало похожим на человека.

— Что это за каракатица у тебя получилась?

— Вам его видно?

— Видно, и мы его боимся. Неужели, это твоя суть?

— Он изменился, когда я прошел посвящение в лицее Трисмегист. Тогда же я стал герцогом Валефором… Дела давно минувших дней… Потом расскажу.

— Ладно, — лицо Сихаэля изобразило отчаянную готовность ко всему, и двойник его двойника сделал несколько решительных шагов в одну сторону, потом развернулся на одном месте и повторил столько же в противоположную.

— Не та походка! — Крикнул Афиноген. — Больше крути тюрнюром!

— Тюрнюр — это что?

— Подушечка под задницей у дам конца девятнадцатого века.

Сихаэль прошелся еще раз.

— Фигня это все, причем здесь походка?..

— Может, разденешься до пояса?

— А может, полностью?

— Ребята, у нас кризис жанра! Что следует делать в таких случаях?

— Расслабиться и предаться удовольствиям, а когда придет время, идея сама нас найдет!

— Или нет!

— Или нет, но будем надеяться!

И мы снова сели за стол, а с неба тихонько начало журчать восхитительное анданте фа-мажор. И тут голос подал ранее молчавший Бах.

— Господа, в чем, собственного говоря, проблема? Извините, что я вмешиваюсь…

Все посмотрели, почему-то, на Афиногена, и тот, прокашлявшись, толкнул восхитительную пятиминутную речь, наполненную деепричастными оборотами и сложноподчиненными предложениями, но никак не проливающую свет на происходящее.

— Тебе бы политиком стать, — не скрывая удивления, заметил Сихаэль, — надо же, так запутать простой вопрос, что даже я, прекрасно зная, в чем дело, увяз в твоем хитросплетении слов.

— Видите ли, — продолжал композитор, — я не силен в магии, но кое-что смыслю в музыкальной композиции, и вот, что я вам скажу. Многие музыкальные произведения, как вы знаете, состоят из двух частей — прелюдии и фуги. В чем разница между ними? Первая более сообщает о факте, отвечая на вопрос: «Что?», вторая склонна обсуждать этот факт, поднимая вопрос: «Как?». Так вот, уважаемый Афиноген, ваше повествование — скорее фуга, содержащая много подробностей, скрывающих от непосвященного ума главную тему. Понимаете, о чем я?.. Попробуйте отбросить полифонию, контрапункты и сосредоточиться на главном. Я достаточно ясно выражаюсь?