Простая милость - Уильям Кент Крюгер

дом. Мать рассеянно готовила какой-то перекус. Когда мы поднялись наверх, Джейк сразу схватил свою перчатку, лежавшую на полу. Я принялся рыться в шкафу в поисках своей.

Джейк сел на кровать, приложил перчатку к носу, вдыхая приятный аромат старой кожи, и сказал:

— Он никогда не рассказывает о войне.

Я удивился — ведь казалось, что он увлеченно качался на качелях и не слышал разговора, происходившего на кухне. Джейк умел меня поразить. Отыскав свою старую перчатку игрока первой базы, я натянул ее на руку, а затем ударил по ней кулаком.

— Может быть, когда-нибудь и расскажет, — сказал я.

— Да, может быть, — сказал Джейк, но не потому, что и впрямь так думал. Иногда ему просто нравилось со мной соглашаться.

6

Карл был единственным ребенком Акселя и Джулии Брандтов. Аксель держал в Нью-Бремене пивоварню, основанную еще его прадедом и ставшую одним из первых в городе коммерческим предприятием, которое процветало уже более сотни лет. Пивоварня давала много рабочих мест и потому составляла основу экономической жизни Нью-Бремена. Это была своего рода драгоценность городской короны, а Брандты по меркам Среднего Запада считались почти что королями. Жили они, разумеется, на Высотах, в просторном особняке с белыми колоннами и мраморным задним двориком, откуда открывался вид на весь город — Равнины, предместья Равнин и широкий изгиб реки.

Карл Брандт и Ариэль встречались почти год, и, хотя моей матери это не нравилось, их отношения были в той или иной степени ее рук делом. Каждое лето со времени нашего переезда в Нью-Бремен моя мать устраивала музыкальную постановку, к участию в которой привлекала талантливую городскую молодежь. Проходило представление на открытой эстраде в Лютер-парке в первое воскресенье августа. Жители Нью-Бремена валом валили на него. После того, как участники последнего представления вышли на прощальный поклон, горожане наперебой хвалили и хвалились — не только потому, что молодежь проявила выдающиеся дарования, но и потому, что Нью-Бремен воспитывает в своей молодежи качества, которые в будущем хорошо послужат обществу и стране. В прошлое лето Карлу и Ариэль было по семнадцать, и мать выбрала их на главные роли в мюзикле под названием «Приятель». После окончания постановки звездная пара не рассталась. Поначалу мать считала это естественным следствием времени и усилий, затраченных обоими подростками на постановку, и предсказывала, что отношения закончатся раньше осеннего листопада. Но в долине Миннесоты наступило новое лето, а отношения Карла и Ариэли казались по-прежнему всепоглощающими. Они тревожили не только мою мать, но и Джулию Брандт, которая, когда им обеим случалось встретиться, держала себя — по выражению матери, достойному знаменитой нью-йоркской школы писательского мастерства — «холодно, словно арктическая зима».

Хотя мать и не одобряла отношений дочери, Карл ей нравился, и она часто приглашала его отобедать. Ариэль ни разу не обедала у Брандтов, и мать отнюдь не упускала из виду это обстоятельство. Карл был учтив и весел, к тому же увлекался спортом — футболом, баскетболом и бейсболом. Он поступил в колледж святого Олафа в Нортфилде, штат Миннесота, намереваясь поиграть там в футбол и получить степень, а потом вернуться в Нью-Бремен, чтобы помогать отцу в управлении пивоварней. Глядя из города на холм и белеющие среди зелени стены особняка, я думал, что у Карла Брандта шикарное будущее.

В тот воскресный вечер Карл и Ариэль собирались на лодочную прогулку. Семья Карла владела парусной яхтой и моторным катером, которые швартовались у пристани на озере Синглтон. Ариэль обожала лодочные прогулки. Она говорила, что любит ветер, веющий над водой, ясный голубой небосвод над головой и цапель, которые расхаживают по камышовым зарослям, будто на ходулях. Говорила, что любит чувствовать себя свободной от косности и грязи земного мира.

После ужина она села на веранде дожидаться Карла. Я вышел и сел рядом. Ариэль всегда радовало мое общество. За одно это я любил ее. Отец, ушедший на поиски Тревиса Клемента, еще не возвращался, и я, сидя рядом с сестрой, наблюдал за Тейлор-стрит и высматривал наш «паккард».

Ариэль надела белые шорты, маечку в красно-белую горизонтальную полоску и белые матерчатые кеды. Волосы она подвязала красной лентой.

— Отлично выглядишь, — сказал я.

— Спасибо, Фрэнки. Комплиментов много не бывает. — И она легонько подтолкнула меня бедром.

— Как оно вообще? — спросил я.

— Что «оно»?

— Влюбиться. Это что-то липкое и сладкое?

Она засмеялась.

— Сначала это прекрасно. Потом жутковато. Потом… — Она взглянула в сторону холмов, в сторону Высот. — Сложно это все.

— Ты выйдешь за него замуж?

— За Карла? — Она помотала головой.

— Мама боится, что выйдешь.

— Мама ничего не знает.

— Она говорит, что волнуется, потому что любит тебя.

— Волнуется она, Фрэнки, из-за того, что боится, как бы я не разделила ее судьбу.

Я не понял, что именно она хотела сказать, но, как и все мы, я понимал, что моя мать не очень довольна своей жизнью в качестве жены священника. Об этом она говорила многократно, обычно примерно такими словами: «Когда я выходила за тебя, Натан, то думала, что выхожу за адвоката. А на это я не подписывалась». Чаще всего она говорила это, подвыпив, — конечно, жене священника такое не подобает, но с матерью все-таки случалось. Она питала слабость к мартини, иногда наливала себе стаканчик-другой и в одиночестве потягивала его, сидя в гостиной, в то время как на плите выкипал суп.

— Она отправила папу искать мистера Клемента, — сказал я. — Мистер Клемент побил миссис Клемент и Питера.

— Я слышала, — отозвалась Ариэль.

— По-моему, я делаю много такого, за что меня стоило бы побить. Но на меня только кричат. Я этого заслуживаю. Я не самый лучший ребенок.

Она повернулась и серьезно взглянула мне в лицо.

— Фрэнки, не надо себя недооценивать. У тебя замечательные способности.

— Мне надо быть более ответственным, — сказал я.

— Ты еще успеешь стать более ответственным. Поверь мне, это не самое главное.

Она произнесла это медленно и удрученно, так что и у меня стало тяжело на душе. Я привалился плечом к сестре и произнес:

— Не хочу,