Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов

шагом. Петр решит, что сами улицы преданы движению: номера домов выпадут на отшлифованный шинами асфальт или зависнут в воздухе, перемешиваясь в стремительном танце, обрушиваясь в свист и гудение водосточных труб, копируя их гулкую кривизну, их хохот. Все будет похоже на высокоэкранный фильм, и Петр, несмотря на нелюбовь к кинематографическому жанру, найдет это сходство любопытным. Спасение! Эйфория!! Триумф!!!

Но вот еще одна капля дегтя. Вдали от центра многое переменится, путь покажется небезопасным, здания совсем перестанут следить за своей внешностью, все быстрее теряя молодость и осыпаясь прокаженной, пузырящейся штукатуркой. Парадные фасады постепенно сменятся обшарпанными лачугами; улицы мрачновато опустеют, как кварталы прибрежного городка, из которого аккурат к началу осени должны исчезать все приезжие (только здесь – надо ли уточнять? – не будет никаких намеков на море); ворчливые старухи ведрами выплеснут помои прямо из окон (успевайте отпрыгнуть), а шумные вороны без промедления набросятся на любимое лакомство; место тротуаров займут грязные канавы, и бродячие собаки, справляющие в кюветы нужду, станут примеряться зубами к голеням редких прохожих (Петр, конечно же, не станет исключением). Дойдя до нужного дома, Петр еще раз убедится в многообразии столичного зодчества: покосившееся девятиэтажное здание ничем не напомнит изысканных сооружений центра. Прежде чем нажать на домофоне требуемые цифры, указанные в присланной ему молодухой-процентщицей инструкции, Петр обратит внимание на огромное прикнопленное рядом с дверью объявление, содержание которого снова заставит задуматься о существенности различий между Столицей и провинцией. Вот оно: «Продам светодиодные шнурки. Идеальны для детей и подростков, но вполне подойдут и людям постарше, увлекающимся модной музыкой и клубной культурой. Такому аксессуару легко найти и другое применение – например, заплести в волосы, закрутить на запястье в виде браслета, украсить ошейник домашнего питомца. В режиме постоянного свечения заряда батареек хватит на 30 часов работы. В режиме мерцания – на 80 часов! Материал – прозрачный пластик, травмобезопасны, батарейки в комплекте». Более того, текст будет сопровождаться фотоиллюстрацией: улыбающаяся молодая пара, с головы до ног обвешанная этими самыми шнурками. Настоящее безумие.

Чьи-то шаги на лестничной клетке. Конечно, это вошедший в подъезд Петр, вслушаемся же в раскатистый топот его имени. Ободранная комната на последнем этаже: предложи эту захудалую ночлежку кому-то другому – наверняка со всех ног сбежит, а Петра эти апартаменты вполне устроят. Более того, Петр найдет, что конура, хоть и капельку тесновата, не лишена меланхоличного изящества. Окунувшись в сжатый полумрак, Петр в полной мере ощутит притягательность простоты. Петр даст вам сто очков вперед, Петр отыщет утонченность даже в трепещущих на сквозняке ошметках паутины. А мебель? Одно название, скажете вы! Скрипучая кровать, шкаф, стол, стул, коричневые обои, пыльный тюль, вид из окна на внутренний двор – заброшенный пустырь со стоящей где-то в углу старой телефонной будкой. Но что еще нужно будущему прозаику? Избыточные детали лишь вызовут раздражение. Да, Петр непритязателен, аскетичен, скромен, мечтателен. В каком-то смысле – строг. На свой лад. Ведь он закален многолетним безденежьем. Петра не смутит и временное (?) отсутствие горячей воды. В жаркую (?) погоду холодный душ даже уместнее. О, Петр, Петр! Петр! Ах, он легок как ветер.

Вдруг – короткая вспышка. Словно фрагмент ненаступившего будущего. Выключенный свет, серость оконного пролета, корчащийся на полу человек. Черная пыль вопросов, застывших в пустоте. Прежде чем начать формулировать их, нам еще придется рассказать о многом другом. За стенами зачавкает жидкий снег, но внутри ничего не будет слышно. Да, слишком густая, спрессованная тишина, в которой утонут все звуки. Стены, едва выдерживающие давление могучей немоты. Конец короткой сцены. Все это случится позже, намного позже. Будем надеяться, что когда-нибудь мы навсегда разделаемся с этой историей, как, впрочем, и со всеми остальными.

Чем заняться в столице в первый день? Да чем угодно! И прежде всего – кружением. Петр выйдет из мрачных закоулков и снова примется петлять вдоль зеркальных витрин до поздней ночи. Фланер, двороброд, шатун – подумать только, сколько шаловливых определений наготове! Мимо парков и площадей. Мимо деревьев и пустоты. Мимо толчеи и простора. Мимо множеств и отсутствия. (Эффектный ряд можно продолжить, но воздержимся от соблазна.) Ветреные улицы понесут Петра на своих морщавеньких, рваных руках. Все то же оголтелое сумасбродство, безрассудный порыв. Люди будут беспорядочно разбегаться туда-сюда, словно мусор, подгоняемый порывами ветра. Впрочем, едва ли Петр согласится с этим высокомерным сравнением[15] – нет же, суматоха покажется ему еще более веселой, энергичной, живой. Ах, Петр неисправим! Вы тоже влюблены в этого сорвиголову? Вы тоже одержимы желанием переименовать Столицу в его честь? Да, теперь это воистину город Петра!

Волны людей станут попеременно уплотняться и разжижаться, Петр ясно почувствует эти приливы и отливы. Взгляды прохожих будут проскальзывать сквозь Петра. Да, здесь можно будет бродить, не рискуя быть узнанным, остановленным, толпа (конечно, если не вспоминать о касте вмятых друг в друга, как куски теста, злосчастных пассажиров зловонного метро) подарит приятное чувство безопасности, даже изолированности. Одиночество предстанет не тяготящим, а захватывающим. Быть самому по себе, счастье не знать никого! Ах, все засветится волшебными красками, все будет проникнуто загадочным торжеством! И тут же – волнующие мысли о завтрашней встрече (мы расскажем о ней уже в следующем эпизоде, потерпите всего один абзац).

Через несколько часов длинные вечерние лучи начнут отрезать прохожим головы, преломляясь в широких окнах ресторанов, похожих на огромные аквариумы, где вместо рыб будут барахтаться гримасы богатых людей, считающих себя счастливыми и правыми. Официанты и официантки, ряженные во фраки. На мир за стеклом все они станут смотреть словно сквозь уменьшающие изображение линзы. При этом совсем рядом, буквально в соседнем окне-экране какой-то молодчик будет выбирать дезодорант – по очереди снимая с полки дешевые спреи, носатый модник примется раз за разом направлять шипящую струю на ладонь и втягивать ноздрями еще дымящийся аромат. А Петр, которого никоим образом не расстроит не только молчание звонких монет в кошельке, но и отсутствие самого кошелька, тем временем войдет в незнакомые слоистые сумерки, всматриваясь в вычертни теней и россыпи искр, уворачиваясь от электрической пурги и разноцветных перьев, пытающихся соревноваться с сиянием черного плеска столичной ночи. Городской ветер будет врезаться в витрины, заполнит уличные проемы, приятно засвистит в рукавах, насмешливо воспрепятствует бегу. Каждый шаг начнет в несколько раз увеличивать чувство восторга!

Эпизод восьмой,

в котором мы познакомимся с Гретой

Сперва – лишь смутный, изящный силуэт. Но вот девушка приблизится. «Я буду Грета», – скажет она, глядя прямо в камеру. И еще скажет: «Да, вот такое имя…» Едва заметный ветер всколыхнет ее светлые волосы (кинооператор невольно улыбнется). Затем она повернется к нашему герою.

– Вы? Уже здесь? Один?!

– Отчего же, со мной моя тень.

– Какое очаровательное соседство! Но почему же силуэт вашего спутника так незаметен?

– Просто мой друг слишком осторожен, чтобы оставаться на виду.

– Ах вот как. Это способно успокоить.

– А где же ваши вуаль, маска, лорнет?

– Скажем так: забыты, утрачены, выронены. А где ваши шпоры?

– Позвольте я не буду отвечать.

– Какой странный ответ!

– Скорее не ответ, а лишь шутливое прекословие.

– Пусть и так. А что добавит к этим прекословам ваш дружеский силуэт?

– Что все здесь вот-вот переполнится неясным, тягучим смыслом.

– Нет, это только притворство.

– Какая разница, если оно так явственно, так отчетливо.

– Аккуратнее, вы с минуты на минуту попадете во власть гибельных, испепеляющих чар.

– Не я, а разве что скрывающийся за моей спиной силуэт, но