Картер побеждает дьявола - Глен Голд

– Кто вы по роду занятий? – спросил Картер.

– Инвестиционный банкир, сэр.

Инвестиционный банкир. Быть может, он чтит фамилию

«Картер», какой она известна добропорядочному, не театральному миру. Ледяной голос Картера стал еще на несколько градусов холоднее.

– Полагаете, вы можете с первого взгляда определить, что у человека за душой?

– Да.

– И характер играет тут не последнюю роль?

– Так утверждает Морган.

Заранее зная ответ, Картер спросил:

– Если я завтра приду к вам в банк, вы дадите мне в долг?

– Нет, сэр, не дам.

В зале послышались смешки, и Картер почувствовал, что Мистериозо тоже хихикнул.

– Может быть, я сумею вас переубедить. – Картер распечатал колоду, перетасовал, взял карту и вложил в конверт. – Теперь, сэр, не соблаговолите ли поставить на карте свою подпись, потом запечатать конверт и расписаться на нем?

Покуда банкир расписывался на конверте и на карте, Картер спросил:

– Эту ли подпись вы поставите, если я приду к вам завтра в банк?

– Я подписываю так все документы.

Картер вложил конверт в нагрудный карман банкира. Оставалось только подбросить колоду и выхватить из нее нужную карту. Однако Картер достиг неведомого прежде состояния. Он рассеянно открыл колоду.

Четверка пик.

– Это ваша карта?

– Нет.

Картер взглянул на четверку пик.

– Правда?

– Правда.

Мистериозо подошел к самому краю сцены. Он стоял, скрестив руки на груди и опершись на декорацию, расписанную чертями и магами.

На какой-то ужасный миг в зале начались перешептывания. Время замедлилось. Однако привычка думать на сцене давно стала для Картера второй натурой: он незаметно вытащил нужную карту, и тут мысль, как завершить номер, явилась во всеоружии, словно Афина из головы Зевса.

Картер вытащил из рукава метательный нож, размахнулся и бросил его в декорацию, к которой прислонился соперник. Клинок вошел в дерево в трех дюймах от головы Мистериозо.

Картер перенес внимание на добровольца. Сбоку раздался шум – Мистериозо запутался в ногах и рухнул на пол.

– А теперь, – спокойно спросил Картер, – это ваша карта?

Банкир нахмурился.

– Где?

Картер кивнул на декорацию. Нож пробил шестерку червей – подписанную банкиром – точно посередине. У банкира вытянулось лицо.

– Э… да. Это моя подпись.

– Спасибо.

Картер проводил его со сцены, поклонился и вышел к рампе.

– Дамы и господа, пусть это научит нас отдавать людям должное.

Картер ушел за кулисы, собрал реквизит и отнес в грузовой вагон поезда. Он пошел к Эвелине и Карлу, но комната уже опустела. Попрощаться не удалось.

Вечером он поужинал похлебкой из солонины, которую приготовила хозяйка, и потом долго лежал, глядя в очередной грязный облупленный потолок. За окном орали коты. Картер пытался придумать достойную иллюзию, которая сделает ему имя. Что-нибудь с огнем или с вызыванием духов.

Мысли переключились на Карла и Эвелину, которых никто даже не проводил. И Сара уехала. А имя Мистериозо стоит в афише большими буквами.

Коты на улице завопили еще истошнее.

Картер сбросил одеяло, распахнул окно и заорал на них.

Коты стихли – видимо, от испуга. Он закрыл глаза и лег, но не заснул.

Глава 9

Двадцать три Картеру исполнилось в Уичито. Бура Смит прислал в подарок авторучку вместе с приглашением писать почаще. Пришла посылка и от родителей – книги, теплые кальсоны, изготовленный с помощью фототрюка снимок, на котором Джеймс как будто играет в карты с самим собой. Если не считать подарков, празднование заключалось в том, что Картер выбрался на крышу меблирашки, сложил пальцы рамкой и принялся отыскивать знакомые созвездия, названий которых не знал. Интересно, видно ли их из Аляски? Ему казалось, что Сара застыла во времени и ждет его, сама о том не подозревая.

Последние две недели турне должны были пройти в Сан-Франциско, в самом большом и роскошном театре «Орфей». Оркестр из пятидесяти музыкантов и бархатные кресла на две тысячи зрителей привлекали сюда лучших мировых исполнителей. Здесь выступали Гудини, Сара Бернар, Барриморы, зарабатывающие по пять тысяч долларов в неделю. Коллеги Картера, довольствующиеся примерно ста десятью долларами в неделю, получали возможность выступить в «Орфее», чтобы дирекция увидела их номера и решила, заключать ли контракты на следующий сезон. На этих выступлениях каждый старался добавить в номер какую-нибудь «изюминку» – новые эффекты или неожиданный сюжетный ход.

