Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— А ты в него сразу влюбилась? — Белла взяла руки Мирьям в свои. «Как увидела?»

— Угу, — старшая сестра кивнула. «Как будто дыхание у меня перехватило, и все время хотелось только с ним быть, я больше никого вокруг и не замечала. А потом он пришел со мной медициной заниматься, и рассказывал о червях…»

— Каких червях? — непонимающе спросила Белла.

— На Востоке такие есть, они живут у человека в теле, из-за этого распухают ноги, я тебе покажу рисунок сейчас, — Мирьям вскочила на ноги.

— Нет, нет, — Белла замахала руками, — я тебе верю. И что потом было? — спросила она, подперев подбородок кулаком.

— Ну, мы говорили о червях, а потом — поцеловались, — смеясь, ответила Мирьям. «А потом — еще. И еще».

— Я никогда не целовалась, даже в щеку, — грустно заметила Белла. «Это, должно быть, приятно».

— Очень, — уверила ее сестра.

Марфа постучала и, просунув голову в дверь, сказала: «Пойдемте, девочки. Сундук мой уже в Гаагу едет, карета завтра прямо на кладбище меня будет ждать. Бейт-Хаим же называется, да, Мирьям?

— Да, — сестра подала Белле руку и вытащила ее из кресла. «Да не стесняйся ты так, дон Исаак и донья Хана, прекрасные люди, они меня воспитали, ну, когда папа погиб. Они мне как родители».

Белла вздохнула, и, тряхнув каштановыми волосами, оправив камзол, — стала спускаться вниз.

Донья Хана наклонилась к Марфе и тихо шепнула: «Одно лицо с Авраамом ведь, миссис Марта, ну, как и у Мирьям. А глаза ваши. Какая девочка хорошая, вы, должно быть, рады очень».

— Конечно, — Марфа попробовала вино, и спросила: «А что, донья Хана, на празднике вашем — изюмное пить будем?»

— Как раз на этой неделе поставила, — женщина положила Марфе на тарелку кусок пирога и сказала: «Вот это вы обязательно должны попробовать, тут цукаты, изюм и орехи, а тесто — слоеное».

— Вкусно, — сказала Белла, вытирая пальцы шелковой салфеткой. «А можно еще?»

— Ешь сколько угодно, внучка, — удивился дон Исаак. «Ничего, что я тебя так называю, ты все-таки нам тоже семья?»

Белла покраснела и, посмотрев на седую, ухоженную бороду старика, улыбнулась:

«Конечно, дедушка Исаак».

— Ну вот и славно, — Кардозо взглянул на девушек и вздохнул про себя: «Жалко, Авраам не дожил. Какие красавицы обе, и похожи друг на друга. Ну, сейчас Иосиф вернется, и уж следующим годом правнук у нас родится, или правнучка. Только вот Давид, внуков своих не увидит, упокой Господь его душу».

Белла обвела глазами уютную столовую, с выложенным дельфтскими изразцами камином, с большими, в мелких переплетах стекол, окнами, и спросила: «А вы тут всегда жили, да?».

— Да, — донья Хана рассмеялась. «Тут и сыновья все мои родились, а как мы в Лондон уехали — дом сдавали. Теперь вот уже никуда отсюда не сдвинемся. Вот тут донья Эстер за нашего Давида замуж и выходила, в гостиной, и дедушка ваш тут был, миссис Марта, и жена его, и все дети».

— Да, — Марфа налила себе кофе из серебряного кофейника, — я ту зиму помню. Тридцать три года назад. Очень холодная была, каналы замерзли. Я тогда в Дельфте жила, у штатгальтера покойного.

— А с раввином, дон Исаак, я договорился, — Энрикес наклонил кофейник над чашкой Мирьям, — завтра с утра будет нас на кладбище ждать.

— Что бы мы без тебя делали, Моше, — донья Хана ласково посмотрела на мужчину. «Он ведь нам тоже как внук, миссис Марта».

Мирьям почувствовала мужскую руку у себя на колене, и попыталась ее стряхнуть.

— Ну что вы, капитан даже удивился, — я хоть и плохой еврей, донья Хана, но все-таки еврей.

Так что это моя обязанность, ну, устроить все с похоронами».

Марфа посмотрела на легкий румянец на белых щеках Мирьям, и коротко сказала: «Мы вам очень благодарны, капитан Энрикес».

Мирьям сжала зубы, — его рука все поглаживала колено, а потом стала пробираться дальше.

— Ну, — сказала девушка, внезапно поднимаясь, — поздно уже, дорогие бабушка и дедушка, спокойной вам ночи, завтра увидимся. Доброй ночи, капитан Энрикес.

— А ты, Моше, у нас переночуй, — распорядился дон Исаак, — чего ради тебе на верфи возвращаться, отсюда до кладбища ближе.

— Спасибо, — рассмеялся он, и Мирьям вздрогнула, — его рука на мгновение коснулась ее запястья, — быстро, мимолетно.

— Вот завтра все ей и скажу, — подумал Энрикес, смотря вслед стройной, в темном шерстяном платье, спине. «Она что угодно сделает, только бы правда не открылась. И в Новый Свет со мной тоже уедет. Завтра ночью станет моей женой, а потом отплывем — ничего, корабль уже готов, а отделку по дороге можно завершить. Напишет записку, мол, уезжаю, не ищите меня, и все. А выбора у нее нет, — он чуть не улыбнулся, — нет выбора у доньи Мирьям. А почему? А потому что я похож на ее покойного отца. Я держу уши открытыми, ну а рот — закрываю. До поры, до времени».

— Сыграем партию в шахматы, Моше? — Кардозо стал расставлять на доске слоновой кости и черного дерева фигуры. «В это раз ты меня не побьешь».

— С удовольствием, дон Исаак, — Энрикес набил трубку и, закурив, выпустив клуб дыма, повертел в длинных пальцах белую королеву. «Она похожа на донью Мирьям, — хмыкнул он про себя. «Вон, косы, какие".

Он опустил королеву на доску, и, сделав ход пешкой, улыбнулся: «Я еще ни разу не проигрывал, дон Исаак, и сейчас — не собираюсь».

Марфа чуть подняла подол платья и ступила на выложенную гравием дорожку. Мелкий дождь поливал траву, пузырился в маленьком канале, что огибал кладбище. Рядом с надгробием белого мрамора было вырыто небольшое углубление.

— Мы потом отдельный камень поставим, как Хосе вернется, — наклонилась к ней Мирьям.

«Белла мне сказала, что там было написано, на том памятнике, что на острове стоял. То же самое и тут будет.

— И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, и узнаете, что Я, — Господь, — прошептала Марфа. «Да, правильно. А что у матери твоей, прочти мне? — она посмотрела на изящные подсвечники, высеченные на белом мраморе, по обе стороны от черных, извилистых букв.

— Эстер Кроу, дочь Авраама, — тихо сказала племянница. «Кто найдет добродетельную жену?

Цена ее выше жемчугов. А внизу, так у всех высечено — «Да будет душа ее завязана в узел жизни у Господа Бога».

Шкатулку, обернутую в шелковую салфетку, опустили в землю, и Марфа, склонив голову, слушая незнакомые, мелодичные слова, вдруг подумала: «Вот, и девочка успокоилась, под крылом матери своей. А Степан в море, ну, да он другой смерти, и не мог себе представить, наверное. И Николас там же, храни Господь душу его».

— А зачем камни кладут? — тихо спросила Белла у доньи Ханы.