Картер побеждает дьявола - Глен Голд

Ночной портье дремал на табурете, просунув пальцы под полосатый жилет. Картер прочистил горло.

– М-мм? Что?

– Боюсь, я не по адресу, – вздохнул Картер. – Здесь, часом, артисты не остановились?

Портье сморгнул.

– Неужто наша гостиница похожа на заведение, куда пускают артистов?

– Вот и я про то. А босс уверяет, что некий Мистериозо остановился здесь.

– Мистериозо живет здесь, но он не артист, а иллюзионист. Как Гудини.

– Ясно. А Сара О'Лири здесь?

– Нет.

– У этих артисток бывают странные… – Он сощурился. – Простите?

– Она здесь больше не живет.

– А в какой она гостинице?

Портье хмыкнул.

– Далековато придется бежать, приятель. Господин Мистериозо посадил ее на поезд и отправил домой.

– Но где… когда… – Картер не могзакончить вопрос. Портье закрыл глаза, прислонился к стене и снова просунул большие пальцы под жилетку.

Картер взял цветы вместе со спрятанной в них визитной карточкой и пошел к выходу. Ему хотелось спросить, нет ли тут какой ошибки, но в глубине души он знал, что услышал правду. Какой же он идиот, что решил ухаживать за Сарой! Только дойдя до меблированных комнат, Картер сообразил, что по-прежнему держит в руках букет.

Он поправил цветы и прислонил их у двери, за которой спали Ковальские.

На следующее утро, бреясь, Картер подумал: в какой бы город ни уехала Сара, они рано или поздно будут там выступать. Чем больше расстояние и трудности, тем слаще встреча после разлуки. К тому времени, когда надо было идти в театр, он уже почти напевал себе под нос.

Картер сел в одно из множества пустых кресел и стал смотреть, как опухший с похмелья Карл играет на гитаре «Трех слепых мышек», покуда Эвелина доит корову. Их было почти не слышно: в проходе дети шахтеров затеяли драку с деревенскими. Многие артисты смотрели «Потешную ферму» из-за кулис. Прошел слух, что Ковальским помогает Картер и возможны любые сюрпризы.

Когда закончилась музыкальная часть программы, Эвелина встала и угрюмо изрекла:

– Сейчас будет особенный номер. Маленький фокус-покус.

Картер взялся за лоб, готовый, если всё пойдет плохо, заслониться рукой. Эвелина попросила на сцену двух добровольцев. Поскольку слов «фокус-покус» никто не расслышал (Эвелина говорила с таким акцентом, что даже Картер, знавший, о чем речь, еле-еле понимал), в проход вышли двое сельскохозяйственных рабочих в грубых башмаках – видимо, решили, что Ковальским надо помочь со скотиной.

– Ой, – сказала Эвелина. – Нет, это будет магический трюк, не трюк с животными. Может быть, кто-то другой?

Картер нахмурился: отличные добровольцы, зачем ей другие? Эвелина из-под руки оглядела зрительный зал. Картер проследил ее взгляд и обмер: во втором ряду сидели двое морячков. Откуда они в сухопутном Денвере? Только бы Эвелина их не вызвала! Однако она махала именно матросам.

– Я вижу двух доблестных моряков. Прошу наших защитников на сцену.

Картер вскинул руки, пытаясь ее остановить. Объясняя фокус, он не упомянул главное правило – если делаешь трюк с освобождением, никогда не проси моряков завязывать узлы. Теперь то, что вчера представлялось совершенно невероятным, разворачивалось перед его собственными глазами.

Поздно. Морячки вышли на сцену, Карл, косясь на них злым глазом, полез в мешок. Эвелина держала край, покуда моряки затягивали веревку.

Картер прошептал:

– Всё не так. Ты должна завязывать узлы, а они – смотреть.

Морячки явно развлекались. Даже с шестого ряда Картер видел, как они вяжут испанскую беседку поверх фалового узла. Эвелина, не чуя беды, вручила им концы веревки и велела тянуть. Она поставила ширму, одолженную у исполнительницы китайских танцев. Теперь мешок с Карлом был скрыт от публики. Матросы, стоя по сторонам сцены, тянули за веревку.

– Раз! Два! Три! – Эвелина хлопнула в ладоши. Баран заблеял. Больше ничего не произошло. – Четыре?

Зрители, без особого внимания наблюдавшие за действием, поняли, что произошел какой-то сбой. Дети в проходе прекратили драку. Моряки сильнее потянули за веревку.

– Пять? Карл!

Мешок, пустой и невесомый, перелетел через ширму. Веревка ослабла, и моряки плюхнулись на сцену. В зале засмеялись. Эвелина удивленно смотрела на мешок. Картер не верил своим глазам. Сработало!

