Салат из одуванчиков - Касаткина Елена

— Хочу, — не раздумывая, откликнулась Агата Тихоновна. — Только я сама выберу, хорошо?

— Хорошо, — обрадовалась Оленька. — Куда скажешь, туда и куплю.

— Есть один пансионат, он в черте города, на выезде. Вообще-то это дом инвалида, но они там сдают один корпус под отдыхающих. Таких, как я. Там прекрасный сад. Я бы туда хотела.

— Дом инвалида? — Оленька покосилась на мать. — Ты серьёзно? По-моему, это уже перебор.

— В другой не поеду, — насупилась Агата Тихоновна и схватила пульт телевизора.

— Ну ладно, ладно, хочешь туда — езжай. Завтра попробую узнать.

— Правда, там сейчас карантин.

— Карантин? Тогда они вряд ли принимают.

— Но… Если… Может, договориться?

— Мама, если карантин, значит, там зараза, ты что, хочешь гадость какую-нибудь подхватить? Ещё и нас перезаразишь? Нет уж, давай что-нибудь другое. Сейчас столько мест хороших.

— В другой не поеду, — отрезала старушка.

— С тобой невозможно договориться! Если не принимают, что я сделаю?

— А ты попробуй. Ты ещё не пробовала. Сейчас всё деньги решают. — Агата Тихоновна ткнула в пульт пальцем. Умный мужик всё также сосредоточенно мусолил подбородок.

— Ох, мать, подведёшь ты меня под монастырь. Хорошо. Попробую, только сделай, пожалуйста, потише.

Глава девятая

В её кабинете всегда светло. Огромные панорамные окна во всю стену открывают великолепный вид из окна на дивный сад. Они выходят на юг, но в кабинете всегда прохладно, к мощности кондиционера прибавляется внешняя холодность хозяйки. Она родилась зимой, и нет в ней тепла, лёгкости бабочек на лугу, веселья певчих птиц, резвости речных стрекоз. Нет, и не надо. Зато она наделена прекрасными организаторскими способностями, по-деловому умна, сообразительна, активна. Хозяйка. Своей и чужих жизней.

Она поправила жемчужное ожерелье на груди. Контраст синего платья с розовым перламутром — свидетельство безупречного вкуса. Прибитая лёгкой ранней сединой прядь изящной волной спускается с бокового пробора. Леди совершенство.

«Мышку» пробил озноб.

— Вы же понимаете, я просто так не пришла бы. Но когда Следственный отдел…

— Вы всё правильно сделали, — голос хозяйки стальной.

— Как мы договаривались.

— Вы знаете, нам скрывать нечего, — хозяйка выразительно посмотрела на «Мышку», — регулярные проверки с вашей стороны тому гарантия.

— Конечно, конечно, вы делаете большое и нужное дело. Я так и сказала. И если доступ к пациентам ограничен, то только с целью их же безопасности. Но мне пришлось пообещать, что, когда закончится карантин, я смогу её привести и всё показать. Я сказала, что через месяц…

— Месяц… Месяц можно растянуть на два, а там, глядишь, и забудут. Это же не официальная проверка, насколько я поняла.

— Нет, нет, она сказала: в частном порядке.

— Вот и отлично, — хозяйка открыла ящик стола, вынула белый почтовый конверт и подтолкнула его к Мышке. — А это небольшая благодарность вам от нас.

— Ну что вы, — не отводя от конверта жадного взгляда, стала отнекиваться «Мышка», — зачем? — потянулась, сгребла конверт и утопила его в сумочке.

— Пойдёмте, я вас провожу.

Из административного корпуса две дорожки, одна ведёт в парковую зону, другая — к выходу. «Мышка» с завистью смотрит на утопающий в растительности сад. Среди кустарников сгорбленная фигура садовника. Тощий мужичок тянет свёрнутый кольцами шланг, бросает на землю, устало вытирает пот, поворачивает к дамам сморщенное годами и алкоголем лицо.

— Что-то поздновато сегодня, Геннадий, — хозяйка не кричит, но голос громкий и строгий, Геннадий под ним съёживается, шмыгает носом.

— Приболел малость, не взыщи, хозяйка.

— Знаю я твою болезнь, — отмахивается от него дама и мягко подталкивает представительницу органов соцзащиты к выходу. — Уволила бы давно, да вот жалко.

— Щедрой вы души человек, Глафира Сергеевна. Я вами восхищаюсь, — лебезит «Мышка», прижимая к бедру сумочку с конвертом.

