Жуть - Алексей Жарков

— Около девяти утра, — облизывая сухие губы, сказал Пелерен.

— Точнее.

— Пятьдесят пять минут девятого.

Кивок. Чернильная пометка.

— Время прибытия в Париж? По расписанию.

— Без пяти четыре.

— Почему опаздывали?

— Проблема с масляным насосом, — соврал Пелерен. Следователь поднял на него мутный взгляд — почувствовал, почуял.

— Вы уверены?

— Да…

Машинист был уверен лишь в одном: рассказывать человеку напротив о Том-кого-нельзя-рассмотреть он не мог. Уже имел глупость поделиться этим (бредом?) с начальником поезда. И увидел — страх.

В паровозе был… призрак. Он выскользнул из топочного отверстия вместе с искрами и прятался в углах будки, облепленный угольной пылью. Каждый раз в противоположном взгляду углу. Когда машинист тянул за рычаг подачи пара, призрак тихо смеялся. Переднее смотровое окно отражало его танец. А потом Тень открыла дверцу в сознание машиниста и лопатой угля нырнула в жар мыслей.

— Именно поэтому вы не стали тормозить на уклоне? Нагоняли график?

— Да.

Непроницаемое лицо. Кивок. Скрип иридиевого наконечника.

Тучи, видимо, водили вокруг тюремных стен хоровод, по очереди заглядывая в узкое окошко. В тот краткий момент, когда одно облако сменяло другое, солнечные лучи прорывались в допросную и делали человека с раздавленным лицом полупрозрачным.

— Так… — Следователь поиграл с записями, будто исполнял чудной номер — жонглирование бумагой на плоскости стола. — Торможение на уклоне обязательно, об этом говорит инструкция. Иначе скорость превысит граничные нормы. — Никакого намёка на вопросительную интонацию. Пелерен всё равно кивнул. — Что, собственно, и произошло. Грубейшее нарушение техники безопасности. Грубейшее. Так… Для предотвращения катастрофы начальником поезда Альбертом Мариэттой были предприняты попытки экстренного ручного торможения тормозом Вестингауза. Открытие концевых кранов не дало результата. Гийом-Мари, у вас имеются соображения по поводу причин такой неудачи? Неисправность? Перегрев тормозных колодок, возможно, плохо подобранных, и поэтому не справившихся на длинном уклоне?

Несмотря на явный сарказм, расплющенное лицо не выражало ровным счётом ничего.

— Я отключил тормоза, — сказал машинист.

— Вот как, — следователь поднял мутноватые глазки. — Почему же?

«Потому что мне приказал призрак».

— Потому что того требовала инструкция. Воздушные тормоза не рекомендуется применять на уклоне. Я просто не уследил за ростом скорости. А когда подал воздух в тормозную магистраль… было поздно.

Скрип, нет, скрежет пера. Тишина.

— Просто не уследил? Просто? Шесть человек пострадало. Пассажиры поезда, пожарные, служащие вокзала. Погибла женщина. Мария Августина Оглар, продавщица газет. Сорок восемь лет. Её ударило упавшим осколком стены. В тот день она подменяла своего мужа в киоске. Хотите узнать, что сказал её супруг, хотите? — Пелерен не хотел. Следователь это знал, он продолжал: — Вот. «Она была убита на месте… в то время когда она сидела и вязала, на ступеньке… Я остался с двумя детьми».

— Мне очень жаль.

— Разумеется.

— Если бы…

Человек с раздавленным лицом заткнул его движением руки, небрежной отмашкой.

— Расскажите мне о воздушном тормозе Вестингауза.

«К чёрту… ты всё прекрасно знаешь и без меня».

Внутри машиниста шевельнулась тень. Пелерен испугался. Пелерен успокоился.

— Это система привода тормозов, которая использует сжатый воздух. Запатентована в семьдесят третьем…

— В семьдесят втором.

— На поршень в цилиндре давит сжатый воздух. Поршень прижимает тормозную колодку к колесу локомотива или вагона. Компрессор локомотива подаёт сжатый воздух от вагона к вагону через систему труб, магистраль, соединённую между вагонами гибкими вставками.

— Что произойдёт, если нарушится герметичность магистрали?

— Начнёт падать давление, про надёжное торможение стоит забыть. Чтобы этого избежать в вагонах имеются воздушные резервуары и управляющие клапаны. Их почему-то часто называют «тройными», но это ерунда. Главных функций у клапана две — жать на тормоза и отпускать их.

Следователь улыбнулся краешком маленького рта — маленькое жестокое чудо.

— На «тройное клапанное устройство» в своём патенте ссылается сам Вестингауз. Потому что устройство состоит из трёх элементов: тарельчатого клапана, забирающего воздух из резервуара и подающего в тормозной цилиндр, клапана заполнения резервуара и клапана, освобождающего тормозные цилиндры. Продолжайте. Расскажите, как работают тормоза.

