Бунтующая Анжелика - Голон Анн

– Пали Пузож и Брессюир, – промолвил он наконец. – Горожане нас приняли. Мы завладели оружием гарнизонов и вооружили деревенские отряды. Войска, которые господин де Марийяк оставил на севере, отошли на восток, и мы тотчас заняли их позиции в Гатине. Войска господ Горма и Монтадура отрезаны от своих, хотя еще и не догадываются об этом.

Лицо Анжелики просветлело. Она пристально посмотрела на герцога:

– Неужели правда? Я этого не знала.

– А как вам было это узнать? Вы ведь храните молчание.

– Так, значит, – словно для себя самой пробормотала Анжелика, – король… Король не сможет до меня добраться…

– Через несколько дней я выйду из болот и выгоню Монтадура из вашего поместья.

Она выдержала его взгляд:

– Благодарю вас, господин де Ла Мориньер.

– Так я прощен?

Эти слова, должно быть, стоили ему нечеловеческих усилий, потому что даже рана вновь начала кровоточить.

– Не знаю, – ответила она, отвернувшись.

Анжелика направилась к двери.

– А теперь мне пора возвращаться в Плесси, – прошептала она.

Он проводил ее до выхода, и они вместе спустились по ступеням. Когда она направилась в аллею, ведущую к пристани, он в решительном порыве обнял ее за талию:

– Мадам, прошу вас, посмотрите на меня.

– Осторожно, – прошептала Анжелика, указав в темноту, где в лодке ожидал ее мэтр Валентин.

Герцог подтолкнул ее за ствол ивы и под легким пологом ветвей обхватил своими узловатыми руками.

Та же смесь отвращения и желания заставила Анжелику напрячься. Да, любовь с этим Патриархом сулила нечто необычное и страшное. Об этом говорило тело. Она вцепилась в плечи гугенота, не понимая, отталкивает ли его или опирается как на незыблемую опору, столь необходимую в ее ненадежном существовании.

– Почему? – задыхаясь, прошептала она. – Почему нужно нарушать наш союз?

– Потому что вы должны быть моей!

– Но кто вы? – простонала она. – Я уже ничего не понимаю. Разве вы не тот молитвенный человек строгих нравов, каким все вас считают? Говорят, что вы презираете женщин!..

– Женщин? Да. Но вы… Под римским портиком вы явились Венерой. Я понял… Ах! Пелена спала с глаз… Ждать столь долго, целую жизнь, чтобы понять наконец, чего стоит женская красота.

– Но что такое я тогда сказала? Что такое сделала я в тот день? Разве мы не вели беседу о вашей борьбе за веру…

– В тот день… Над вами светило солнце, оно озаряло вашу кожу, ваши волосы… Я не могу этого объяснить. Просто я вдруг все понял. Женская красота.

Он немного отстранил ее.

– Я и вас тоже пугаю? Женщины всегда меня опасались. Признаюсь вам, мадам. Эта глубокая тайна, мой бесконечный стыд. Когда я входил к своей супруге, она, заламывая руки, умоляла к ней не прикасаться. Хотя преданно мне служила и подарила трех дочерей, но мне известно, что я внушал ей ужас. Почему?..

Анжелика знала ответ. Этого потомка мужчин, получивших, возможно, изрядную долю мавританской крови, этого сурового протестанта ирония судьбы или наследственность сделала любовником с буйным темпераментом.

Это объяснение Анжелики поразило его как громом. Значит, существует и другая сторона жизни, радости которой могут быть и ему доступны? Так как сначала, несмотря на силу своей красоты, она показалась ему слабой и беззащитной, то в нем разбушевались демоны сладострастия. Он рассчитывал на свою власть над ней и продолжал приказывать, хотя и боялся ее взгляда. Между ними началась изнурительная борьба обостренных чувств. Но сообщничество бунтарей скорее разделяло, а не сближало их. Они стремились к осуществлению своей бурной страсти с таким же упорством, как к необходимости истребления королевских солдат или как к открытому вызову повелителю королевства.

– Вы будете моей, – глухо твердил он. – Вы будете мне принадлежать…

То же заклинание короля. Тот же настоятельный торг.

– Возможно, когда-нибудь потом, – пробормотала она. – Не будьте грубы.

