Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

Адмирал сочно выругался, и добавил: «Ну, Дэниел не такой человек, чтобы рабами владеть, уж ты мне поверь. Кстати, — он усмехнулся, — мать твоя, сейчас, как Беллу в Амстердам повезет, заодно, рукопись мою захватит. Ну, — Виллем закинул руки за голову, и потянулся, — сначала все-таки пусть дома издадут. Там и святой отец руку приложил, о Японии, в основном».

Питер вдруг улыбнулся: «А трудно это, адмирал, — отцом быть?»

Виллем встал, и, погладив его по голове, выбив трубку в камин, ответил: «Да нелегко, мальчик мой. Но ты справишься, — он, было, потянулся за табаком, как с порога раздался женский голос: «Сыночек!»

— Иди, — адмирал перекрестил пасынка и подтолкнул его к двери. «Иди, Питер Кроу, вот сейчас отцом и станешь».

— Все хорошо, — сказала мать, быстро поднимаясь по лестнице. «Так и не переоделась, — подумал Питер, увидев засученные рукава ее рубашки. Он вдохнул запах жасмина и решительно толкнул дверь опочивальни.

Внутри было почти светло — вдоль стены были зажжены свечи. Питер увидел открытые крышки сундуков, выдвинутые ящики изящного, лакового бюро китайской работы и, услышав крик, взяв ее за плечи, — она сидела на краю кровати, раздвинув ноги, — твердо сказал:

«Ничего не бойся, милая, я тут, я с тобой».

Она кивнула, не прекращая кричать, и, миссис Стэнли, что стояла на коленях, подняла голову: «Еще немножко девочка, ну, постарайся».

— Я тут, — шепнул Питер, удерживая жену сзади, — я тут, я люблю тебя.

— Головка, — улыбнулась Марта. «Темненькая, доченька, давай, милая, совсем чуть-чуть осталось».

Рэйчел схватила его за руку, и, откинувшись назад, громко застонав, выдохнула. Питер еще не понял, что случилось, как в опочивальне уже раздался другой крик — обиженный, громкий, негодующий.

Миссис Стэнли перерезала пуповину и рассмеялась: «Первенец, мистер Кроу, — мальчик!

Держите внука, миссис Марта. Сейчас легче будет, милая, — она ласково стерла пот со лба Рэйчел и опять наклонилась.

Сын кричал, широко открыв рот, и Питер, протянув руки, приняв его, укачивая мальчика, сказал: «Здравствуй, мой хороший! Здравствуй, пойдем, к маме тебя отнесу».

Рэйчел, плача, устроила сына у груди. «Ты же мой славный, — она всхлипнула. «Мой сладкий мальчик». Ребенок повертел головой. Успокоившись, зевнув, вдохнув запах матери, он засопел.

Девушка вдруг напряглась и сказала: «Миссис Стэнли, опять!»

— Давай его сюда, — Марфа нежно взяла внука. «Пошли, Питер, там — она указала на стол в углу комнаты, — уже приготовлено все, помоем его. Помоем, да? — сын опять закричал, и Питер изумленно спросил: «Теперь он всегда кричать будет?»

— Первый год, — Марфа стала поливать мальчика теплой водой из кувшина, — да. И потом тоже, — она вытерла ребенка, и, ловко запеленав его, сказала: «Иди, сейчас второго увидишь, я этого пока поношу, а потом обоих к груди приложим».

Рэйчел схватила его руку, и, тяжело дыша, сказала: «Все хорошо, уже не так больно, не так!».

Миссис Стэнли подставила пеленку и рассмеялась: «А вот сейчас рыжий будет, в маму!»

Ребенок — поменьше первого, — выскользнул в руки акушерки, и Марфа, бросив один взгляд туда, расхохоталась: «Рыжая! И крикливая же, миссис Стэнли!»

— В бабушку, — акушерка завернула девочку и дала ее Рэйчел. Та плакала, и Питер, взяв сына, уложив его рядом с дочкой, на руке жены, шепнул ей: «Я тебя люблю. Смотри, их двое и они все наши. А теперь бери их, ложись, и отдыхайте. Вы мое счастье».

