Картер побеждает дьявола - Глен Голд

Позднее Чарльз заявлял, что изучал в Тетчер-скул оккультные науки. Разумеется, такого курса там не было; школа готовила будущих политиков и предпринимателей. «Грязнулей» – как старшие ученики называли младших – он в свободные часы отрабатывал карточные фокусы.

Чарльз был равнодушен к учебе. Он зачитывался Шекспиром, делал неожиданные успехи в физике, безнадежно отставал по экономике, не блистал в дебатах, зато (как всякий мальчишка с Пасифик-хайтс, выросший в атмосфере акций, чеков и облигаций) неизменно получал высший балл по этикету и социальной гигиене. То, что из Тетчер-скул прямая дорога в Йель, нимало его не интересовало: колледж готовил банкиров, а у Картера, в отличие от однокашников, душа не лежала к банковскому делу. Он не завязал ни одной прочной дружбы. Лошадь, которую он бессовестно баловал яблоками и лакрицей, очень его любила.

Вместо того чтобы допоздна корпеть над уроками, Картер постигал премудрости физиологии и самоусовершенствования. Он таскал из библиотеки книги по анатомии и вникал в устройство своих ладоней. Косточки, похожие на неровные булыжники мостовой, соединялись воедино мышцами и связками. Его завораживали некоторые гравюры, например, бесчисленные мускулы, движущие большим пальцем: отводящие, приводящие, мельчайшие сгибатели, разгибатели и, наконец, дивный musculus flexor ossis metacarpi pollicis,[11] мышца, противопоставляющая большой палец остальным и отличающая человека от животных, а при должной тренировке – фокусника от прочих смертных.

Успех, утверждали Оттава Кейс и другие авторы, достигается приложением воли к физическому телу. Испытания воли предстояли в ближайшем будущем, а пока Картер познавал те орудия, которыми одарила его природа: кожу, мышцы, сухожилия, связки, кости.

Кости ладони получили названия в те времена, когда тайны были в чести; слова «крючковатая», «клиновидная», «полулунная», «гороховидная» звучали так, будто их открыли при свечах и записали на пергаменте гусиным пером люди в черных капюшонах. Пальцы излучали действие, ум, изобретательность. «Это ведь всё не просто, – думал Картер. – Скажем, вот здесь, вдоль наружного края большого пальца, идет musculus abductor pollicis,[12] а кончики моих пальцев – это на самом деле пучки musculus flexor digitorum profundus,[13] выходящие из-под сухожилий musculus flexor digitorumsublimus».[14] Ему казалось, что он может высекать ими искры.

Однажды вечером (Картер учился в школе уже второй год) объявили лекцию по нравственному воспитанию, которую никто не хотел пропустить. Выступал Бура Смит, чье состояние, как говорили, превосходит самые смелые мечты мальчишек, уже почувствовавших собственный вкус к деньгам.

Смит поднялся на возвышение в школьной часовне – старый, простой и толстый, как добрый дедушка – и начал историю своей жизни. Фрэнсиса M. Смита подобрали возле канала Эри примерно в 1840 году (он не знал, сколько точно ему было лет и куда делись родители). С ранних лет он пошел по дурной дорожке – воровал в церквях, подделывал чеки, обчищал пьяных, крутился в воровских притонах. В конце концов мечта отыскать золото занесла его в Неваду владельцем осла и пятидесяти акров бросовой земли – Тилс-марш. Много дней он в одиночестве копал под палящим солнцем, когда внезапно увидел в небе единственную тучку и взмолился, чтобы она прошла над его головой. В ливне, длившемся лишь несколько секунд, Смит услышал глас Божий, повелевший: «Стань хорошим».

На этом месте в зале раздались приглушенные смешки: ну да, так они и поверили в «глас Божий»! Пусть рассказывает сказки кому другому! Однако дальше мальчишки притихли. Смит рассказал, что ливень смыл песок, и его глазам предстала белая залежь дезинфицирующего вещества, которым можно чистить стекло или металл. Смит был разочарован – он предпочел бы золото или серебро, – но все равно возблагодарил Бога.

Как выяснилось, Тилс-марш содержал девяносто восемь процентов мировых запасов буры. Смит нанял двадцать рабочих с ослами и через год стал миллионером, а через десять лет приобрел неисчислимое состояние, поскольку дал американским женщинам возможность поддерживать дома чистоту, какая не снилась их матерям.