– Я не груб. – Его голос почти дрожал. – Не говорите так, как другие испуганные женщины. Я знаю, что вы не боитесь. Я подожду. Я сделаю все, что вы захотите. Но не отказывайтесь прийти, когда я позову вас к Камню Фей.

Анжелика сидела в лодке на соломе. Она чувствовала себя опустошенной, истомленной, словно только что в самом деле отдавалась этой неистовой страсти. А что будет, если она согласится?.. Анжелика тряхнула головой, чтобы прогнать невыносимые картины.

Ночь в лесу, черный охотник, преследующий ее, словно добычу, распластывающий ее на моховом ложе, наваливающийся своим огромным неловким телом. Она отбивается от его рук, от его удушающей бороды, отбивается до того колдовского мгновения, когда пробудившаяся плоть сменит чувство страха на наслаждение. И потом – полное забвение, прерывистое дыхание, стоны…

Она с измученным видом откинула назад голову. Волосы намокли от влаги. Но дождя не было. За лодкой возникал черный мраморный след, медленно исчезающий под молочной матовостью плотной водяной растительности.

Луна, словно огромная жемчужина в опаловом ореоле, озаряла мягким сиянием деревья и силуэт мельника Валентина, который, стоя на корме с шестом в руках, почти не отличался от стволов ольхи, склонившихся над водной протокой.

Сильный запах мяты говорил о близости берега. Иногда лодка касалась его, ветви царапали плоскодонку, но мельник не нуждался в фонаре, чтобы пробираться в этих зарослях. Желая избавиться от наваждения, Анжелика заговорила:

– Вы помните, мэтр Валентин? Вы уже были хозяином болот, когда повезли меня на ловлю угрей.

– Ну да.

– А та хижина, в которой мы варили уху и объедались ею, все еще на месте?

– На месте.

Анжелика продолжила разговор, чтобы избежать молчания:

– А однажды я упала в воду. Вы меня тогда выловили, я была вся покрыта водорослями, а в Монтелу меня еще и строго наказали. Мне запретили ходить на болота, а потом отослали в монастырь. Так мы больше и не виделись.

– Да нет. Еще на свадьбе дочери папаши Солье.

– Ах! Верно.

Она вспомнила.

– Ты нарядился в красивый суконный костюм и в вышитый жилет, – засмеялась она. – Ты стоял как столб и не решался танцевать.

Потом ей припомнилась рига, где она уснула, утомленная фарандолой. За ней проскользнул туда и Валентин. Он положил ладонь на ее юную грудь. Этот простоватый малый был первым посланцем страсти, приблизившимся к Маркизе Ангелов. Неуместность воспоминания смутила ее.

– А потом, – медленно говорил мельник, словно продолжая развивать свою мысль, – я заболел. Отец сказал: «Будешь знать, как ласкать фей!» Он отвез меня к алтарю Божьей Матери Милосердной, чтобы надо мной прочитали молитву для снятия чар.

– Из-за меня? – догадалась Анжелика.

– А разве не так? Вы ведь фея.

Анжелика промолчала. Ей стало весело, но мэтр Валентин оставался серьезным.

– Я выздоровел, хотя еще долго болел. Да так и не женился. Взял служанок. И все. Порча от фей, от нее просто так и не избавишься. Да и не так страдает тело, как сердце. Начинаешь чахнуть. А может, душа так и не поправилась.

Он умолк, и тишину наполнил шелковистый шорох раздвигаемой травы. Вдруг раздался писк жабы.

– Теперича недалеко, подплываем уже, – сказал он.

Лодка уткнулась в берег. Донесся запах деревьев и земли. Позади них причалили и остальные лодки, которыми управляли молодые слуги.

– Зайдете на мельницу, госпожа маркиза, выпить стаканчик вина?

– Нет, спасибо, Валентин. Дорога еще долгая.

Со шляпой в руках, он проводил их до лесной лужайки.

– Вон там, у старого дуба, вас поджидал пастух Никола с лесной земляникой.

Как странно, что звук голоса может пробудить детское сердце в теле женщины, пережившей столько разных событий. Перед Анжеликой возник образ кудрявого черноволосого подростка с горячими глазами, который держал в одной руке пастушеский посох, а в другой – ароматные ягоды. Он поджидал ее в своих владениях: на лугах и в лесах.