И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это же возмутительно! Как вы смеете! Если я расскажу своему отцу…
– Марин, успокойся, прошу тебя, – Омар отвел ее в сторону, чтобы надзиратели не могли их услышать. – Я не думаю, что они так поступили без приказа твоего отца.
– Но это невозможно! – сопротивлялась Марин. – Я всегда могла пройти к отцу, независимо от его состояния здоровья или ситуации внутри цирка. Неужели сейчас все стало настолько серьезным, что он решил отгородиться вообще ото всех!?
Омар одобрительно кивнул.
– Думаю, ты права, – сказал он вполголоса. – но мы никак не сможем узнать точно, по крайней мере, находясь здесь. Давай найдем Мартина, Иштвана, Катрин и остальных. Вместе придумаем что-нибудь.
– Ты иди к ним, а я пойду к маме, хочу ей рассказать.
Они обнялись и отправились в разные стороны темнеющих коридоров из шатров. У каждого из них бешено билось сердце и участилось дыхание, но не от того, что они бежали, словно Фидиппид (хотя и от этого тоже), но от того, что они чувствовали себя друг другу нужным. Они боялись друг друга сейчас потерять, хотя бояться было ровным счетом нечего. Но что поделать, когда два человека любят друг друга. Любовь может опьянять, может куражить, может ранить, а может вызывать приятное тепло. Любовь Омара и Марин объединяла в себе все эти свойства. Они любили и боялись своей любви. Они хотели быть вместе и любить открыто, но понимали, что этим только навредят друг другу. Идя в разные стороны цирка, они более десятка раз обернулись, дабы удостовериться, что все в порядке, он или она там, идет и улыбается. Живописно получается, не правда ли? Самое живописное качество человека – искренность, а самое живописное чувство – любовь. При сочетании любви и искренности получается великолепие, достойное высочайшего восхищения. Это может быть искренняя любовь к чему угодно: к небу, к Богу, к земле, к живописи, к людям, к поведению и качествам людей и т.д. Омар хотел быть художником в данный момент, чтобы запечатлеть навсегда милую улыбку Марин на полотне сотнями красок. Фотографии серы и скучны, не дают той жизни, которой хочется ощущать от увиденного, но краски всегда позволяли оживить человека, вот почему во все времена портрет, написанный рукой художника, будет выглядеть живее самой четкой и сложной фотографии. А когда они скрылись от взора друг друга, каждый из них с грустью вздохнул перед тем, как вновь надеть маску и на время запереть в темном чулане свои настоящие чувства.
Омар отправился на поиски друзей в «кварталы» и этим допустил оплошность. Мартин и Иштван стояли у Большого шапито со служебной стороны и беседовали с Моррейном. Он рассказал им о том, что за последний час произошло в «квартале» уродов, а они, позабыв даже возникшие сомнения относительно честности самого Алекса во многих действиях и его, и Апельсинового клуба, полностью с ним солидаризировались и пришли к общему мнению, что бойня эта до добра не доведет.
– Это последняя капля, однозначно, – резко высказался Иштван. – Еще покойный Дурре предупреждал, что однажды градус жестокости поднимется до такой степени, что никто терпеть больше не станет. В этот раз надзиратели слишком переусердствовали с исполнением приказа своего Хозяина, а может, так и было задумано…
Разумеется, Алексу были известны мысли Мариуса Дурре, поскольку, как уже прекрасно известно дорогому читателю, Алекс читал его дневник, в котором тот подробно изложил не только собственный субъективный опыт, но и дал объективную оценку всем действиям Пьера Сеньера и Ближнего круга, который ничего не предпринимал для того, чтобы не допустить разогрева котла, плотно накрытого крышкой. Снять крышку уже было невозможно, но хотя бы предотвратить кипение возможность еще существовала. Она испарилась, словно капли воды на огне, после начавшегося происшествия в «квартале» уродов. Больше шанса на мирное урегулирование не было, и Алекс прекрасно об этом знал.
– Как думается мне, друзья, – произнес Алекс, оглядываясь по сторонам, – о том, что в настоящий момент творится там, у уродцев, широкой части сотрудников постараются не разглашать, что неправильно, на мой взгляд. Инцидент постараются замять как можно скорее и как можно безболезненней для корпуса надзирателей и членов Ближнего круга. Но как ты уже верно подметил, Иштван, обратной дороги нет – еще никогда не было такого, чтобы Сеньер менял свое мнение насчет подобных вещей. Нет, он может, конечно, стать еще злее и жестче, однако смягчиться он не подумает даже.
– Верно, но что тогда делать нам? – спросил Мартин, немного волнуясь. – Судя по всему, наступает тот самый момент, когда деятельность клуба наконец окажется действительно полезной. Как нам следует поступить, Алекс?
Моррейн ехидно улыбнулся, но через мгновение убрал улыбку, после чего поправил очки на носу и ответил:
– Пока следует донести информацию о произошедшем и происходящем в настоящий момент в «квартале» уродов до всех без исключений сотрудников цирка, это самое важное. Далее следует заявить о своих правах, потребовать честного расследования случившегося. После этого остается ждать, пока со стороны Сеньера и Ближнего круга не последует активных действий. Лишь после этого мы сможем потребовать чего-то по-настоящему важного и конкретного.
Мартин и Иштван согласились с Алексом. Еще несколько минут постояв у Большого шапито, они потом разошлись кто куда: Алекс вернулся в Большое шапито, Мартин отправился в Малое шапито, а Иштван пошел искать Катрин, дабы и до ее ушей довести важную информацию.
Как только десять минут истекло, Сеньер, насупившись и свирепо дыша, поднялся с дивана и вернулся за свой стол. Клод и Франк внимательно следили за его движениями, рассчитывая в любую секунду получить в свою сторону либо очередную порцию словесного яда, либо начать уворачиваться от летящего предмета, брошенного Хозяином в своих слуг. Но ни того, ни другого не последовало. Сеньер хоть и пребывал в невероятной ярости, но не собирался усугублять положение. По крайней мере, таково было его видение ситуации.
В шатре стало прохладно, и Хозяин позвал лакеев. Те поняли его с полуслова и разожгли сразу три печи, после чего в многочисленных помещениях шатра стало теплеть. Сеньер накинул на плечи пурпурный вельветовый сюртук и поудобнее разместился в рабочем кресле. Далее он достал из нижнего ящика стола резную коробочку, из которой вытащил большую сигару. Закурив сигару, Сеньер, наконец, продолжил:
– Хорошо, ваша взяла, – он недовольно махнул кистью правой руки в сторону Клода и Франка. – Закрывайте цирк, всех посетителей в срочном порядке выпроводите
