Биографический метод в социологии - Елена Рождественская

В традиции философского анализа нарративная идентичность – это философский конструкт, тематизирующий прежде всего темпоральную конструкцию идентичности как эмплотмента [Уайт, 2002; Ricoeur, 1990; Carr, 1986; Widdershoven, 1993]. Рассказывание здесь является средством для понимания человеком своей временности и способом придания смысла жизненному пути. Сходно развивается и в концепции Т. Сэрбин «нарративный принцип», согласно которому темпорально члененное и структурированное по смыслу упорядочение опыта превращается в плот через цель и функции рассказывания в ситуации коммуникации [Sarbin, 1997]. В социологическом подходе M. Зоммерса описываются нарративная идентичность, возможности познания и действия, диспозиции к действиям как погружение в заданный «социальный нарратив», в котором акторы обживаются, социализируются, придают формы своим пережитым опытам [Sommers, 1994]. При этом в центре не рассказывающий индивид, который в нарративной конструкции своей личной истории опыта создает идентичность. Рассказчик рассматривается как владелец и пользователь нарративно опосредованной культуры, создающий свои опыты в предлагаемых формах, нарративных ready-mades [Keupp, Ahbe, Gmuer, Hoefer, 1999]. Выбор в пределах резервуара одобряемых и доступных нарраций выражает тем самым его отношение к себе и подчиняет его условиям социальной регуляции. По этой логике нарративная идентичность возникает через перенимание канонических нарраций соответствующих групп, к которым индивид испытывает чувство принадлежности или к которым он институционально приписан. Соответственно возможности индивидуального нарратива весьма ограничены. Другие концепции нарративной идентичности различаются в зависимости от предметной области анализа, которая включает следующие аспекты:

основываются ли эти концепции на автобиографических воспоминаниях;

понимаются ли нарративы как внутренний монолог, который человек ведет о себе и о других;

постулируется ли квазивиртуальная история жизни, события которой имеют символическое значение;

идет ли речь о рассказывании как о форме познания;

в соответствии с нашим подходом – идет ли речь о рассказах, которые человек в определенной ситуации производит как вербальное действие и которые могут стать предметом эмпирического анализа.

Важнейший медиум идентификационных усилий – язык. Лингво-символическая сфера культуры дает возможности для социализации в риторической компетенции, доступ к нарративным формам, а через них – к образцам толкований и смысловым горизонтам.

Производство идентичности происходит в дискурсивных практиках повседневной интеракции, под которыми понимаются формы языкового поведения. Дискурсивные практики в обществе – это распространенные, часто рутинизированные решения для повторяющихся коммуникативных задач и проблем. Они имеют центральное значение, позволяя ответить на вопрос, как идентичность воспроизводится в языке и как осуществляется самоутверждение в повседневности. Тем самым рассказывание может быть рассмотрено как специфическая форма дискурсивной практики, которая через вербальное отображение опыта времени, композиционных усилий и потенциала реинсценирования открывает особые возможности дискурсивного производства и управления идентичностью. Конкретный субстрат эмпирического изучения нарративной идентичности – автобиографические рассказы, когда акторы повествуют о пережитом. Они не вполне адекватны воспоминаниям как вербальные продукты, поскольку подлежат прагматическим и синтаксическим правилам, ситуативно и темпорально определенны. Для анализа они описываемы как данные в форме протокола аудио– или видеозаписи. При этом возникает вопрос: какие данные считать релевантными для задачи эмпирического изучения нарративной идентичности? При ответе на него необходимо исходить из того, что эмпирическое исследование идентичности возможно на основе конкретных манифестаций того способа, каким личность достигает самопонимания и интеграции в трех аспектах:

в темпоральном измерении – структурация и взаимосвязи автобиографических опытов, смыслов с временным изменением;

в социальном измерении – относительно активности субъекта в социальном позиционировании, социальной мобильности;

в саморефлексивном измерении – обоснование своего Я, представлений о целостности, связности биографического конструкта относительно различных аспектов личностного опыта.

