Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

– Боже мой! – охнул он по-русски.

Еще два щупальца, вынырнув из воды с разных сторон, схватили Саню, одно – за запястье той же руки, второе – за голову. Мощным рывком они потянули его за борт в то самое мгновение, когда я опомнился и бросился ему на помощь. Мне удалось схватить его обутую в башмак ногу прежде, чем он перевалился в воду. Упершись ногой в фальшборт, я изо всех сил потянул Саню обратно.

– Майкл!

Подвесные моторы снова почихали, окутались дымом и стихли.

– In nomine Dei Patri! – воскликнул Майкл, выхватывая Амораккиус из ножен.

Сияющий клинок описал дугу и одним взмахом отсек удерживавшие Саню щупальца. При соприкосновении со сталью Амораккиуса бурая ткань щупалец обугливалась и съеживалась, как тонкая бумага от открытого огня.

Я затащил Саню обратно в катер, и русский выхватил из ножен саблю – как раз вовремя, чтобы аккуратно перерубить еще одно коричневое, словно выросшее из мха щупальце.

– Что это?

– Келпи, – ответил я. Если бы щупальца намотались на винты, катер бы уже не тронулся с места. – Давайте же! – сказал я Розанне.

Катер неожиданно накренился на другой борт. Я повернул голову в ту сторону и увидел, что несколько келпи лезут к нам на борт. Формой они отдаленно напоминали людей, слепленных из тины и водорослей, с зияющими провалами ртов и маленькими точками серебристых огоньков на месте глаз.

Я крутанулся на месте, описав рукой широкую, рубящую дугу в воздухе.

– Forzare! – выкрикнул я.

Невидимая сила сорвала келпи с бортов катера, и они с отвратительными, булькающими воплями полетели обратно в воду. На стеклопластиковом корпусе остались лишь лохмотья мокрых водорослей.

Наконец завелись моторы. Корма катера чуть погрузилась в воду, а нос задрался, и мы рванулись вперед.

Что-то с силой дернуло меня за ногу. Бестолково взмахнув руками, я полетел навзничь, уже на лету сообразив, что одна из келпи успела-таки схватить меня щупальцем за лодыжку. Резкими, болезненными рывками она вытащила меня на корму, и я успел осознать, что набирающий скорость катер вот-вот выдернется из-под меня. Дальнейшая моя судьба сводилась к одному нехитрому вопросу: что прикончит меня раньше, ледяная вода или удушающие объятия плавающих в ней чудищ?

Перед моими глазами мелькнуло алое с белым, что-то свистнуло, зашипело, и ногу обожгло огнем. Я пролетел еще пару футов по инерции, врезался в кормовой транец и покатился на палубу. В лицо хлестали ледяной дождь и брызги ледяной же воды из-за борта. Я опустил взгляд и увидел, как с моей лодыжки сваливается почерневшее щупальце, извивающееся, как червяк. Саня наклонился, сорвал с моей ноги последние клочки дымящихся бурых водорослей и швырнул их в пенившуюся за кормой воду. Из пореза на лодыжке сочилась кровь, черная в зеленом химическом свете. Такие же потеки темнели на клинке Эспераккиуса.

Шипя от боли, я стиснул лодыжку руками.

– Чтоб вас, Саня!

Саня всмотрелся в черноту за кормой, потом перевел взгляд на меня.

– Ох. Упс.

Майкл подошел и опустился рядом со мной на колени.

– Гарри, не дергайтесь. – Он ощупал мою лодыжку, и это было так больно, что я не удержался от пары невоспроизводимых междометий. – Не страшно. Длинная, но неглубокая.

Он расстегнул кожаную поясную сумку и достал из нее маленькую аптечку. Джинсы ему взрезать не пришлось – это уже сделала Санина сабля, но Майкл разорвал их чуть сильнее, чтобы ткань не мешала ему обрабатывать рану. Он очистил разрез влажной салфеткой, полил ее чем-то из пластикового пузырька, накрыл полоской белой впитывающей материи и туго замотал пластырем. На все это у него ушло две или три минуты, и действовал он с ловкостью и точностью профессионала. Когда он закончил, шок начал проходить, и рана разболелась.

– С болью ничего поделать не могу, – вздохнул Майкл. – Извините, Гарри.

– Как-нибудь перетерплю, – буркнул я, морщась. – Дайте мне только минуту прийти в себя.

– Мне очень жаль, Дрезден, – сказал Саня.

– Угу. Только не смейте даже думать спасать меня еще раз, – буркнул я ему.

Потом закинул ногу на одно из кормовых сидений, чтобы кровь оттекала от раненой лодыжки, и закрыл глаза.

Существует множество способов справляться с болью без применения лекарств. Конечно, большая их часть поможет вам не слишком сильно, если только вы не упражнялись несколько лет в искусстве концентрации. К счастью, я упражнялся. Тень Ласкиэли обучила меня методам ментального блокирования боли, столь эффективным, что даже страшно становится. В прошлом я ухитрялся держаться на этих приемах до тех пор, пока мое тело не вырубалось, поскольку я даже не осознавал, насколько хреново мое состояние. И мне еще повезло: в принципе, так можно и помереть.

Тело или разум, сердце или душа – все мы люди, а людям свойственно чувствовать боль. И отсекать от себя эту боль можно только на свой страх и риск.

Тем не менее, учитывая то, что нам предстояло, а также то, что стремилось нас догнать, я вряд ли увеличил бы степень риска, а позволить себе отвлекаться на мелочи вроде боли не мог никак. Поэтому я закрыл глаза, взял под контроль дыхание, сосредоточился