Картер опоздал на лекцию, и Смит не произвел на него впечатления. Слова «самый богатый человек Америки» смутно напомнили ему про самого высокого человека в мире, а из золотоискателей он знал только Дженкса. Всю лекцию Картер тренировался делать заинтересованное лицо, а на самом деле думал о загадочных иллюстрациях в «Современной магии» профессора Хоффмана.[15]

Бура Смит сказал, что по-прежнему слушает глас Божий, повелевший ему стать хорошим, поэтому и переехал в Окленд. Здесь в своем обширном поместье он выстроил роскошный приют для заблудших женщин, считая, что, пожив в тепле и уюте, они сами станут хорошими и не бросят прижитых вне брака детей. Тут Бура сделал отступление и сказал, что существуют тысячи интересных способов вложить деньги, но в этой и в будущей жизни главное – добрые дела, и он выбрал для себя исправление падших женщин.

Он спросил, будут ли вопросы. Мальчики тут же принялись на разные лады выпытывать, сколько у него денег. Бура отвечал, что не знает. Богаче ли он Моргана? А Рокфеллера? А Херста? Смит каждый раз отвечал, что не знает. Наконец он сказал: «Спасибо». Раздались жидкие аплодисменты.

Мальчики разошлись. Большинство направилось прямиком в дортуар – выпить чаю и поспорить, какой капиталец сколотил Бура за свою жизнь. Картер остался в дворике у часовни, под перечным деревом. Подумав, он открыл колоду и скосился на карты, как на непослушных детей. Кажется, он все-таки понял ту хитрость, которую не разъяснил коварный профессор Хоффман. Вот только не увидят ли ее зрители? Эх, надо было взять зеркальце!.. Картер согнул большой палец и одновременно выдвинул карты безымянным.

Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Бура Смит смотрел на него лучистыми карими глазами. Картер огляделся: больше во дворике никого не было.

– Я смотрю на тебя минуты две-три, – заметил Бура, поднимая кустистые брови. – Ты очень увлечен.

Картер спрятал карты. Сейчас, наедине, он не мог отмахнуться от Буры как от очередного золотоискателя. На него накатила робость.

– Извините. Я… я не играл, сэр.

– Пустяки, я делал вещи и похуже. – Бура вынул из кармана двадцать пять центов. – Покажи, что ты еще умеешь.

Картер оторопело смотрел на монету, никак не связывая ее с картами у себя в руках. Бура неправильно его понял и с глубоким вздохом: «Ох уж эти мне будущие банкиры» достал еще десятицентовик.

– Вот, – сказал он, – тридцать пять центов. Я хочу посмотреть представление за тридцать пять центов. Один.

– Ой! – Картер едва не вернул монеты. У него не было отработанной последовательности номеров, и он не знал, как ее составить. Однако близился конец месяца, деньги, присланные из дому, были на исходе, и тридцать пять центов оказались бы очень кстати.

Он раскрыл колоду веером, перетасовал, попросил у Буры платок, который тут же исчез из руки и обнаружился в кармане, обвязанным вокруг колоды карт. В последнее время он много слышал о трюках с монетами по Т. Нельсону Даунзу, поэтому сделал так, чтобы тридцать пять центов как будто удвоились, затем утроились, а в конце концов и выросли в четыре раза. В итоге он расхрабрился и даже извлек монеты из-под старенькой соломенной шляпы Буры Смита.

Картер легонько поклонился. Бура захлопал в ладоши и спросил, не собирается ли он отправиться с этим номером в турне. Картер не собирался, однако из вежливости кивнул.

– Ты встретишь множество интересных людей, – продолжал Бура, – и сможешь получать не меньше Барриморов[16] или божественной Сары Бернар. Многие фокусники на сцене в подметки тебе не годятся.

Картер был хорошо воспитан, поэтому поблагодарил, робко взял карточку Смита и пообещал писать, как будет развиваться его карьера. Он не собирался выступать на сцене, но семечко было брошено и в тот вечер расцвело пышным цветом. Он может получать деньги за выступления! Куда интереснее, чем писать цифры в гроссбухе! Если дела пойдут хорошо, можно и не идти в колледж.

Правда, мысль о зрителях пугала. Картер предпочитал одиночество, хотя воскресными вечерами, когда соученики уезжали верхом в город, частенько тосковал об обществе себе подобных. Выступление на сцене как раз то, что нужно. Мысль завораживала, как открытое окно.

Он написал письмо родителям, намекнул (для матери) на увлекательность затеи, а для отца – на ее финансовые перспективы и спросил, не знают ли они, как попасть в эстрадную труппу.

Родителей позабавила мысль, что Чарльз будет на каникулах выступать в качестве фокусника. Для них это было примерно то же, что отправиться в море юнгой, только менее опасно и не так далеко и надолго. Мистер Картер был вполне в состоянии помочь сыну: представитель Олби, владелец одного из лучших в Америке варьете «Кит-Орфей», недавно с его помощью получил ссуду для строительства «Сан-Франциско Порт» – небольшого театра для утонченной публики, куда намеревались приглашать только европейских исполнителей.