Старые представления о фокусах казались Картеру пошлыми – он подумывал о трюках с обезглавливанием, электрическим стулом или «уздечкой сварливых», однако не доверял своему воображению. Он написал братьям Мартинка, крупнейшим производителям иллюзионного реквизита, и спросил, сколько стоит оборудование для левитации. Ему прислали расценки на «ага» – обычную левитацию, и «ашра» – левитацию, при которой тело не только парит в воздухе, но и пропадает. Даже первую Картер не мог себе позволить, не залезая в трастовый капитал, который положил на его имя отец.

На двадцатой неделе поползли «оплаченные слухи». В города, где труппа выступала по одному разу – Окмалги, штат Оклахома, Накодочес, штат Техас, Плакмин, штат Луизиана, – отправились специально нанятые люди. В церквях и пивных они громко разговаривали между собой о грядущих гастролях варьете «Кит-Орфей». В церкви они, прищелкивая языком, сочувствовали своим женам, не видевшим душку-чтеца Вилли Чейза, в пивных со смехом вспоминали «Балаган в старших классах» и шепотом рассказывали о танцах в курильне опиума. И как только девушкам не стыдно так заголяться?

Тактика сработала – представления шли чуть ли не с аншлагом.

Однако вскоре начали распространяться не оплаченные, а самые настоящие толки, и поводом для них стала новая ассистентка Мистериозо – Аннабель, взятая на место Сары О'Лири после того, как еще три девушки безуспешно пытались выступить в этой роли.

Картера Аннабель не заинтересовала. До Сары он не имел обыкновения увиваться за девушками, а в ее отсутствие почти три дня держался подальше от Аннабель. Спустя двое суток и девятнадцать часов после ее вступления в труппу они вместе оказались на сцене. Аннабель тянулась, поставив одну ногу на балетный станок. Картер проверял запасные тузы за подкладкой цилиндра и приметил ее красное от натуги лицо и мучительно наморщенный лоб.

Надевая цилиндр и встряхивая плащом перед выходом на сцену, он снова взглянул на девушку и отметил шелковистые рыжие волосы, обрамляющие заостренное лицо. Но какие большие руки, какие обломанные ногти! В рыжих волосах – выгоревшая синяя лента. Мелькнувшая было жалость мгновенно ушла, когда он заметил, как она переминается с ноги на ногу и поигрывает мускулами на спине.

Аннабель поймала его взгляд. Он промолчал. Она тоже. Оба разом отвернулись. Картер под марш Элгара вышел на авансцену и поклонился. В тот вечер он выступал хорошо, однако, вынимая крутые яйца из уха юного добровольца, помнил ужасное выражение ее глаз.

Он не будет с ней говорить. Он слишком боялся того выражения, которое сквозило в зеленых с золотой искрой глазах и делало Аннабель незаменимой для Мистериозо. Ее глаза горели вулканической ненавистью.

На первом же выступлении – в Топеке – она отлупила, по-настоящему отлупила партнеров, хотевших ее схватить. Отбросила одного в сторону и лягнула другого в солнечное сплетение. Потом, словно то была мимолетная тучка в погожий день, утратила интерес и позволила себя похитить. Публика впервые видела, чтобы женщина дралась. Зал ополоумел. Под занавес она без спросу вышла на поклоны, чем заслужила злобный взгляд Мистериозо и новые аплодисменты зрителей.

Из лагеря Мистериозо просочились слухи, что он в первый же вечер уволил новую ассистентку, но десятки местных женщин выстроились у выхода из театра и принялись его благодарить – он-де показал, что они тоже могут сражаться с индейцами. Женщины говорили, что завтра отправят на представление соседок и столько раз повторяли: «Спасибо, дай вам Бог здоровья», что Мистериозо взял Аннабель обратно. Когда остальные зароптали, он хмыкнул, сказал, что еще раз убедился в правильности своего выбора, и велел поставить хореографический номер, имитирующий драку.

Будь у Картера охота смотреть (а такой охоты у него не было, о чем он даже написал в дневнике), можно было бы стоять на площадке за театром и смотреть, как Аннабель с партнерами репетируют все более спортивную и сложную потасовку. Сперва мужчины были недовольны, но, после того как Аннабель поставила выпивку пострадавшему в первый вечер, превратились в самых ярых ее сторонников.

Всякий раз, как труппа пересекалась с другим гастролирующим варьете, Картер шел смотреть коллег-фокусников и обычно делал записи в дневнике. Он видел Великого Реймонда (запись в дневнике: «очень хорошо»), Аделаиду Германн, последнюю из великой династии Германнов («хорошо»), Тёрстона, преемника Келлара, считавшегося в профессиональных кругах величайшим иллюзионистом мира («неплохо») и Т. Нельсона Даунза, Короля Монет (о нем Картер ничего в дневнике не написал, но на целой странице оправдывал свой собственный номер, заключив словами, что надо придумать новые эффекты).