Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ведь важный государственный преступник, – сказал он. – Что ж мы можем сделать! Не отнимать же его насильно у них.
В это время к ним подошла Цзы-сяо.
– Разузнайте, пожалуйста, Цзю гун, куда они держат путь и где должны к утру остановиться, – сказала она, узнав, в чем дело. – И разузнайте также, – продолжала девушка, – в чем его обвиняют: совершил ли он сам лично какое-нибудь преступление или же задержан по делу его отца. Если он сам никакого преступления не совершил и сейчас взят только из-за отца, то я ради сестрицы Лян-чжэнь готова сделать все, что в моих силах, чтобы спасти его.
Лян-чжэнь, обрадованная, стала благодарить Янь Цзы-сяо и тут же попросила До Цзю гуна поскорей все разузнать. Чтобы избежать лишних разговоров и в случае необходимости иметь возможность посоветоваться друг с другом, Гуй-чэнь решила поселиться в одной комнате с Лян-чжэнь, Хун-цюй и Цзы-сяо…
Вскоре пришел До Цзю гун и сообщил следующее:
– Фамилия начальника охраны – Сюн, имени его никто не знает, и все называют его по фамилии. Он ведает арестами в данной местности и схватил Сун Су как важного государственного преступника. Теперь он переправляет его в областное управление, так что их путь лежит на восток. Для большей безопасности начальник приказал следовать туда ночью.
– А не узнали ли вы, за что именно его схватили? – спросила Цзы-сяо.
– Говорят, что примерно в пятидесяти ли отсюда есть две деревни – Сунцзяцунь и Яньцзяцунь. Деревни эти находятся одна неподалеку от другой. В Сунцзяцуни живет некий Сун Сы. Это довольно богатый человек, и все величают его «Добродетельный». У него-то в свое время и попросил приюта Сун Су. Молодой человек понравился богачу, он усыновил его и оставил у себя. Пока Сун Су жил у своего добродетеля, тот просватал его за свою племянницу Цзы-цюн; правда, свадьбы, говорят, еще не было. Рассказывают, что у Сун Су в правом глазу двойной зрачок. И вот как-то раз, когда государыня подумала о том, что Сун Су еще не пойман, она вспомнила об этой его примете и дала тайное распоряжение разыскать его и поймать. Сун Су обычно упражнялся в искусстве владеть оружием на учебном плацу. Все его там знали и называли «Трехглазый тигренок». Говорят, что взяли его без всякого труда, так как в последние дни он был тяжело болен.
Убедившись в том, что Сун Су не повинен ни в каких тяжких преступлениях, Цзы-сяо обещала в эту же ночь вызволить его.
Вечером, после ужина, Гуй-чэнь, Цзы-сяо и Хун-цюй вернулись к себе в комнату, где Лян-чжэнь приготовила закуски и вино, чтобы подбодрить Цзы-сяо на дорогу. Цзы-сяо выпила несколько рюмок. На дворе было уже совсем темно, и Лян-чжэнь стала торопить ее:
– Вам, вероятно, пора уже отправляться, а то они уйдут далеко и вам будет не догнать их.
– Не беспокойтесь, – усмехаясь, ответила Цзы-сяо. – У меня есть бумажные кони. Я приторочу четверку этих коней к моим ногам, произнесу заклинание и догоню стражников, как бы они ни были далеко!
– А если кто-нибудь другой привяжет к ногам ваших бумажных коней, он тоже сможет мчаться так быстро? – спросила Лян-чжэнь.
– А почему бы нет, – ответила Цзы-сяо. – Только нужно знать заклинание.
– Если так, – сказала Лян-чжэнь, – то, может быть, вы когда-нибудь привяжете мне к ногам пару ваших коней. Я бы тоже позабавилась вместе с вами.
– Что же, можно, – сказала Цзы-сяо, – только тогда надо будет отказаться от скоромной пищи. А то, если соблазнитесь и съедите что-нибудь тайком, всю жизнь будете мчатся и не остановитесь.
– Что ты ее слушаешь, – рассмеялась Хун-цюй. – Ведь мелет чепуху! Зачем ей бумажные кони! Как-то в Линнани Гуй-чэнь попросила ее снести письмо, так она успела за какой-нибудь час слетать туда и обратно и пробежала за это время расстояние в пятьдесят ли, не меньше. Тут хоть сто бумажных коней приторочь, все равно так быстро не обернешься.
– Ну, вот, заговорились! – спохватилась Гуй-чэнь. – Слышите, бьет первая стража.
– Тогда пора, – сказала Цзы-сяо и тут же поднялась из-за стола и стала переодеваться. Как и в тот раз, она нарядилась во все красное – подпоясалась красным шелковым поясом, на голову узлом повязала платок, за пояс заткнула меч.
– Ну, пошла! – крикнула Цзы-сяо на прощанье и прыгнула в окно.
Не успели девушки оглянуться, как и след ее простыл. Лян-чжэнь с возгласами удивления бросилась за дверь посмотреть – и тени человека нигде не было видно: одно лишь небо да ясная луна.
– Не знала я, что сестрица Цзы-сяо обладает такими удивительными способностями, – сказала Лян-чжэнь, возвратясь в комнату. – Теперь, пожалуй, мне нечего беспокоиться за брата.
– Если бы она не обладала такими способностями, – ответила Гуй-чэнь, – то разве так ни с того ни с сего она вызвалась бы помочь твоему брату. Дело свое она сделает – можешь быть совершенно спокойна. Возьми хотя бы таких удалых девиц древности, как Не Инь-нян [430], Хун-сянь [431] или других. Разве все то, что они делали, не удивительно! И мало ли людей они спасли?! Самым главным для них была защита справедливости; ничто не могло заставить их совершить какой-нибудь неблаговидный поступок или пойти на нечестное дело. Вот и Цзы-сяо ведь тоже, прежде чем согласиться спасти твоего брата, непременно хотела знать, не совершил ли он сам какого-нибудь преступления. Ну, а помнишь, как ты упорно отказывалась ехать на экзамены. Ведь если бы мы все тебя не уломали, ты так бы и не поехала. А тут вот встретила брата и спасешь ему жизнь. Недаром говорится: «Добрым всегда помогает небо», и, видно, небо действительно не оставляет без потомства преданных долгу людей.
Долго еще подруги сидели и за разговорами не заметили, как наступила глубокая ночь. И вот в то самое время, когда они с нетерпением ожидали возвращения Цзы-сяо, в воздухе вдруг раздался резкий свист и кто-то влетел в окно. Это была Цзы-сяо. Вслед за ней влетела еще какая-то девушка, одетая точь-в-точь, как Цзы-сяо, но только во всем лиловом, и тоже с мечом за поясом. При виде незнакомки Гуй-чэнь, Хун-цюй и Лян-чжэнь в испуге вскочили с мест.
Лян-чжэнь, которой не терпелось узнать, что с братом, превозмогая испуг, обратилась к Цзы-сяо:
