Бортовой журнал 5 - Александр Покровский

Воевать и маршировать– разные вещи. Лучше не крики о боевой технике, а сама техника.

Лучше не прохождение торжественным маршем, а ежедневная боевая учеба.

А еще лучше бы офицерами заняться – отбирать и пестовать.

Армия – это, ребята, прежде всего люди, их выучка.

Какая была техника у зулусских воинов? Щит и копье? А разгромили они, между прочим, боевых англичан с пушками и ружьями.

Сначала люди, а потом оружие.

Древние говорили, что необученный воин уподоблен барану.

А барана на любую технику посади, он все равно будет бараном.

Да и техника ли это? Если выслушать, к примеру, сегодня обычных офицеров наших Военно-воздушных сил, то они такое порасскажут, что через пять минут становится ясно, что у нас уже скоро не останется ни техники, ни людей, способных на ней летать.

И так у нас везде – на земле, на воде, под водой и в воздухе.

А показать себя противнику можно. Чего б не показать?

На совместных учениях. Устраивайте учения, и пусть они нами любуются.

Нет конца разысканию истины!

Все чиновники должны петь. Я считаю, что у них дивные голоса.

А еще они должны рисовать.

Картины потом можно будет продать лизоблюдам, а деньги раздать нищим.

Как хочется написать книгу «Опыты страсти».

Она будет посвящена истории. Самой правдивой и вместе с тем загадочной истории. Истории того, как зарождается страсть в чиновничьем уме.

Не заглянуть ли нам мимоходом в самый корень вопроса? Вы полагаете, мы сразу же остановимся по причине темноты и путаницы, возникающих из-за притупленности чувств, слабости и мимолетности впечатлений, или же память, подобная решету, не удержит ничего, и даже если это нечто будет размером с дыню? В этом случае прутья клеток растянутся, расступятся, чтобы только выпустить эту тяжесть на свободу.

Ах! Хочется верить, что все это не так.

Извольте знать, что я, по примеру великих физиологов, излагаю один и тот же вопрос вновь и вновь в слабой надежде на отклик со стороны изучаемого предмета. Ум чиновника! Что может быть необычнее?

И есть ли исследователь благодарней, чем я, мечтающий зарегистрировать самый незначительный трек, утихающий огарок, летящий окурок, ничтожное послание в виде царапины на закопченном стекле бытия?

Именно, именно, именно! Она. Проистекла. Откуда? Откуда взялся этот обильный источник темноты, это прибежище мрака, это расплывчатое употребление, казалось бы, самых точных слов, путающее самые светлые и возвышенные умы?

Из детства? Ужели всему мы обязаны этой поре, где всё, решительно всё – сопли и горшок?

Увы нам!

Страшный стук в дверь разорвал пополам все эти мои рассуждения о чиновниках и детстве.

Даже не знаю, когда я к ним вернусь!

Вот и свершилось. Перешли на I год. Солдаты теперь будут служить I год.

Говорят, что при переходе возникнет ужас с боевой подготовкой, а уж наша боеготовность рухнет, рухнет, рухнет.

Черт ее знает. Может ли она рухнуть.

Ведь чтоб рухнуть куда-то, надо же, чтоб было то, куда предстоит рухнуть. Место должно быть какое-то, чтоб оно было пониже, что ли.

А тут… даже не знаю.

Один мой знакомый рассказывал мне, как на дачу очень большого генерала (он до сих пор генерал, в фаворе, руководит очень престижной, денежной частью нашей с вами обороноспособности и прекрасно себя чувствует) ночью привозили солдат, и они там тихо строили до утра. А под самое утро их увозили. То есть окружающие жители ежедневно видели чудо – дача росла.

Так вот однажды ночью мой знакомый вышел на двор покурить, а ему из-за забора:

– Дяденька, дай сигаретку! – кто-то из самых отчаянных строителей генеральского светлого будущего пробрался сквозь охрану за куревом.

Приятель отдал целую пачку, а парень поблагодарил и спросил:

– А вы не скажете, где мы?

Оказалось, их каждую ночь везут куда-то в обстановке жуткой секретности.

Думаю, эта часть нашей боеготовности с переходом на I год срочной службы не особенно пострадает.

А про подготовку офицеров в одном военно-морском училище мне рассказали вот что: из 75 курсантов первого курса не допущено к зимней сессии 60. Причина? Дремучая неграмотность.

А при изучении вопросов отечественной истории никто не может сказать, когда же был основан Военно-морской флот России и кто такие «28 панфиловцев», а на четвертом курсе многие не могут объяснить, что же такое курс корабля. Понимают, но объяснить не могут. Не хватает слов.

