Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5 ноября в присутствии императора состоялась конференция, в которой приняли участие самые высокопоставленные сановники. Сам император хранил молчание, как было принято в таких случаях. Позицию большинства изложил премьер-министр Тодзио, «Бритва». «С самого начала Соединенные Штаты полагали, что Япония сдастся, не выдержав экономического давления, – заявил он, – но они просчитались….Если мы вступим в затяжную войну, то нас ожидают трудности. В этом отношении мы испытываем некоторую тревогу. Через два года у нас не будет нефти для военных операций. Корабли встанут. Когда я думаю об усилении американской мощи в юго-западной части Тихого океана, о расширении американского флота, о продолжающемся китайском инциденте, то не вижу конца трудностям… Но сколько можно, несмотря на трудности, позволять Соединенным Штатам действовать, как им заблагорассудится?…Я боюсь, что через два-три года, если мы будем сидеть сложа руки, то превратимся в третьеразрядную страну».
Поступило предложение предъявить Соединенным Штатам последние жесткие требования. Если они будут отвергнуты, Япония вступит в войну. «Есть ли у вас замечания?» – спросил Тодзио собравшихся. Не услышав возражений, он объявил, что предложение принято.
На третьей неделе ноября в Вашингтон для передачи списка требований прибыл японский дипломат. Для государственного секретаря они прозвучали как ультиматум. На той же неделе Вашингтон перехватил депешу для Номуры от 22 ноября, из которой следовало, что американское согласие на последние предложения Токио должно быть получено самое позднее 29 ноября «по причинам, которые вам трудно себе представить. После этого дальнейшие события будут происходить автоматически».
25 ноября Рузвельт предупредил своих главных военных советников, что война начнется очень скоро, возможно, в течение недели. На следующий день Халл вручил японскому представителю ноту, в которой Японии предлагалось вывести свои войска из Индокитая и Китая в обмен на возобновление торговли с Америкой. В Токио это предложение посчитали американским ультиматумом. И специальное оперативное соединение японского флота, находившееся в районе Курильских островов, получило приказ сняться с якоря и начать движение к цели в режиме радиомолчания. А целью были Гавайские острова[280].
Американцы ничего не подозревали об этом специальном соединении. Министр обороны Стимсон предоставил Рузвельту разведданные, согласно которым большой экспедиционный корпус японцев отправился из Шанхая в район Юго-Восточной Азии. «Он взорвался, просто подскочил, если так можно выразиться, и сказал, что этого не ожидал, – рассказывал Стимсон, – и что это меняет дело, так как доказывает вероломство японцев, что, когда они вели переговоры о перемирии, выводе войск, они уже направляли туда свой экспедиционный корпус». Тем самым президент дал окончательный ответ на вопрос, который поставил в своей статье почти два десятилетия назад. Японии доверять нельзя. На следующий день, 27 ноября, Халл заявил Стимсону, что прекратил переговоры с Японией. «Я умываю руки, – сказал государственный секретарь. – Теперь дело за армией и флотом». В тот же день Вашингтон дал сигнал боевой готовности всем американским кораблям в бассейне Тихого океана, в том числе и адмиралу Хазбэнду Киммелу, командующему Тихоокеанским флотом, базирующимся на Гавайских островах. Сообщение Киммелу начиналось словами: «Данная депеша должна считаться предупреждением о возможном начале войны».
До самого конца в Токио были и те, кто предвидел катастрофу. 29 ноября государственные старейшины в присутствии императора встретились с членами кабинета, чтобы ходатайствовать о поиске какого-либо дипломатического выхода из тупика как лучшей альтернативы силового решения с Америкой. В ответ премьер-министр Тодзио резко высказался в том смысле, что сохранение прерванных экономических связей означает постепенное ослабление империи. Многие японские лидеры сознавали, что длительная война больше будет благоприятствовать Соединенным Штатам, так как те обладают необходимыми ресурсами, широкими возможностями и достаточным потенциалом. Но милитаристы пребывали в таком глубоком трансе, в который сами же себя ввели, что с ходу отметали подобные рассуждения. Война стремительно приближалась[281].
Перл-харбор
1 декабря японское специальное оперативное соединение, все еще никем не обнаруженное, пересекло международную демаркационную линию перемены дат. «Все уже решено, – записал 2 декабря в дневнике офицер одного из японских судов, – ни здесь, ни там нет ни горя, ни радости». Токио дал указание сотрудникам своих посольств и консульств уничтожить шифрованную документацию. Американский офицер, посланный на разведку в японское посольство в Вашингтоне, сообщил, что на заднем дворе сжигают бумаги.
В субботу 6 декабря Рузвельт принял решение направить послание лично императору с тем, чтобы рассеять сгустившиеся «темные тучи». Послание было отослано только после девяти вечера. Вскоре он сказал некоторым присутствующим: «Этот сын человеческий только что направил решающее послание Сыну Божьему».
В 12.30 по вашингтонскому времени 7 декабря Рузвельт принял китайского посла. Президент сказал, что ожидал какой-нибудь «подлости» в Азии. У него предчувствие, добавил он, что японцы могут в течение 48 часов совершить нечто «мерзкое». 7 декабря в час дня по вашингтонскому времени, или 8 декабря в три часа утра по токийскому времени, когда Рузвельт все еще беседовал с китайским послом, ноту президента вручили лично императору. В центре Тихого океана было раннее утро 7 декабря, японский флот приближался к Гавайским островам. Над кораблем развевался стяг, сохранившийся со времен Цусимы, когда японцы разгромили русскую эскадру. С палуб авианосцев взлетели самолеты – их экипажи получили приказ уничтожить военную мощь Соединенных Штатов, без которой им не удастся лишить Японию ее места под солнцем.
В 7.55 по гавайскому времени начались бомбардировки американских кораблей, стоявших в Перл-Харборе.
Через час после начала атаки на Перл-Харбор в Государственный департамент США прибыл посол Номура в сопровождении другого японского дипломата. Они ожидали в приемной Халла, срочно вызванного к телефону. Звонил президент.
«Получено сообщение, что японцы атаковали Перл-Харбор», – сказал Рузвельт твердым, но напряженным тоном.
«Сообщение уже подтверждено?» – спросил Халл.
«Нет», – ответил президент.
Оба полагали, что это, скорее всего, правда. Однако, думал Халл, остается один шанс из 100, что это не так. Он пригласил японских дипломатов к себе в кабинет. Номура, узнавший об атаке из радионовостей, неуверенно вручил американскому государственному секретарю пространный документ. Халл притворился, что читает оправдание Токио своих действий. Он не мог сдержать ярости. «За 50 лет государственной службы мне не приходилось читать документа, представлявшего собой нагромождение лжи и искажений, искажений и лжи настолько постыдных, что даже не мог себе представить, что какое-либо правительство на планете способно такое себе позволить». К чему
