Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Джеку понравился Диего; он не встречал Дочурку Алису, но слыхал о ней. У него трое детей, он нечасто ездит на слеты татуировщиков; учился у Фербера в Берлине, работал в Кейптауне, собирался в Таиланд за татуировкой ручной работы от монаха в буддийском монастыре.

— Татуировка на весь живот, — объяснил он.

Диего специализировался на "больших произведениях", недавно наколол кому-то на спине целую киноафишу.

С ним работали два подмастерья, один мускулистый в камуфляжных штанах и черной футболке с рекламой бурбона "Джек Дэниэльс", другая — блондинка по имени Тару, специалистка по пирсингу (у самой серебряная шпилька в языке). Еще там был приятель Диего по имени Нипа, который рассказал Джеку жуткую историю, как уронил в унитаз книгу, свой любимый роман; с тех пор он занят тем, что изобретает различные способы привести пострадавшую книгу в божеский вид.

Джек расспросил Диего про тесную связь татуировок и моря. У того первая лодка появилась в пятнадцать лет. "Блестки" в "Утиных татуировках" были отличные — индейские вожди, драконы, черепа, птицы, "харлеи" и бесконечные мультперсонажи, особенно утки, в самых разных видах.

Диего сказал, что не особенно любит кино, вот его трое детей другое дело, а также Тару и парень в камуфляже, они видели все фильмы с Джеком. Нипа больше любил читать, чем смотреть (ну, этот вывод можно было сделать уже из его туалетной катастрофы).

— А не делали ли вы татуировок некоему органисту по имени Уильям Бернс? — спросил Джек. — В мире ваших коллег он известен под прозвищем Партитурщик, я слышал, будто все его татуировки — это ноты. Говорят, у него все тело ими покрыто.

— Может быть, — сказал Диего. — Я его не татуировал, вообще ни разу не видел, но слышать слышал. Говорят, в самом деле белой кожи у него осталось совсем немного!

Вернувшись в "Торни", Джек попробовал написать письмо Мишель Махер. Она же дерматолог, наверное, она знает, почему людям с татуировками на всем теле холодно. Впрочем, начинать с такого вопроса письмо человеку, которого ты не видел пятнадцать лет, странно — более того, что, если людям, татуированным с ног до головы, только кажется, что им холодно? Может, это просто у них такая навязчивая идея и кожа тут совершенно ни при чем?

Сами татуировщики придерживались разных мнений по этому поводу; Алиса считала, что почти все люди с татуировками по всему телу чувствуют холод, но ее коллеги, с которыми Джек разговаривал у нее на поминках, сказали ему, что это все ерунда и татуированные ничем не отличаются от обычных людей.

— Тем, кому холодно, или всегда было холодно, или они просто сбрендили по дороге, только и всего, — сказал Дан из Северной Дакоты.

Но, с другой стороны, как еще начать Джеку письмо Мишель Махер после пятнадцати лет молчания?

Дорогая Мишель,

Я сейчас в Хельсинки, ищу пару лесбиянок. А ты. чем занята?

Наверное, такое начало "чересчур странное". Джек скомкал листок и выбросил его в корзину. Лучше начать как-нибудь издалека.

Дорогая Мишель,

У меня новость — моя мама умерла. Оказалось, она всю жизнь лгала мне про отца — и, кажется, про все остальное тоже; все, что она мне говорила, видимо, сплошная ложь. Я сейчас в Европе; когда-то я думал, что на этом континенте мой папа переспал со всем, что движется, но оказалось, все наоборот — это моя мама трахалась с кем попало, в частности, насиловала тринадцатилетних мальчиков и соблазняла лесбиянок.

Любопытная история, не правда ли? Ты думаешь, ты все знаешь про свою жизнь, а копнешь — и выясняется бог знает что!

Этот лист бумаги Джек тоже выкинул. В итоге он решил, что единственный способ открыть переговоры с Мишель — это притвориться, что у него кожное заболевание. Нет, постойте-ка! Про что она ему написала? А-а, пожелала удачи со сценарием по "Глотателю"! Вот оно! Мишель — фанатка книг Эммы Оустлер. Наверное, можно подойти с литературной стороны, это произведет нужное впечатление.

Дорогая Мишель,

Спасибо за письмо. Я в самом деле был очень близок с Эммой Оустлер, хотя мы никогда и не занимались любовью, она только держала меня за пенис. Когда пишешь по книге сценарий, всегда приходится что-то менять, поэтому и мне пришлось кое-какие вещи переделать. Например, я заменил имя порнозвезды — ну разве я похож на человека по имени Мигель Сантьяго? Кроме того, никакой порнографии в фильме не будет — я придумал совсем другое кино. На порнографию будут только намеки. Кстати, мне говорят, что пенис у меня довольно маленький (в смысле, бывают и подлиннее).

