В поисках Витослава (СИ) - Лактионов Владимир

— У этого мира нет солнца? С тех пор, как мы сюда попали, небесная сфера сделала уже больше половины оборота. Вокруг чего тогда вращается эта планета?

— Она обязательно должна вращаться вокруг чего-нибудь еще, кроме собственной оси?

— Не знаю, но в нашем мире всегда так.

— А здесь, похоже, Терра летит сквозь космос по прямой, и будет так лететь, пока ее не захватит какая-нибудь звезда.

— И что тогда?

— Если расстояние между ними будет небольшим, у Терры появится вероятность сгореть. В противном случае, на ней просто станет светлее и теплее.

— Когда это может случиться?

— Не переживай, у нас в запасе миллион лет, а может, больше.

— Не пора ли перекусить?

— Господа маги, я предлагаю соорудить здесь стол с напитками и закусками, а также палатку с кариматами, и сделать это всем сообща. Чур, я делаю стол, стулья и палатку! (Это Сихаэль).

— Тогда я делаю чё выпить и закусить! (Это Афиноген).

— А я — чё посмеяться! (Это Репех). Вова, а за тобой — ложки, вилки, тарелки, салфетки…

— Я не умею.

— Что тут уметь? Оглянись: они действительно за тобой!

— Я обернулся: сзади на камнях действительно валялись предметы сервировки — серебряные ложки и вилки, хрустальные бокалы и салфетки, щипчики, солонки и перечницы, и много, чего еще. И тут меня осенила идея.

— Ребята, давайте позовем Баха?

— Ну, сходи за ним. А со столовыми приборами мы уж сами как-нибудь разберемся.

— Да уж, да уж, — поддакнул Локи.

— А что я ему скажу?

— Скажешь: «Приглашаем на праздничный ужин!», «Мир ладн ир цу а фестив митог!». Запомнил? Удачи!

И я поплелся к Баху.

На прежнем месте композитора не оказалось. Я поискал глазами: ах, вот он, спит, растянувшись прямо на земле среди роз…

— Герр Бах, герр Бах!

— Вас? Вер бист ду?

— Не понял…

— Что ты не понял?

— Вы говорите по-русски?

— Нет, извольте слышать, я говорю по-немецки.

— А я?

— И вы по-немецки, как и я, с тюрингским акцентом. Чего, собственно, вы хотите?

— Я приглашаю вас на праздничный ужин по поводу рождения еще одного чуда света. Идемте, вы все увидите своими глазами. Вы не торопитесь?

— В этом мире время идет медленнее, чем на Земле. Здесь я уже два дня, а дома прошло не более получаса. Это очень удобно… Нет, не тороплюсь. Кристиан Людвиг Гогенцоллерн заказал мне несколько светских концертов, причем, попросил, чтобы я сделал ему посвящение, а я все никак не настроюсь… Ведь я пишу духовную музыку. Вдобавок, я не взял с собой никакой еды, поэтому с удовольствием приму ваше предложение, таинственный незнакомец.

Палатку, стол с яствами и друзей, собирающих крабов — так мне показалось поначалу — мы увидели издалека.

— Скажите, чем заняты эти почтенные люди?

— Вроде бы, крабов собирают, или… Я не знаю!

Локи сидел за столом и жевал селедочные кости и шкурку.

— А сама селедка где?

— Я ее выбросил, она невкусная. Вот шкурка — это да! — И Репех причмокнул от удовольствия.

Афиноген и Сихаэль стояли чуть поодаль, согнувшись в три погибели, но, не шевелясь, и употребляя всю свою энергию на ругательства.

— Что с вами?

— Мы хотели собрать вилки и ложки…

— И что?

— Они будто приклеенные, не поднимаются, и пальцы от них не отрываются… Это все он! — Сихаэль кивнул головой в сторону озорника.

— Но ведь, смешно же! — откликнулся тот. — Бах, тебе смешно?

— Нет, — ответил опешивший композитор.

— Локи, кто у нас председатель магучсовета?

— Ну, ты.

— Посему слушай мое распоряжение: данную шутку прекратить!

— А то что?

— Я пожалуюсь Ладу. Ты, кажется, недавно был лужицей?

— Ладно, ладно, все свободны! Хотя, могло бы так статься, что ты не успел бы пожаловаться.