На площадке перед выходом, словно шахматные фигурки: ослепительно белая «Мазда» и чёрная, видавшая виды «Волга». Рядом с «Волгой» согнутая фигура грузной женщины. Заслышав шаги на дорожке, её затылок выныривает из багажного отсека.

— Здравствуйте, Дориана Фёдоровна! — приветствует «Мышка». Женщина угрюмо смотрит сквозь неё.

— До свидания, Алиса Константиновна. — Хозяйка отворачивается от гостьи и бросает в сторону угрюмой женщины: — Анечка, пойдём ко мне.

Они такие разные. Одна высокая, элегантная, другая грузная и приземистая. Резкий внешний контраст особенно заметен, когда они рядом. Идут не спеша по дорожке, разговаривая полушёпотом. Лица без эмоций. Голос без чувств.

— Может, она всё придумала, чтоб ещё деньжат отжать?

— Может, и так. Но от этого не легче.

— Да пусть приводит, кого хочет. У нас всё чисто.

— Чисто? Ты уверена? Я сегодня проходила мимо, от ям несёт.

— Ну и что? Гумус. Вот и несёт.

— И мухи роятся.

— Лето, вот и мухи, где им ещё быть.

— А если и правда начнут деда этого искать? Срочно надо оформлять его кончину. Придётся отстегнуть кругленькую сумму. Задним числом уже не получится. Придумай что-нибудь с захоронением на кладбище. Пусть Акопчик подсуетится. Чтоб было что предъявить родственникам, если что.

— Да там делов-то, только табличку сменить, но смотрителю тоже отвалить надо, сама понимаешь, в документах придётся кое-что подправить.

— Надо, всем надо, всем дай. Где на всё денег взять?

— Ладно, не горюй, потом наверстаем. Отлаженный механизм временного простоя не боится.

— Да уж, — хозяйка заметила фигуру садовника. — Ты всё-таки скажи Генке, пусть чем-нибудь обработает кучи. На всякий случай.

Часть третья

Глава первая

Буклеты с объявлениями кладутся на обеденные столы. Вчера можно было выбрать кино или хоровое пение. Сегодня — вечер «Для тех, кому за тридцать». Юмор местного аниматора. На самом деле весь присутствующий контингент из категории «шестьдесят плюс».

А вот и он — Акопчик. Так он сам себя представляет, хочет выглядеть на фоне стариков молодым и бойким, хотя самому уже пятый десяток. Вполне безопасный. Желчный только.

Здание пансионата хоть и старое, но ремонт неплохой, и дело поставлено, если не на широкую ногу, то вполне сносно. Номер не люкс, но сойдет. Чистенько. Холодильник «Саратов». Матрас в меру жесткий. Туалет намыт до блеска. Окно выходит в старый парк. Деревья нависают над главным корпусом. Двухэтажный сталинский ампир. Над входом барельеф — две колхозницы с циклопическим снопом пшеницы. Плиточные дорожки.

Здание пансионата хоть и старое, но ремонт неплохой, и дело поставлено, если не на широкую ногу, то вполне сносно. Номер не люкс, но сойдет. Чистенько. Холодильник «Саратов». Матрас в меру жесткий. Туалет намыт до блеска. Окно выходит в старый парк. Деревья нависают над главным корпусом. Двухэтажный сталинский ампир. Над входом барельеф — две колхозницы с циклопическим снопом пшеницы. Плиточные дорожки.

В круглом зальчике с выходом в сад, где собрались «шестьдесят плюс», ряд кадушек с астеничными фикусами и искусственными пальмами. В центре, рядом со стареньким магнитофоном, сидит Акопчик в растянутых спортивных штанах и мятой футболке. Явно подогрет.

— Ну что, контингэнт, включаю патэфон. Сегодня в рэпэртуаре «Чёрные глаза», — с неярко выраженным акцентом говорит диджей и щёлкает кнопкой.

К ней подсаживается баба Нюра — безумно патриотичная старушка с амбициями.

— Надоел со своими «глазами», — шепчет на ухо. — Понаехали, теперь навязывают свои вкусы.

Агата Тихоновна молчит, наблюдает за присутствующими, ей всё равно какая музыка, она сюда не танцевать пришла.

Музыка призывно орёт, но все скромно сидят на стульях. Но вот на танцпол выходит сухонькая, с провалившейся в плечи головой дама, начинает жеманно подпрыгивать и призывно махать руками, приглашая всех к ней присоседиться.