Письмо Мишель Махер решительно не хотело писаться. Для Мишель он явно "чересчур странный", да не только для нее — для любого человека, который отчаянно не страдает от одиночества, не сошел с ума, не остался в детстве, не несет в сердце вечную скорбь (или по иной причине пребывает в депрессии), не изменяет мужу, не имеет татуировок (скажем, осьминога на заднице), не является пожилой женщиной, которая не прочь трахнуть кого-нибудь помладше!

Вдобавок Джек израсходовал всю фирменную бумагу отеля "Торни". Он был в ярости, день не удался — всё эти чертовы беременные бабы с их чертовой аэробикой, ну и плюс немецкий порножурнал (Джек едва не пошел купить его). На самом деле, понял Джек, и его стало трясти, он хочет заняться любовью с милой беременной женщиной — вроде как с женой, как с женщиной, которая вскоре родит его ребенка, как с Мишель Махер (он до сих пор на это надеялся).

Но это все мечты, ведь Джек не голоден и не устал; его реальный шанс — это снять кого-нибудь в ирландском пабе или позвонить Марианне. Впрочем, когда она закончит работу, Джек будет уже "слишком усталым", а искать "бравую девицу" в ирландском пабе — увольте, это просто унизительно.

Не дожидаясь вечера, Джек позвонил в Академию имени Сибелиуса и поинтересовался, не может ли кто подсказать ему, где найти двух выпускниц, которые учились там в семидесятые. Это оказалось непросто — для начала на том конце провода никак не могли предоставить Джеку человека, сносно говорящего по-английски, а потом, ведь Джек не знал фамилий своих девушек! Вот уж поистине поиски черной кошки в темной комнате.

— Я понимаю, вы будете смеяться, но мне нужны Ханнеле и Ритва, Ханнеле играла на виолончели, а Ритва на органе, и еще они были вместе, это все, что я знаю.

— Вместе? — переспросила женщина на другом конце провода У нее сомневающийся тон, как у опытного букиниста, который про себя уверен, что вы неправильно запомнили название нужной вам книги, но ведет себя вежливо.

— Ну да, они вроде как лесбиянки, — сказал Джек.

В ответ последовал глубокий вздох.

— Вы, наверное, журналист, — сказала женщина таким тоном, словно журналист синоним насильника.

— Нет, что вы, меня зовут Джек Бернс, я актер, — сказал Джек. — Эти девушки учились у моего отца, Уильяма Бернса, органиста. Я их видел еще ребенком, они были знакомы с моей мамой.

— Ах вот как, — сказала женщина. — Значит, я говорю с самым настоящим Джеком Бернсом?

— Да-да, с самым настоящим.

— Ах вот как, — повторила она, — что же, Ханнеле и Ритва не так знамениты, как вы, мистер Бернс, но в Финляндии они весьма знамениты.

— В самом деле?

— Да, в самом деле, — повторила женщина. — Отыскать их в Хельсинки проще простого. Вы могли спросить первого встречного и получили бы ответ.

Джек молчал, женщина, подождав, снова вздохнула, видимо, тщательно выбирала слова:

— Я едва могу удержаться от искушения, Джек Бернс, но все же не стану спрашивать вас, как вы сейчас одеты.

Джек позвонил портье и заказал что-нибудь поесть, а заодно пачку фирменной бумаги. Он подавил в себе слабое желание пойти попытать удачу в ирландском пабе, а также желание посильнее — позвонить Марианне.

На следующее утро он встал рано и отправился в спортзал "Мотивус".

Он не знал, как ему подойти к Ханнеле и Ритве, как завести разговор. Играли они в церкви с непроизносимым названием Темппелиаукионкиркко, она же Церковь в скале. Церковь эта была знаменита на всю Финляндию, не меньше самих Ханнеле и Ритвы. Она находилась как бы под землей, вытесана в породе и накрыта медным куполом — ультрамодернистский дизайн, видимо, так можно добиться более качественной акустики. Там все время шли концерты и, конечно, службы по воскресеньям (по лютеранскому обряду).

— Там все очень лютеранское, — поведала Джеку женщина из академии (и что только она имеет в виду, подумал он).

Ритва служила главным органистом (бессменный исполнитель на воскресных службах), а Ханнеле часто ей аккомпанировала. Джек поинтересовался, много ли в мире написано музыки для дуэта орган—виолончель (он сам впервые слышал о таком), но дама из академии сказала, что Ханнеле и Ритва знамениты своими "импровизационными талантами". Да уж, лесбийской паре приходится развивать "импровизационные таланты", подумал Джек; еще бы, если, как говорила Ингрид My, они в самом деле обе переспали с Алисой, но не расстались после этого, то, значит, они и правда умеют ставить успешные эксперименты.