Итак, для социолингвистического и дискурсивно-психологического подходов нарративная идентичность конституируется непосредственно в речевых практиках повседневных рассказов. В этом смысле нарративная идентичность есть способ, каким человек в конкретных интеракциях осуществляет идентификационную работу как нарративное изображение и производство ситуативно релевантных аспектов своей идентичности. Это локальная и прагматически размещаемая идентичность, которая производится и изображается посредством автобиографического рассказа и вследствие этого является лишь частичной идентичностью, не реализующей самости личности и не обладающей онтологическим статусом.

§ 4. Связность/когерентность (авто)биографии

Нарративная идентичность и биография теоретически или в идеале обладают связностью/когерентностью, понимаемой как создание связного образа на основе автобиографических воспоминаний и биографической перспективы на собственное прошлое. Эта связность принадлежит к числу социализируемых компетенций (темпоральная непрерывность, синхронная плотность), предполагающих сложную работу по воспоминанию и рефлексии. Чаще под когерентностью понимается либо достигнутая идентичность в биографии, либо формообразующий принцип истории жизни до рассказа о ней [Keupp, Ahbe, Gmuer, Hoefer, 1999; Straub, 2000]. Более того, в некоторых актуальных теориях идентичности, концепциях К. Гергена, Х. Херманса [Gergen, 1990; Hermans, 2000] невозможность когерентности в биографическом проекте рассматривается в качестве характеристики постмодерна.

В этом дискуссионном понятии когерентности важно вычленить различные уровни анализа, особенно в перспективе изучения, например, «разорванных» социально-историческими факторами биографий, что характерно для российской биографики ХХ в. Тогда сложности обеспечения когерентности биографии рассказчиками, пережившими социальные травмы, гипотетически должны найти отражение в биографических разрывах и фигурах умолчаниях. В любом случае проблемы когерентности могут как сигнализировать об идентификационных проблемах личности рассказчика, так и быть особенностью нарративного текста, жанр которого может и не учитывать нелегитимных опытов рассказчика, питающих идентификационные поиски. Поэтому когерентность может пониматься как на локально-текстуальном, так и на глобальном уровне биографии в целом. Под локальной когерентностью понимается причинно-следственная, конечная взаимосвязь между предложениями внутри секвенций как смысловых единиц текста и аргументами, в противном случае текст утрачивает информативность и понятность [Beaugrande, Dressler, 1981; Sanders, Spooren, Noordman, 1992]. Если же текстуальный анализ не позволяет реконструировать усилия рассказчика по достижению локальной когерентности, дополняемые расспрашиваниями в процессе рассказывания в расчете на слушающего, то это становится дополнительной исследовательской задачей.

В отличие от локальной глобальная когерентность понимается как способность совмещения в когерентный образ, или гештальт, автобиографических воспоминаний и биографической перспективы на собственное прошлое. Эта компетенция является результатом социализации и взросления, так как ей предпослана сложная работа по воспоминанию и рефлексии [Sanders, Spooren, Noordman. 1992]. Глобальная когерентность включает темпоральную непрерывность, а также синхронизацию образов Я и действий рассказчика в различных сферах жизни. Соответственно в высшей степени дискуссионным является вопрос о недостатке глобальной связности: это симптом дефицитарной идентичности или характеристика постмодерна, под влиянием которого противоречивые интенции различных социальных устремлений индивида не складываются в когерентный образ?

Дальнейшее углубление в дискуссию о глобальной когерентности биографии и идентичности позволяет выделить следующее. С одной стороны, она может быть понята как качество идентичности рассказчика, т. е. как существующее вне текста и не зависящее от него, лишь получающее свое выражение в тексте. С другой стороны, она может выступать как признак текста, свойство автобиографического рассказа. Во многих работах, более того, в направлениях (как, например, нарративная психотерапия), рассказывание историй жизни имеет именно этот эффект производства когерентности, «ремонта» биографии за счет разработки нового позитивного нарративного сценария, как в работах Г. Гумбриум и Й. Хольстайна [Gubrium, Holstein, 1992], Дж. Фридман и Дж. Комбс [Freedman, Combs, 1993].