Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему - Евгений Викторович Бульба

Итак, зеркальные нейроны совершенно необходимы для всего, что связано с имитацией и участием в совместной деятельности: охоте, бегстве, воспитании, любом эмоциональном общении… Проще говоря – все, что связано с общением с себе подобными.

Первый шаг к такому «подстраиванию» – прочувствовать, что происходит в уме партнера. Потом повести себя так, чтобы достигнуть совместной цели – ну или, наоборот, личной – если альфа-самец в гневе, то разумнее убежать, чем просить его поделиться добычей. Из этого следует, что животные, которые способны чувствовать и прогнозировать поведение окружающих, считают, что их партнер также обладает разумом, поскольку он способен менять свое поведение в зависимости от того, что происходит. Каждое животное эмпатирует партнера и потом производит сложнейший анализ, пытаясь предсказать, какой именно план поведения сейчас рождается в мозгу соседа. Это предполагает, что такие животные наделяют окружающих разумностью.

Это важный момент, который сказывается на поведении незаметным, но очень серьезным способом. Предположение, что животные начинают расшифровку действий окружающих с того, что считают их действия разумными, получило название теории разума.

Зеркальные нейроны используют набор нейробиологических средств наблюдателя для того, чтобы он мог ощутить с помощью своего рода внутреннего моделирования то, что происходит с другими, теми, за которыми он наблюдает. Зеркальный резонанс является нейробиологической основой спонтанного, интуитивного понимания, основой Theory of Mind. Этот резонанс может не только пробудить в наблюдателе представления, вызвать мысли и чувства, при определенных условиях он может вызвать также изменения биологического состояния организма[72].

Размышляя над теорией разума, мы приближаемся к одной из сложнейших загадок нашего бытия. Мы, как и другие животные, прогнозируем поступки окружающих, строим догадки о том, что партнер сейчас сделает, и планируем свое поведение так, чтобы соответствовать партнеру. Посмотрите, например, как понимают друг друга волейболисты или с какой скоростью реагируют и просчитывают действия противника профессионалы настольного тенниса. Прогнозируя действие других, животное подразумевает, что они разумны и запланированы на несколько шагов вперед. Это помогает моделировать свое поведение на более длительное время – не только на несколько секунд, как у примитивных видов, но и на «долгое совместное будущее».

Рефлексия

Фундамент многих из наших самых нравственных и сострадательных поступков глубже и старше человеческих культур[73].

Роберт Сапольски

Если у животного есть теория разума окружающих, то как быть с собой? Ведь знание того, кто твой партнер, – это половина дела. Есть ли у животных теория разума себя? Иными словами, есть ли у животного способность воспринимать себя как бы со стороны, смотреть на себя чужими глазами, понимать, как тебя воспринимают другие? Ведь для сложного взаимодействия животное должно понимать, что партнер тоже планирует твои действия. Иначе теряется смысл – ты под него подстраиваешься, а он под тебя – нет. Значит, животное должно обладать «образом себя» – рефлексией. (Безусловно, здесь речь идет только о сложноорганизованных животных.) Как это происходит? Как у животных появляется примитивная рефлексия, постепенно усложняющаяся до сложного человеческого самосознания?

Очевидно, что для полноценного самосознания необходимо две взаимозависимые части – эмпатия и рефлексия. Как уже говорилось, зеркальное поведение есть у многих видов, постепенно оно эволюционировало до полноценной эмпатии, которая в свою очередь необходима для рефлексии. Собственно, можно сказать, что это два проявления одного процесса – эмпатичного взаимодействия. Это взаимодействие требует не только чтобы мы воспринимали другого как часть себя и могли предугадать его действия, но и обратного процесса – чтобы мы представляли, как партнер в своем сознании описывает нас самих. То есть чтобы мы воспринимали себя отстраненно, как внешний объект, каким мы являемся для другого существа. И, таким образом, могли бы предсказать поведение одного субъекта по отношению к другому.

Наука худо-бедно сформировала понимание того, как работает эмпатия и откуда она взялась. С рефлексией гораздо сложнее. И опаснее. Эта тема подозрительно близко подобралась к святая святых – теории личности. В разделе «Самосознание» излагались факты, которые позволяют предположить, что рефлексия есть у высших животных. Но каков ее механизм?

Одна из гипотез гласит, что к рефлексии причастны веретенообразные нейроны. Это особый вид нейронов, они немногочисленны, и их невозможно спутать с другими: у них особая вытянутая форма и по клеточным стандартам они гиганты. Открыты эти клетки относительно давно – в 1930 году неврологом Константином фон Экономо, по имени которого их иногда и называют. Нейроны фон Экономо остаются загадкой по сей день. Как и в случае с зеркальными нейронами, они участвуют в разных нейропсихических механизмах.

Зеркальные нейроны можно обнаружить функционально – регистрируя их реакцию. Соответственно, можно предположить, что они или их аналог есть у всех животных, способных к «зеркальному поведению». Их сложно обнаружить непосредственно, но легко косвенно. С нейронами фон Экономо все наоборот – они отличаются от других нейронов. И поэтому можно уверенно говорить, что те животные, у кого они есть, обладают схожими реакциями. Это приматы (человекообразные и макаки), китообразные и слоны. Это эволюционно далекие группы, значит, эти нейроны у них развились параллельно, а не получены от общего предка (иначе они были бы найдены у более близких родственников).

Про нейроны фон Экономо почти забыли – их функция была неясна, и в общей массе мозга они чрезвычайно редки – их всего 500 тысяч, в то время как мозг человека содержит более 100 миллиардов нейронов. Вспышка интереса к ним вновь возникла в 1990-х. Дело в том, что это чрезвычайно длинные клетки, соединяющие между собой участки коры головного мозга, отвечающие за сложное поведение. Кроме того, они соединяют лимбическую систему с разными участками коры. В общем, они оказались очень удобным претендентом на звание органа, отвечающего за сложное социальное поведение. Это логично, потому что веретенообразные нейроны соединяют отделы, отвечающие за внутренний мониторинг, с отделами коры, отвечающими за сложную когнитивную деятельность, – иначе говоря, они помогают понять, как мы чувствуем и ощущаем свое состояние. Это уж совсем подозрительно похоже на функцию самоощущения, на примитивное «Я». Дополнительным подтверждением роли этих нейронов явилось то, что при их повреждении наступает социальная деградация. При этом степень деградации прямо связана с количеством поврежденных клеток.

Зеркальные и веретенообразные нейроны дают пищу для гипотез. Но, даже не будь их, наблюдение сложного поведения животных должно натолкнуть на мысль, что без четкого анализа себя как объекта невозможно не только взаимодействовать с партнерами, но и исследовать и запоминать местность, охотиться и скрываться, рассчитывать скорость бега и длину прыжка, производить