На пятом курсе тридцать процентов открыто заявляют, что уволятся в запас в первые два года службы, а из оставшихся семидесяти абсолютное большинство желает служить на берегу.

Вот оно, зерно истины.

А про авиацию хотите? Это не мое. Это мне прислали. Вот вам выдержки. Автор – боевой летчик:

«Особенно трагична ситуация в Военно-воздушных силах, где распад принимает тотальные масштабы. Сегодня наши ВВС уже не способны массово воспроизводить подготовленных боевых летчиков. Их просто некому обучать. Число летчиков первого класса в истребительных авиационных полках сегодня не превышает пяти-семи человек. И это при максимально упрощенной за последние годы программе подготовки. При этом 85 % первоклассных летчиков имеют возраст 40–45 лет и фактически находятся на пороге увольнения.» Еще? Пожалуйста:

«…Особенно острая необходимость– в командирах эскадрилий: просто некого ставить на места увольняющихся комэсков. У молодых летчиков нет ни необходимого уровня подготовки, ни налета, ни опыта. До 45 % командиров эскадрилий назначаются на эту – ключевую для обучения и организации боя в ВВС должность, – не соответствуя ей ни по уровню подготовки, ни по налету, ни по опыту».

Добавить? Бога ради:

«Сегодня в России профессия летчика является попросту вымирающей. Количество военных училищ за 15 лет сократилось вдвое, а численность выпускаемых летчиков в три раза.

Но даже из тех, кто смог получить диплом летчика, лишь немногие таковыми стали. Так, например, из 1700 летчиков, выпустившихся из училищ с 1995 по 2003 год, до уровня 1-го класса были подготовлены лишь 200 человек, а 500 вообще ни разу за эти годы не поднялись в небо! Некоторые летчики дослужились до звания майоров, ни разу не взлетев с аэродрома. Годовой налет большинства летчиков уже более 10 лет держится на уровне 10–15 часов в год, что не обеспечивает даже просто минимально безопасный уровень полетов.»

Вы думаете, я все это выдумал? Да нет же. Вот вам еще и мнение генерала от авиации:

«...Авиационные полки укомплектованы офицерами, которые на протяжении пяти лет обучения имели всего несколько часов учебного налета, причем главным образом с инструктором. Только 3 процента летчиков 1-го и 2-го классов имеют возраст моложе 36 лет и только 1 процент штурманов истребительной авиации моложе 40 лет. 60 процентов командиров частей старше 35 лет, половина из них старше 40 лет.

Через пять лет может сложиться такая ситуация, что не останется никого, кто мог бы выполнять боевые задачи.»

Вот такие пироги. Это сегодняшний день. И такими сообщениями заполнена мировая Паутина.

Если это не крики отчаяния, то я тогда не знаю, что это.

Так что на этом фоне переход на 1 год – мелочи жизни.

После усердных и изнурительных занятий хорошо бы почесаться и поплевать в потолок.

Лично у меня весь потолок заплеван. О чем это свидетельствует?

Это свидетельствует в пользу особого прилежания, коим я был славен с самого детства.

Всякий чиновник должен изваять что-либо в камне. Ибо только камень способен придать достаточно ясности всей прожитой чиновником жизни.

Полученная фигура должна быть и объемной, и назидательной.

Она должна утолять все возрастающую жажду знаний призретого населения.

Под самый конец чиновник должен иметь счастье стать совершенным.

На могиле каждого чиновника я бы помещал одну и ту же надпись: «Он испил из сладостного источника».

Взявшись за радение о народе, чиновник должен помнить, что это обострит все его боли, задержит выделение пота, истребит его бодрость, разрушит его силы, истомит его тело, высушит первичную влагу, создаст предрасположенность к запорам и, как следствие, подорвет здоровье.

Для того чтоб удержать чиновника от тяги к мздоимству, я бы сделал следующее: я бы на каждом столе чиновника установил специальную стационарную надпись, повернутую только к нему, сидящему за столом.

Она состояла бы из следующих слов: «Окстись! Ни шагу дальше по этой тернистой и извилистой стезе!»

Действительно! Опасен каждый шаг, опасны извилины, опасны лабиринты, опасны хлопоты, в которые вовлечет тебя погоня за этим мишурным блеском, манящим призраком.

Ах, чинуша! Ведь продадут тебя твои же сотрапезнички!

Продадут и посмеются, потешатся над несбывшейся мечтой о сытости и благополучии, поиздеваются над ранами, полученными в сражениях за величие любезного нашего Отечества.