— Успел бы. Я уверен: Лад в курсе всего, что с нами происходит.

— А ну-ка, позови его, если он в курсе, то…

— Лад, Лад, Лад!!!

— И Лад появился. Он вышел прямо из моря, такой же босой, такой же по пояс голый, и, как я заметил, абсолютно сухой. Он остановился в полосе прибоя по колено в волнах и молча уставился на нас. У Баха вспотела переносица и, как он сам потом рассказывал, не только переносица и не только вспотела.

— Что?

— Не побрезгуй нашим гостеприимством, милости просим к столу, надо же отметить такое событие: рождение нового артефакта!

— Благодарствуйте. Ба, да у вас в гостях сам Иоганн Себастиан! Здравствуйте, маэстро!

— Здравствуйте, господин Винкель.

Настал наш черед впасть в ступор.

— Вы знакомы?

— Не отвечая на наш вопрос, Лад продолжал.

— Маэстро, что вы так переживаете? У вас есть шесть неизданных и неопубликованных концертов, написанных еще пять лет назад. Добавьте к ним посвящение — и все.

— Спасибо за подсказку! — заулыбался композитор.

— А сейчас, — продолжил свою речь Лад, — мы сядем за стол, а с неба будет литься ваша музыка, шесть ваших концертов, которые вы, вернувшись домой, назовете Бранденбургскими.

И было так. Мы расселись вокруг стола, разлили вино по бокалам, и с одной стороны бокала оно было красным, а с другой — белым.

— Как интересно, — задумчиво проговорил Сихаэль, вращая бокал перед глазами, — как это получилось, и чем вообще отличается красного вино от белого?

— Технологией, — неожиданно ответил Лад. — Белые вина производятся исключительно путём брожения виноградного сока, в производстве красных используется еще кожица и косточки винограда, которые и придают вину красный цвет. А еще, в кожице находятся танины, делающие красное вино более терпким, и в нем больше витаминов…

— Ты кто? — неожиданно спросил маг.

— Ты угадал, — ответил Лад после секундной паузы. И, повернувшись к святому отцу, спросил: «Это — то самое вино?».

— Да. Это — то самое вино, в которое Иисус превратил воду в Кане Галилейской во время свадебного пира.

— Почему оно двухцветное? Кстати, этого в писании нет.

— Там много, чего нет, но это не значит, что этого нет вообще. Например, в писании нет коал, но, тем не менее, в природе они существуют и здравствуют.

— А как вы считаете, маэстро? — спросил Лад. — В ваших произведениях это выражено достаточно отчетливо. Вы противопоставляете прямое переживание сути христианства его оболочке, выражаете невыразимое и повествуете о неизъяснимом. Как я погляжу, это случается даже в светских концертах. У вас там есть чу́дные анданте и адажио.

— А остальное?

— Остальное — балаган… Извините.

— Вы против христианства?

— Ни «против», ни «за». Я за истину. А истина не может быть выражена никакими идеями. Ведь само религиозное чувство — не более чем переживание. А оно одинаково и у христиан, и у иудеев, у мусульман и у кришнаитов.

— И все-таки? Как вино в бокале получилось двухцветным?

— А ты его перемешай!

— Не перемешивается… Понял, это свойство самого бокала! Если он пустой, он белый, если с вином… Здорово придумано! А в христианстве что-нибудь сказано по поводу чудес?

— Косвенно. Например, евангелист Матфей однажды проговорился: «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе».

— Где пример?

— Вот! — Афиноген кивнул головой в сторону пяти световых столбов. И столбы еле заметно кивнули ему в ответ.

И тут, как мне показалось, настал мой звездный час, и я спросил Лада, где мои друзья и вообще, вся община Ядринца?

— Ты ведь сейчас не убежишь, не исчезнешь и не испаришься? Стало быть, не уйдешь от ответа. Я не буду спрашивать, кто ты, я хочу только узнать, где мои друзья?

— Я бы рассказал тебе, но ты не готов.

— А когда я буду готов?

— Зависит от тебя.

— Что я должен делать для того, чтобы побыстрее стать готовым?

— Ничего особенного. Проявлять пытливость и находчивость и, самое главное, не лениться постигать новые истины. У тебя хорошее окружение, воспользуйся этим.