Дети кричали и Марфа, погладив по голове невестку, сказала: «Молодец, доченька. А ты иди, иди, — она улыбнулась сыну, — мы с миссис Стэнли потом спустимся».

Он поцеловал Рэйчел в заплаканный глаз, и, еще раз повторив: «Я тебя люблю», выйдя в коридор, выдохнув — сел на ступеньку лестницы.

— Что там, мистер Питер? — раздался снизу озабоченный голос экономки.

Мужчина поднял голову и увидел, в свете свечей, отчима и мистрис Доусон. Цезарь вышел из кухни, и, повертевшись, чуть слышно, гавкнув, улегся у ног адмирала. Собака посмотрела на него янтарными, добрыми глазами и Питер, рассмеявшись, ответил: «Мальчик и девочка, вот».

Цезарь одобрительно заурчал и мужчина вдруг покраснел: «Я бы поел что-нибудь, мистрис Доусон, можно?»

— Пойдем, — позвал его отчим. «Я тут в погреб винный уже сходил, так, что и выпьем заодно».

Питер вскочил на ноги и вдруг подумал: «Шесть миллионов, мы же делали проверку с Констанцей перед Рождеством. Ну, так к тридцати годам у меня будет десять, теперь есть — ради кого».

Он широко улыбнулся и стал спускаться вниз.

В опочивальне все еще пахло жасмином. Он вошел на цыпочках, и огляделся — было полутемно, лучи рассветного солнца едва пробивались сквозь щели в ставнях. «И тихо, старина, — сказал Питер собаке.

Цезарь укоризненно взглянул на него, и, улегшись под колыбелью, уткнув нос в лапы — опустил уши. Питер наклонился — дети спали, прижавшись друг к другу, едва видные под пеной кружев.

— Майкл и Юджиния, — донесся с кровати сонный голос жены. «Моего отца тоже звали Мигуэль, как дедушку твоего. А у нее синие глаза, и она очень бойкая. Майкл спокойнее».

— Правильно, он мальчик, и старше ее, так и надо, — Питер открыл бюро и, достав оттуда что-то, приладил над колыбелью.

Твой сын, Арокун, — смешливо сказала жена, глядя на украшение из меха и перьев. «Иди сюда, — Рэйчел откинула одеяло.

— Твоя дочь, Осенний Лист, — Питер поцеловал ее в белую шею и подумал: «Господи, как я их люблю, спасибо тебе, Господи».

— Там я тебе кое-что принес, — он потерся щекой о плечо жены. «Подарки. Потом посмотрим».

— Угу, — она потянулась, и, поерзав, устроила голову на его руке. «Спасибо тебе, — шепнула Рэйчел.

— Ты спи, — Питер обнял ее. «Я их тебе подам, сразу же, когда есть захотят. А ты спи».

Жена поцеловала его, — крепко, и Питер, баюкая ее, слыша едва уловимое дыхание детей, и сам задремал. Цезарь лежал, чуть позевывая, одним глазом следя за тем, как колыхается наверху украшение, и, наконец, тоже заснул — шевеля носом и подергивая лапами.

Интерлюдия

Амстердам, апрель 1610 года

Эй топорщился под сильным ветром с востока. Мелкий дождь поливал булыжники набережной, влажные брусья пристани, рыбацкие лодки, что стояли у причала.

Женщина, — высокая, стройная, в темном шерстяном плаще, — надвинула пониже мокрый капюшон, и, вздохнув, посмотрев на туманный горизонт, — отвернулась.

— Да не волнуйтесь вы так, донья Мирьям, — раздался веселый голос сзади. «Видите, ветер, какой? Наверняка, их к западу отнесло, ну да ничего, завтра уже и тут будут».

Она окинула взглядом мужчину — его черные, кудрявые волосы были мокрыми от дождя, белые зубы блестели на смуглом лице, и, вздохнув, спросила: «А как ваш корабль, капитан Энрикес? Готов?»