Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви - Лицо - Дневник мечтателя.) - Джек Вэнс

Наступил мягкий солнечный день, полный ароматных испарений осени. «Наварт не может пожаловаться на погоду», — подумал Герсен. Он тщательно проверил состояние своей одежды. Облегающий костюм арлекина не позволял взять с собой все, что он обычно носил, но Герсен попытался сделать все возможное в этой ситуации. В его ремень было вложено тонкое острое стеклянное лезвие, рукояткой которому служила пряжка ремня. Под мышкой, слева, висел лучемет; во внутреннем кармане правого рукава он спрятал яд. Убедившись в том, что все было на месте, Герсен завернулся в плащ и проследовал в поселок — скопление древних сооружений из чугуна и плавленого камня на берегу небольшого озера. Это местечко отличалось буколическим, почти средневековым очарованием; гостинице — пожалуй, новейшему зданию в поселке — было уже как минимум четыреста лет. Как только Герсен приблизился ко входу, навстречу шагнул молодой человек в серой куртке и черных брюках: «Вы приглашены на вечерний банкет, сударь?»

Герсен кивнул, и его провели к берегу озера, где ждала лодка с балдахином. «Будьте добры, наденьте маску», — сказал юноша в униформе. Герсен надел маску, спустился в лодку, и его отвезли на противоположный берег.

Судя по всему, он прибыл в числе последних. Вокруг подковообразного буфета собрались не меньше двух десятков гостей — все они явно чувствовали себя не очень удобно в маскарадных костюмах. Один из них — судя по телодвижениям, это мог быть только Наварт — подошел к нему и снял с него плащ: «Пока мы ждем, попробуйте это старое вино; у него мягкий и легкий вкус, вам понравится».

Герсен взял бокал с вином и отошел в сторону. Двадцать мужчин и женщин: кто из них — Виоль Фалюш? Если он был здесь, его невозможно было сразу отличить от других. Неподалеку, натянуто выпрямившись, стояла стройная молодая женщина, державшая бокал так, словно он был наполнен уксусом. «Наварт все-таки позволил Зан-Зу участвовать в банкете, — подумал Герсен. — Или, судя по ее настроению, заставил ее сюда придти». Герсен пересчитал присутствующих: десять мужчин, одиннадцать женщин. Если следовало ожидать прибытия представителей обоих полов в равном количестве, один мужчина все еще не явился. Герсен еще не кончил считать, как к берегу тихонько подплыл ялик под белым балдахином, и на берег сошел недостающий гость. Высокий и гибкий, он двигался с ленивой легкостью, сочетавшейся с напряженной бдительностью. Герсен внимательно рассмотрел его. Возможно, это не был Виоль Фалюш, но его следовало рассматривать как самого вероятного кандидата. Новоприбывший медленно приблизился к группе гостей. Наварт поспешил ему навстречу с почти подобострастным поклоном и подхватил плащ, брошенный этим человеком. Когда он повесил плащ на крючок находившейся неподалеку стойки и вложил бокал с вином в руку последнего гостя, к Наварту вернулось радостное возбуждение. Размахивая руками, он принялся расхаживать взад и вперед длинными пружинистыми шагами: «Друзья и гости! Теперь все прибыли — избранная группа нимф и полубогов, поэтов и философов. Обратите внимание на то, как мы выстроились на лугу, оранжево-красные и красно-черные арлекины, бессознательно приготовившись к паване! Все мы, одновременно — исполнители, участники и зрители. Рамки, заключающие спонтанность — лейтмотив, если можно так выразиться — согласуется с моим первоначальным замыслом; его дальнейшие вариации и тонкости, контрапункты и развитие зависят от каждого из нас и проистекают из общего взаимодействия. Мы должны вести себя с раскрепощенным изяществом, с осторожным безрассудством, постоянно следя за соблюдением гармонии — ни один персонаж не должен вносить фальшивую ноту в аккорд!» Наварт величественно поднял бокал так, чтобы его озарили лучи солнца, залпом осушил его и мелодраматически протянул руку, указывая вглубь подступавшей к лугу рощи: «Следуйте за мной!»

В полусотне метров участников банкета ожидал просторный шарабан под желтым балдахином с кисточками, с боковыми панелями, расписанными красной, оранжевой и зеленой эмалью. Внутри, вдоль бортов, были установлены скамьи с ярко-оранжевыми плюшевыми подушками. В центре шарабана мраморные статуи преклонивших колени сатиров поддерживали мраморную плиту, уставленную дюжинами бутылей всевозможных размеров, форм и цветов — каждая содержала, однако, все то же мягкое вино.

Гости взобрались на платформу, и шарабан поплыл над землей, бесшумно и легко, на репульсионных салазках.

Шарабан скользил по прекрасному парку; со всех сторон открывались великолепные виды. Мало-помалу сдержанность гостей улетучивалась; некоторые уже начали разговаривать и смеяться, хотя большинство все еще предпочитало пробовать вино и наслаждаться осенними пейзажами.

Герсен изучал каждого из мужчин по очереди. Тот, который прибыл последним, все еще представлялся самым подходящим исполнителем роли Виоля Фалюша; Герсен мысленно обозначил его «кандидатом № 1». Но как минимум четверо других, высоких, темноволосых и хорошо владеющих собой, годились в кандидаты №№ 2, 3, 4 и 5.

Шарабан остановился; участники банкета вышли на луг, усеянный лиловыми и белыми астрами. Наварт, передвигавшийся вприпрыжку, как козленок, провел гостей в рощу, под сень высоких деревьев. Было уже примерно три часа дня, косые солнечные лучи пробивались сквозь массу золотистых листьев, играя на огромном ковре расшитого золотом рыжеватого шелка, с каймой из серо-зеленых и синих узоров. За ковром возвышался шелковый павильон — шатер на спиральных белых шестах.

Вокруг ковра были расставлены двадцать два кресла со спинками, напоминавшими распущенные павлиньи хвосты. У каждого кресла стоял изящный табурет из черного дерева, в античном стиле, инкрустированный перламутром и киноварью; на каждом табурете стояла матово-красная чаша, наполненная кристаллизованными специями. Руководствуясь какими-то таинственными соображениями, Наварт отвел гостей к предназначенным для них креслам; Герсен оказался с той же стороны ковра, что и Зан-Зу, хотя их разделяли несколько человек. Все пятеро «кандидатов» расселись с противоположной стороны. Откуда-то донеслась музыка — или, точнее, почти музыка: последовательность томительных тихих аккордов, иногда едва уловимых, иногда настолько сложных, что их нельзя было назвать ни консонансами, ни диссонансами, но они никогда не разрешались и не составляли какую-либо привычную гармоническую последовательность, хотя внушали ощущение преследующей воображение приторной безмятежности.

Наварт занял свое кресло; все сидели молча. Из павильона вышли десять обнаженных девушек в золотистых тапочках, с желтыми розами за ушами. Они вынесли подносы с тяжелыми бокалами из зеленого стекла, содержавшими все то же изысканное вино.