Развод.com - Ольга Сергеевна Рузанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но выходит — не рассчитала силы. Ильяна прошлась солью по моим ранам и напомнила о том, сколько раз я была предана.
Пока меня везут до больницы, несколько раз измеряют давление и слушают сердцебиение ребенка. Задают уточняющие вопросы. Меня больше не мутит — наверное, причиной действительно были приторные духи певицы.
Потом приемное отделение, кипа бланков, разрешений и заявлений. Я все ещё чувствую слабость, поэтому вынужденно прошу о помощи. Самой мне все это не заполнить.
Медсестра вписывает данные моих документов в бланки и вдруг задает вопрос, который вгоняет меня в ступор:
— Кому из близких вы доверите информацию о вашем здоровье?
Поставив локоть на стол и закрыв ладонью глаза, я задумываюсь.
А кому?...
Маше? Денису? Иде?...
Боже мой, какой бред!... Какое им дело до моего здоровья? Они все близки мне иначе.
Может, Галине Семеновне?
Нет, точно нет. К чему ей тревоги в таком возрасте?
— Наталья? — негромко зовет девушка, — Можно указать телефоны родителей, брата или сестры.
— У меня никого нет, — проговариваю глухим голосом.
— Тетя?... Дядя?...
— Нет, — мотаю головой, — Нет...
— Отец ребенка?
Почувствовав неожиданную и дико необходимую мне сейчас с ним связь, киваю. Какой бы сильной ни была на него обида, Рома продолжает оставаться единственным близким мне человеком. Ближе никогда никого не было.
— Вы можете посмотреть номер в вашем телефоне, — подсказывает, очевидно, начав испытывать нетерпение.
— Я помню.
Диктую цифры по памяти, и когда, получив мою подпись, медсестра уходит, решаю ему позвонить.
Березовский отвечает уже на втором гудке.
— Гайка?... Что случилось?
Мое горло перехватывает спазмом.
— Рома... я в больнице.
— Что?! В какой?! Почему?!
Его неподдельные участие и тревога за меня отзываются в груди болезненным уколом. Малыш в животе бьет ножкой.
— Почувствовала себя плохо на съемке.
— Блядь... Наташ... сердце?
Слышу, как хлопает дверь, посторонние голоса, которые постепенно стихают, и гулкий звук его шагов.
— Не знаю пока... сейчас уже значительно лучше.
— Какая больница?
— Не нужно приезжать, Ром. Вряд ли тебя пропустят.
— Какая больница, Гайка? Я все равно узнаю.
Тяжело вздохнув, я уступаю. Называю больницу, в которую меня привезли, и отключаюсь.
Потом начинаются стандартные процедуры. Первым делом — обследование и беседа с врачом.
— Боли в сердце, анемия и одышка — нередкие явления у беременных. Если не беречь себя, недостаточно качественно питаться и жить в состоянии стресса, то можно потерять ребенка, — рассказывает доктор, разглядывая мою кардиограмму.
— Все так серьёзно?
— Не критично, потому что патологий я не вижу, — короткий взгляд на мое лицо, — но в больнице придется задержаться.
— Это из-за нервного перенапряжения? — спрашиваю я.
— Вы нервничали?
— Да.
— Будем выяснять, — кивает он и отправляет в кабинет УЗИ.
Обошлось. От колоссального облегчения на коже выступает испарина. Обещаю, мысленно клянусь себе, что больше не допущу подобного. Что буду неукоснительно выполнять все предписания и назначения врачей и совсем-совсем перестану нервничать.
Лежа на кушетке около аппарата УЗИ, пытаюсь настроить себя на позитив.
Глава 23. Роман
— Боюсь, что с ним что-то не так, Ром, — всхлипывает Гайка.
Напряжение резко бьет в грудь, потому что в кабинете наконец-то появляется женщина средних лет, в белоснежном медицинском костюме и с маской на лице.
Ее глаза по-доброму улыбаются.
— А что это мы такие печальные? — смотрит она то на меня, то на Наташу и натягивает латексные перчатки.
Мы оба молчим, сдерживая беспокойство каждый у себя внутри.
Я вспоминаю молитвы. Все какие знаю. Мысли хаотичными стрелами кружатся по черепной коробке.
Только бы живой! Только бы живой и здоровый!...
Узистка с лучистыми, улыбчивыми глазами настраивает аппарат со множеством кнопок, как в кабине пилота. Нажимает на них в определенной последовательности, а затем разворачивается и ласково просит:
— Пониже, пожалуйста.
Наташа послушно съезжает на кушетке и снова испуганно смотрит на медработницу, а я не могу отвести взгляда от аккуратного, идеально круглого живота, по низу которого она датчиком размазывает прозрачный гель.
Подмигиваю Гайке, чтобы хоть как-то развеселить. Уставляюсь на грудь, небрежно приоткрытую от волнения и тут же спрятанную, потому что я спалился.
Наташа раздраженно закатывает глаза.
— Так… У нас срок какой? — делает записи узистка.
— Двадцать одна неделя и три дня, — слабо отвечает. — Это по месячным.
— Хорошо. Сейчас посмотрим.
Забросив руки в карманы брюк и вытянувшись струной, прищуриваюсь. Пытаюсь на серо-чёрном, мелькающем экране хоть что-то разглядеть, но вижу только размытые пятна.
— Малышок лежит головкой вниз. Давайте с неё и начнем.
— Хорошо, — как испуганный воробей пищит.
На экране вокруг головки нашего сына ставятся точки, который образовывают круг.
— И измерим бедро, — перемещает датчик выше пупка.
Я наконец-то начинаю хоть что-то распознавать, особенно когда вижу лицо или руки.
— Вес четыреста пятьдесят грамм, что соответствует двадцать первой — двадцать второй неделям беременности.
— Он здоров? — беспокойно спрашивает Наташа. — С ним все в порядке? Это можно как-то посмотреть?...
— Смотрим, не переживайте, — по-матерински успокаивает узистка. — Плацента по передней стенке. Хорошая. Пальчики… Видите? — обращается уже ко мне.
— Да, — хриплю в ответ. — Я вижу.
— Разволновался, папочка!...
Она приближает изображение с помощью мышки на панели и делает очередные замеры.
— Видите? Сердце бьется. Новые технологии, раньше такое было невозможно. А сейчас вот — всего два сантиметра, а можно даже сосуды посмотреть… Я пятнадцать лет в этом кабинете принимаю и до сих пор привыкнуть к этому аппарату не могу. Ой, ножкой стучит… Дайте сюда руку, — тянется ко мне.
Я делаю шаг и прикладываю ладонь чуть правее от пупка. Наташа, не успев возразить, обхватывает моё запястье и прикрывает глаза, когда моя рука начинает дрожать, потому что наш сын в неё легонько пинает.
Твою мать! Я не знаю, будет ли что-то в этой жизни прекраснее…
Снова ощущаю энергичный толчок.
Живой!!!
Сердце пропускает сумасшедшие по силе удары, кровь застаивается, потому что чувствую. Он живой!...
Мы с Наташей врастаем друг в друга взглядами. Как вспышка на солнце: сразу все друг про друга понимаем. Нет в мире двух частиц, более тонко чувствующих друг
