Объясняя постмодернизм - Стивен Хикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом Кант считал, что развитие человеческого рода не связано ни со счастьем, ни с самореализацией: «Природа беспокоилась вовсе не о том, чтобы человек жил хорошо»[170]. Индивидуальная личность и даже все живущие ныне люди есть только одна из стадий всеобщего процесса, и их страдания не имеют значения в свете конечной цели природы. Если точнее, Кант утверждал, что человек должен страдать и заслужил это. Человек – это греховное существо, существо, которое склонно следовать своим желаниям, а не требованиям долга. Отзываясь эхом на Руссо, Кант обвинял человечество в том, что оно выбрало разум, в то время как наши инстинкты могли бы служить нам, в совершенстве исполняя свою роль[171]. И теперь, когда разум проснулся, он соединился с личным интересом для того, чтобы преследовать любые бесполезные и развращенные желания. Поэтому, писал Кант, сам источник нашей пресловутой свободы есть также наш первородный грех: «История свободы начинается со зла, ибо она дело рук человеческих»[172].
Кант предупреждал нас: «Но нам еще многого недостает, чтобы считать нас нравственно совершенными»[173]. Человек – это существо, сотворенное из «корявого дерева»[174]. И нужны могущественные силы для того, чтобы выпрямить нашу извращенную природу.
Одна из этих сил – мораль, мораль строгого и бескорыстного долга, который противостоит животным наклонностям человека. Нравственная жизнь такова, что ни один рациональный человек не захочет «жить дольше, чем это действительно возможно»[175], но долг человека перед жизнью состоит в том, чтобы развивать себя[176], а следовательно, и свой род. Природа сама прививает такое понимание морали человеку, и это внушение является одной из ее движущих сил.
Другая сила, которая может выпрямить искореженное дерево, это политика. Человек «есть животное, которое, живя среди других членов своего рода, нуждается в господине». И так происходит оттого, что «его корыстолюбивая животная склонность побуждает его, где это ему нужно, делать для самого себя исключение». Кант разработал свою версию общей воли Руссо. В политическом отношении человек «нуждается в господине, который сломил бы его собственную волю и заставил его подчиняться общепризнанной воле»[177].
Однако строгого чувства долга и присутствия таких политических властителей недостаточно. Природа изобрела дополнительную стратегию для достижения человечеством высокой ступени развития. Эта стратегия – война. Как написал Кант в своем эссе «Идея всеобщей истории», «средство, которым природа пользуется для того, чтобы осуществить развитие всех задатков людей, это антагонизм их в обществе»[178]. Поэтому конфликты, антагонизм и войны – это хорошо. Они уничтожают много жизней, но они являются природным средством достижения высшей ступени развития человеческих способностей. В эссе «Предполагаемое начало» Кант прямо заявил: «На той ступени культуры, на которой человечество еще стоит, война является неизбежным средством, способствующим ее развитию»[179]; «Мир был бы моральной катастрофой, поэтому мы не должны уклоняться от войны»[180].
Кант надеялся, что из такого личного самопожертвования и войны между государствами сформируется развитое в совершенстве человечество – интернациональная и космополитическая федерация государств, которые будут жить в мире и гармонии друг с другом и сделают возможным полноценное нравственное развитие своих граждан[181]. Затем, как Кант заключил в эссе 1794 года «Конец всего сущего», люди в конце концов смогут подготовить себя к Судному дню: «Помилование или проклятие – таков приговор всемирного судьи, означающий конец всего сущего»[182]. Это тайный план природы, этому суждено случиться; поэтому мы знаем, чего нам ждать.
Гердер о мультикультурном релятивизме
Иоганн Гердер считал, что наше будущее не будет столь радостным. Иногда его называют «немецким Руссо»[183]. Гердер изучал философию и теологию в Кенигсбергском университете. Его профессором философии был Кант, и в Кенигсберге Гердер также стал учеником Иоганна Хаманна.
Гердер – истинный кантианец в своем пренебрежении к интеллекту, хотя, в отличие от пассивного и жесткого Канта, он вносит почерпнутую у Хаманна активную и эмоциональную составляющую. Гердер писал: «Я здесь не для того, чтобы думать, а для того, чтобы быть, чувствовать, жить!»[184]
Отличие Гердера заключается не в его эпистемологии, а в его анализе истории и судьбы человечества. Он задается вопросами: какой смысл мы можем увидеть в истории? есть ли у истории план или это просто набор случайных событий?
План есть[185]. Историю, утверждает Гердер, движет необходимое динамическое развитие, которое постепенно подталкивает человека к победе над природой. Это необходимое развитие завершается достижениями науки, искусства и свободы. Пока что Гердер не оригинален. Христианство считало, что божественный план для человечества придает истории необходимую динамику развития. Мыслители Просвещения также прогнозировали победу цивилизации над жестокими силами природы.
Но мыслители Просвещения постулировали универсальную человеческую природу, они считали, что человеческий разум может одинаково развиваться во всех культурах. Из этого они сделали вывод о том, что все культуры в конечном итоге смогут достичь одинаковой степени прогресса, и когда это произойдет, люди устранят все иррациональные суеверия и предрассудки, которые их разделяют, и тогда человечество придет к космополитическому и мирному либеральному общественному строю[186].
Ничего подобного, говорит Гердер. Наоборот, каждый народ – это уникальная «большая семья»[187]. Каждый обладает особой культурой и сам по себе является органичным сообществом, имеющим свое прошлое и будущее. Каждый народ по-своему гениален, и у каждого народа есть свои особенности. И разные культуры неизбежно противостоят друг другу, поскольку каждая культура выполняет свое предназначение и имеет уникальный путь развития, который вступает в конфликт с путями развития других культур.
Является ли этот конфликт неправильным и плохим? Нет. Согласно Гердеру, нельзя выносить такие суждения. Суждения о хорошем и плохом складываются внутри определенной культуры, согласно целям и стремлениям этой культуры. Стандарты каждой культуры берут начало и развиваются, исходя из ее особых потребностей и обстоятельств, а не из универсального набора принципов. Итак, заключил Гердер, «давайте не будем делать обобщающих суждений о том, что приводит к улучшению ситуации»[188]. Таким образом, Гердер настаивал «на строго релятивистской интерпретации прогресса и человеческого совершенства»[189]. Соответственно, каждую культуру можно оценивать только по ее собственным стандартам. Нельзя судить об одной культуре с точки