Пелерен смотрел на стол.

— Когда нужно сбросить скорость, машинист открывает тормозной клапан, который соединяет воздушную магистраль поезда с атмосферой. Давление в линии падает, тормозные цилиндры срабатывают. Если закрыть клапан, компрессор восстановит давление в линии, вагонные тормозные цилиндры откроются. Тормоза высвободятся, резервуары наполнятся. Именно поэтому при малейшем повреждении воздушной магистрали, неважно где, да на любом участке, поезд немедленно остановится.

— А при разрыве состава?

— Тем более.

Кивки. Жалобы пера.

— Почему вы не сетовали на неисправность тормозов, тройных клапанов? Не пытались себя защитить?

«Я пытаюсь. Правдой. Частичной правдой».

За глазными яблоками Пелерена зрел чёрный шторм. Тот-кого-нельзя-рассмотреть занимал место у приборов.

— Это было бы дачей ложных показаний… («Первая же техпроверка выявит мою ложь») Мне безумно… жаль… эту женщину… тех…

А потом всё стало нестерпимо белым. Свет хлынул в помещение, словно стена за спиной Пелерена рухнула, а солнце яростно вспыхнуло в последний раз, дабы запомниться во всей красе.

Человек с раздавленным лицом растаял. Его искалеченная голова, худые руки, продавленная грудь исчезли в ослепительном потоке. Исчез стол и стена с дверью. Словно их смело, унесло прочь.

Пелерен боялся повернуться («Не ослепну ли я?»). К тому же, не мог. Он больше не владел своим телом. Превратился в наблюдателя.

В косых клинках света плясали пылинки, кружил мусор: чернильные капли, клочки бумаги, клубки волос, куски штукатурки. Всё это сложилось в фигуру и некое подобие ложа, на которой устроился демон из мусора.

Потрясение машиниста было настолько сильным, что на мгновение лицевые мышцы вновь повиновались ему, отразив охвативший его ужас.

— Кто ты? — спросил сухим голосом мусорный демон. Чернильные шарики плавали в слепленных из пыли гнёздах глазниц.

Удар. Пелерена вытолкнули окончательно. Он услышал звук собственного голоса, искажённый, наполненный треском льда, далёким колокольным звоном:

— Денница.

Услышанное слово привело его в восторг, заставило дрожать на краю собственного сознания, бестелесного, жалкого. На какое-то время оно заполнило своим эхом всё вокруг.

— У неверующих столько разных обрядов. — Снова его голос. Раболепно служащий другому.

Пылинки горели, плыли, жили. Мусорный демон казался испуганным. Почему? Он сделал какое-то движение, похожее на то, как тушат сигарету. На пол посыпалась штукатурная крошка.

Демон о чём-то спросил. «Что вам надо?»

Пелерен понял, что снова остался один — в своём теле. Это осознание принесло панику. Больше никто не стоял между ним и мусорным демоном.

— Тебя нет, — сказал машинист. — Тебя здесь нет.

Он даже закрыл глаза и помотал головой. Не помогло.

— Кто… вы? — прошептал он.

— Комендант Большого Парижа, — ответила Пыль. — Я видел тебя… во сне.

— Что?

— Ты вёл поезд…

Внутри Пелерена открылась сосущая воздух дыра, из неё разило холодом.

— Вокзал, — прохрипел демон. — Почему он мне снится?

Пелерен не успел ответить (а он открыл рот, хотя и не знал, что именно скажет). Он почувствовал новый приступ слабости, головокружение. Радость. Сознание машиниста отбросили в сторону.

— Сдай Париж, — против его воли сказали собственные губы.

Внутри него зашевелилась тень… и шагнула в голову коменданта.

3.

Генерал фон Хольтиц проснулся в холодном поту, захлёбываясь немым криком.

Было светло. В высокие окна продавливался новый день. В комнате стояла дурманящая духота, висел сигаретный дым.

Никого.

Комендант с трудом встал и уже собирался распахнуть окно, когда в коридоре раздались крики. В комнату ворвался краснолицый обер-лейтенант Катер. Застёгнутая криво шинель, раззявленный ворот, моргающие красные глазки.

— Горит Министерство! Наши батальоны сдаются…

Фон Хольтиц бросился к окну. Колонна короткоствольных «Шерманов» под французскими флагами стояла высоко по улице, словно присматриваясь к окнам отеля «Мёрис». Слева, за крестами далёкой колокольни чёрный столб дыма коптил небо. Генерала замутило.

— Какое сегодня число?

— Мы сожгли колонну на проспекте Клебера… Генерал?

— Какой день?!

— Двадцать пятое августа, генерал…

— Два дня… Меня не пытались разбудить два дня?!

Обер-лейтенант