Салат из одуванчиков - Касаткина Елена

Лена разложила папки с делами. Но работать было невозможно. Вентилятор рьяно взбивал бумаги на столе, приходилось прижимать их то дыроколом, то степлером. Она выдернула из розетки вентилятор, и тут же кабинет зажал её в тиски невыносимой духоты. Попробовала открыть окно, но гарь от тлеющих торфяников настолько плотно окутала город, что запросто можно было получить отравление. Окно пришлось закрыть, а вентилятор включить.

Надо ставить кондиционер. Эта мысль уже несколько раз посещала её, и она даже обратилась к начальнику, но Орешкин отказал. А свой отказ объяснил просто: «Подумаешь, жарко. Лето всё-таки. Летом всегда так». Оказалось, не всегда и далеко не так. Сорокоградусная жара даже в июле для Москвы — аномалия. «Пройдёт. Больше недели не продержится», — снова отмахнулся Орешкин. Но не прошла и не только продержалась, но и усилилась. Вот уже третью неделю температура даже ночью не опускалась ниже 27 невыносимых Цельсиев. Надежда, что с переходом в август жара начнёт спадать, ещё одна отмазка начальника, рухнула, когда столбик термометра в его кабинете достиг 35 градусов. Рухнула вместе с самим Орешкиным в буквальном смысле слова. Прямо из кабинета начальника увезли в больницу с инфарктом. А вопрос с кондиционером так и остался нерешённым.

— А ты приходи ко мне, Рязанцева, — издевался судмедэксперт Волков, — у меня всегда холодно. А то, что трупами воняет, так всё равно посвежее, чем сейчас на улице.

— Давай купим тебе напольный, — предложил Сергеев. — Бандура хоть и здоровая, но зато разрешения начальника не надо.

Вечером они поехали в магазин, но оказалось, не то что кондиционера, даже обычного бытового вентилятора днём с огнём не сыщешь. Они объехали все магазины, и только в одном им удалось купить вот этот, что стоял сейчас перед ней. Он был единственным во всём городе и стоял на витрине в качестве раздражителя для мечущихся в поисках покупателей. На нём висела табличка «Не продаётся».

— Почему не продаётся? — обратился Вадим к курносой продавщице.

— Это образец.

— Ну, если образец, то принесите нам то, что он здесь представляет.

— Нет в продаже, — заученно чеканила курносая блондинка.

— Тогда мы берём этот. Раз в продаже ничего нет, то и на витрине должен быть соответствующий образец, то есть ничего, логично?

Девушка захлопала ресницами, тяжело передвигая в голове извилины серенького вещества.

— Не знаю, наверное, — почти согласилась блондинка. — Но он сломан.

От досады и усталости Лена рухнула на стоящую рядом коробку с телевизором и заплакала.

— А что с ним? — Вадим просунул палец в защитную решётку вентилятора и крутанул лопасть.

— У него не работает переключатель режимов.

— Бог с ними, режимами, нам и один подойдёт, — обрадовано подхватил вентилятор Сергеев.

— Но как же? Кнопки ведь не работают, как вы его включите? — победоносно смотрела на Сергеева блондинистая продавщица с бейджиком «Куркова Е.».

Сергеев перетащил вентилятор к стойке с розетками и вставил вилку. Вентилятор вздрогнул и завихрил воздушный поток.

— А вот так?

— Но кнопки же не работают? — пощёлкала белыми пимпочками уверенная в своей правоте «Куркова Е.».

— А вы оформите нам со скидкой, и так и быть, мы заберём этот неликвид.

«Неликвид — инвалид», — рифмовалось в голове и неприятно саднило в солнечном сплетении. Утренний разговор не шёл из головы. Она обидела человека. Пожилого. Человека, с которым у неё сложились тёплые дружеские отношения. И ведь она сама интуитивно чувствует: несмотря на внешнюю безупречность организации, что-то в этом пансионате не так. Это заставило её пригласить к себе Котова и Ревина. Это и ещё перфекционизм. Все вопросы должны быть решены. Все точки над «ё» расставлены.

— Вам может показаться всё стариковским бредом, больше того, возможно, так оно и есть, но я обратилась к вам за помощью, потому что нас связывает не только общее дело, но, как мне кажется, нечто большее. Вы можете мне отказать и будете правы, у нас и без того дел по горло, да ещё жара выбивает из сил, и если вы откажитесь, я приму отказ спокойно и с пониманием. Но я надеюсь, что вы не откажите.

— Ух, ну не откажем, конечно, только что мы можем? Устроить подкоп и пролезть внутрь? — Обгоревшее лицо, шея и руки Виктора Котова свидетельствовали об «отлично» проведённых выходных на даче у тёщи. — Можно, конечно, попробовать пробить это дело официально, но никаких оснований для возбуждения нет. Если бы дочь забила тревогу?

— Дочь я возьму на себя, а вас попрошу собрать информацию о сотрудниках. Особенно мне интересна хозяйка. Когда и при каких обстоятельствах она стала владелицей данного учреждения? Нужны также сведения по результатам всех проверок. Когда проводились и кем. Виктор, это по твоей части. Олег, тебя я попрошу собрать информацию по личностям персонала, нет ли среди них бывших сидельцев, покопайся в их прошлом. В общем, ребята, собирайте всё, что можно собрать, постарайтесь ничего не упустить. Любая мелочь может оказаться отправной точкой для официального расследования.

— Понятно. Действовать придётся без санкций, что осложняет задачу, корочками не покозыряешь, может занять много времени. — Олег Ревин провёл рукой по белобрысому ёжику, и Лена заметила перелив ранней седины.

— Я понимаю, но времени у нас нет. Если Агата Тихоновна не придумывает и исчезновение человека действительно имеет место, то можно предположить самое худшее.

— Тогда лучше поспешить. Есть у меня в нужных структурах свои осведомители, правда, разбудить их можно только финансово, но что делать, за всё приходится платить.

— Спасибо, Виктор. Сочтёмся.

— Э, я тебе Волков, что ли? Какие ещё счёты?

— Ладно, прости, это я так. — Лена с благодарностью посмотрела на оперативников. — Спасибо вам.

Глава пятая

Дела. Их всегда так много. Лена убрала папки в сейф. Ни о чём другом она сегодня уже думать не может. Не нравится ей эта мистическая история с домом инвалида, в которой нет ничего мистического. История интересна только по стечению некоторых совпадений, хотя нет — даже не так, по некоторым весьма посредственным, с точки зрения значимости и доказательности, внутренним ощущениям и впечатлениям. Основана целиком на наитии, которое можно назвать предчувствием свыше. Его можно полностью проигнорировать, потому что это целиком субъективное ощущение и может быть просто обманом, ложью, результатом в некотором смысле измененного сознания. Лена посмотрела на лист в ежедневнике, куда она записала номер телефона, продиктованный Агатой Тихоновной. Набрала.

— Алло, — произнесено вяло и недовольно.

— Здравствуйте, вас беспокоят из Следственного отдела, моя фамилия Рязанцева. У меня к вам несколько вопросов. Вы сейчас можете разговаривать?

Трубка помолчала, затем последовало настороженное:

— А что случилось?

— Вы не волнуйтесь, ничего не случилось, мы проверяем некоторые сведения о доме инвалида. — Как быстро она научилась врать. Стоит задуматься. В последнее время она стала всё чаще в делах прибегать к обману. Ей это не нравилось, но реально помогало в работе. Помогало развязать язык свидетелям и добыть необходимую информацию. Но одновременно с этим вызывало недовольство собой. — Где сейчас находится ваш отец? Когда в последний раз вы его видели?

— Я… я… Не понимаю, при чём тут мой отец, он что, кого-то убил?

— Давайте сначала вы ответите на мой вопрос. — Голос Рязанцевой стал жёстче. Что за сомнения её гнетут? Ложь, обман. Чтоб спасти человека, она пойдет на любую ложь, на любой обман. Церемониться с дочерью, сдавшей отца в дом инвалида, чтобы избавиться от него, она не будет. — Мне повторить вопрос?

— Не надо. — На этот раз ответ прозвучал бойчее. — Папа умер.

Огорошило. Лена несколько секунд собиралась с мыслями.

— Умер? Когда?

— В четверг. Вчера похоронили.

— Примите мои соболезнования, — растерянно пролепетала Рязанцева и хотела уже закончить разговор, но на всякий случай спросила: — Вам выдали заключение? От чего он умер?