Тут Эвелина вспомнила, что добровольцы должны осмотреть узлы. Морячки, недовольно ворча и отряхивая зад, признали, что узлы на месте. Эвелина убрала ширму.

– Где Карл? – спросила она моряков. – Кто-нибудь в этом театре знает, где Карл?

Картер чувствовал растерянность зала – Эвелина выглядела такой озабоченной, что никто не понимал, входило ли исчезновение в программу. Карл вышел из-за кулисы и помахал зрителям.

– Спасибо, – сказала Эвелина, кланяясь. – Это был наш маленький трюк.

Картер оглядел зал. Зрители обмахивались программками, видимо, решая, остаться на «мягкую чечетку» или сходить в буфет. И тут случилось то, чего Картер никогда в варьете не видел – из-за кулис, с колосников раздались сперва тихие, потом все более громкие аплодисменты. Коллеги устроили «Потешной ферме» заслуженную овацию.

Через несколько минут Картер был за сценой. Здесь уже собрались Чейз, исполнитель драматических монологов, Рейли и Шульц, певцы, Минни и двое ее сыновей, Юлиус и Адольф, худенькая китайская танцовщица и Ласло с немалой частью своего оркестра. Эвелину хлопали по спине, а она показывала черные мешки и объясняла фокус: «Смотрите, как просто». Картер протиснулся сквозь толпу. Ему хотелось поздравить Эвелину и одновременно заткнуть ей рот, пока не выболтала весь секрет.

Эвелина обняла Карла. Тот закрыл налитые кровью глаза. Кто-то кричал ему в ухо поздравления. Эвелина увидела Картера и бросилась ему на шею.

Мистериозо, никогда не приходивший так рано, черным облачком отделился от двери и двинулся к антрепренеру – усатому мужчине с жидким коком на голове.

Покуда Эвелина обнимала Картера, Мистериозо вытащил какой-то документ и ткнул в него пальцем.

Через мгновение антрепренер подошел к Карлу и Эвелине.

– Вы уволены!

Толпа ахнула, как один человек. Никто не верил своим ушам.

– В одной программе не может быть трех фокусников. Так написано в контракте. Собирайте манатки!

Артисты зашумели. Что он сказал? За что увольняют? Какой ужас! Однако пока Минни утешала Эвелину, а потом высказывала антрепренеру, что о нем думает, остальные уже начали расходиться. На сцену выносили декорации для комедийного номера, все возвращались к своим делам. Еще двоих уволили – лучше держаться подальше.

Картер не ушел. Он стоял неподвижно в темном углу за сценой. Когда толпа окончательно рассеялась, он насторожился, чувствуя, что рядом кто-то есть. Мистериозо с песиком на руках стоял за картонным щитом, используемым в живых картинах. Как только Картер его заметил, Мистериозо отвесил легкий поклон, повернулся на каблуках и вышел.

В тот вечер Картер исполнил свой номер с особым артистизмом и тщанием. Его душила ярость. Всякий раз, взглянув за кулисы, направо или налево, он видел Мистериозо. Тот явно знал, когда Картер повернется в ту или другую сторону. Это удивляло, поскольку раньше Картер его на своих выступлениях не замечал. Мистериозо улыбался и с притворным восхищением кивал после каждого трюка. Растягивая карты гармошкой, Картер считал в уме: турне продолжается уже пять недель. Через двадцать две недели, в сан-францисском «Орфее» надо будет произвести достойное впечатление – есть время отработать пару новых иллюзий.

Одна беда. По словам Минни, Сара вернулась в родной Бристоль-бэй, на Аляску. Туда варьете не собиралось, и маловероятно, что гастрольная судьба когда-нибудь забросит его в этот морозный край. Более того, Сара оставила сцену, чтобы вернуться к своей первой любви – к церкви. Она собралась в монастырь, а от Мистериозо ушла, поскольку он не разрешил ей исполнить сольный танцевальный номер на тему плача Иеремии.

Некоторые, думал Картер, взмахивая платком, который, развернувшись, превратился в американский флаг, поостереглись бы влюбляться издалека в незнакомую девушку. Однако сейчас было не до того: Мистериозо вышвырнул на улицу Эвелину и Карла, а Картер еще со времен Дженкса люто ненавидел торжествующих негодяев.

Настало время пригласить добровольца для заключительной части номера. Робер-Уден[20] писал: «Умного одурачить легче, чем простофилю». Картер выучил эти слова назубок.

– Не согласится ли самый умный человек в зрительном зале подняться на сцену?

Эта реплика всегда вызывала смех; на этот раз под аплодисменты и улюлюканье в проход между креслами вышел представительного вида господин. На нем был европейский черный костюм со шлицами по бокам, лицо выражало уверенность, что уж он-то не даст себя одурачить.

– Кто вы по роду занятий? – спросил Картер.

– Инвестиционный банкир, сэр.