И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

дремал послеобеденным сном, который записал к себе в расписание по рекомендации Скотта. До недавнего времени данная процедура для Хозяина была ничем больше, кроме как возможным занятием, помогающим восстановить силы, растраченные в дообеденное время, однако теперь, когда сил вообще не было никогда, такой сон давал возможность ему пребывать в работоспособном состоянии немного дольше обычного, потому как ночной сон длился все меньше и меньше, заставляя Сеньера пробуждаться уже в третьем часу пополуночи и самостоятельно варить себе кофе, поскольку слуги, не стоявшие на ночном дежурстве, поднимались лишь к шести часам. Оттого он и был крайне раздражителен ко всему, что двигалось перед ним, и настоятельно потребовал от Лароша никого к нему не пускать после обеда, который начинался у него в четыре часа пополудни. Ларош ревностно следовал приказанию Хозяина, и когда у входа в шатер появился Фельон, тот его остановил, к сильному удивлению последнего.

– Как так, Жан, я требую меня пропустить, я с срочным донесением нашему директору! – чуть ли не вопя, сказал Фельон.

– Каким бы срочным ваше донесение не было, месье, мне был дан четкий приказ – никого не пускать до пробуждения господина, – сухо парировал Ларош, – я прошу прощения. Таков приказ.

Фельон несколько секунд кусал себе губы и пыхтел, словно паровоз Стефенсона, пытаясь сообразить и продумать дальнейшие действия. В конце концов, потеряв всякое терпение, он подошел вплотную к Ларошу и сквозь зубы произнес ему на ухо:

– В Большом шапито погибла Клэр Марис, а ее дед сейчас на грани жизни и смерти, и если ты меня сейчас не пропустишь, то присоединишься к ним, ты меня понял?

Ларош посерел от услышанного и тотчас пропустил Фельона внутрь, поспешив разбудить Хозяина. По обыкновению, спал Хозяин в рабочей одежде, лишь сняв сюртук и туфли, а также ослабив подтяжки, чтобы сразу по пробуждении можно было приступить к работе. Ларош попросил Фельона подождать в кабинете, а сам прошел в покои Хозяина.

– Мой господин, прошу вас, пробудитесь, – тихо сказал Ларош, слегка прикоснувшись к плечу Сеньера, – прошу вас, к вам с срочным донесением месье Фельон.

На пятой попытке Сеньер все же открыл глаза, которые больше напоминали расцветшие опиумные маки, вымоченные в крови. Он гневно посмотрел на своего секретаря, готовый растерзать его сейчас же, но спустя миг устало вздохнул и сменил выражение лица на безразличное.

– Что тебе нужно, Жан? – мертвоподобным утробным голосом медленно произнес Хозяин, не отрывая взгляда, – разве приказа ты не получал от меня?

– Получал, вы правы. Однако дело крайней степени важности, не мог не пустить.

– Ох, забери тебя дьявол, – недовольно сказал Сеньер, – ладно, сейчас приду. Кто пришел хоть?

– Месье Фельон, с срочным донесением.

– Да я понял уже, хватит.

Сеньер, издавая слабый стон, слез с кровати и, медленно передвигаясь, сел за свой стол. Фельон подошел ближе.

– Говори, зачем пришел, – устало произнес Сеньер, массируя виски.

– Мой господин, – сказал Фельон, покрывшись холодным потом, – несколько минут назад, если быть точным, то около получаса назад, случилась трагедия…причем трагедия, повлекшая за собой трагедию масштаба, наверное, куда более грандиозного…

– Не мямли, наконец! – Сеньер насупился, – что за трагедия, повлекшая трагедию, которая траге…тьфу!

Фельон сделал глубокий вдох и на выдохе произнес:

– Одна из наших лучших эквилибристок, Клэр Марис, сегодня насмерть разбилась, упав с каната в Большом шапито. Узрев это воочию, месье Буайяр не выдержал и потерял сознание…сейчас он в своем шатре, силы к нему не возвращаются…

– Что ты такое говоришь, Анри? – изумленно спросил Сеньер, – как такое могло произойти? Отвечай же!

– Мне не ведомо, мой господин, я узнал об этом лишь когда прибыл на место. Мне очень жаль…

Сеньер закрыл глаза, шея у него спряталась под слоем жира, он сжал правую ладонь в кулак.

– Мой господин, вам нехорошо? – испуганно спросил Ларош, – может, позвать доктора?

– Не нужно, – выдавил из себя Хозяин. Он резко ударил по столу, напугав всех присутствующих. После этого он открыл глаза. Казалось, они стали еще неестественней, еще безжизненней. Сеньер подозвал лакея, стоявшего у выхода из шатра, и повелел сварить кофе.

– Что же в нашем цирке не так, – словно самому себе, риторически сказал он, покручивая перстень на пальце, – за какие грехи нас Господь карает? За то, что мы недостаточно молимся? Или за то, что мы недостаточно благочестивы? Сколько смертей преследует нас…Будь неладен тот день, когда совершено был тот грех, что обратил Господа против нас! Что же, вспять не повернешь. Девчонку не возвратить к жизни, ее кремировать надо, как обычно. Жан, сообщите ее отцу, раз уж мы в родном ее городе, пускай заберет прах дочери. Что до Мишеля, то ты, Анри, собери всех старших работников здесь, в покоях для совещаний. Будем решать, что делать…

Ларош и Фельон поклонились, после чего покинули шатер Хозяина, оставив его в раздумьях.

Юби, которого заблаговременно лишили возможности посмотреть на останки Клэр, поначалу находился у себя в шатре, сгорая от любопытства. Потом, устав просто сидеть, он вышел из шатра и отправился по направлению к Большому шапито, на входе в которое надзиратели его остановили, велев возвращаться обратно. Расстроившись, Юби пошел обратно. Шел он медленно, внимательно озираясь по сторонам. К нему впервые вернулось его бесконечное любопытство, пропавшее после беседы со старухой Кэт. Теперь он будто и забыл вовсе об этой встрече, сильнейшим образом повлиявшей на него и его восприятие всей окружающей действительности. Был вечер, темнело, но было еще не настолько темно, чтобы можно было думать об ужине. Да и какой там ужин, когда погибла всеобщая любимица, одна из самых лучших артистов цирка «Парадиз», своим веселым и озорным нравом разбавлявшая вечно царившее серое оцепенение. Многие повара даже побросали свои рабочие места, надеясь посмотреть на бедняжку. Поэтому об ужине речи идти не могло, по крайней мере, ближайшие пару часов. Юби, вместо того, чтобы идти напрямую к себе в шатер, решил свернуть на Сеньеровскую аллею (она же Центральная), дабы подышать вечерним воздухом в одиночестве, пока большая часть его знакомых и друзей находилась в Большом шапито, либо же пряталась в своих шатрах.

Отсутствием Юби воспользовался Алекс Моррейн, искавший место для утаения кинжала «Капля крови». Жилище мальчика показалось ему превосходным тайником, потому он, убедившись в отсутствии обитателя и лишних глаз вокруг, спешно забежал внутрь шатра. Посмотрев по сторонам, Алекс начал осматривать наиболее подходящие места: углы, сундуки, кровать, кресла. Взгляд его остановился на одном из сундуков. Это был один из самых маленьких сундуков, который, наверное, и не попался бы на глаза Моррейну, если бы не его выделяющийся