И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цирк закрыли ровно в восемь часов пополудни, когда несколько десятков людей продолжали ждать билетов. Пришлось им возвращаться расстроенными и печальными. Внутри цирка же печали не наблюдалось совершенно. В шатре-столовой был устроен настоящий деревенский бал: огромное количество блюд разных кухонь, разнообразная музыка, исполняемая оркестром, красивые танцы разных народов, кто-то даже пытался петь.
Омар сидел почти в центре шатра-столовой, в окружении своих друзей. Жизнь, которой он стал жить сейчас, казалась ему самой лучшей. Марин, весь день проведшая в «квартале» уродов, сильно утомилась и не присутствовала, но успела прибежать и поздравить Омара с триумфом. Арабу было крайне важно услышать похвалу от Марин, и он чувствовал себя счастливым. Сейчас же он вел разговор с Альфонсом, который не видел выступления Омара, однако был наслышан, а когда ему обо всем подробно рассказал сам бен Али – пребывал в восторге.
– Мне кажется, Альфонс, что все наладилось, – сказал Омар и облегченно вздохнул, – уже так долго не было публичных казней, последний умерший человек в цирке – наш дорогой Густав. Хоть это и безумно тяжелая потеря для всех нас, однако своей смертью он будто закупорил дьявольскую бутыль, из которой вырывались несчастья, поражавшие нас очень долгое время. Так сильно хочется надеяться, что мои предположения не ошибочны, что это не затишье перед сильнейшей бурей, а действительно нормальная жизнь.
Альфонс устало посмотрел на друга, потом отвел взгляд и устремил его куда-то вдаль.
– С тобой не согласиться почти невозможно, мой друг, – произнес Альфонс, – всей душой хочется надеяться, что это не сладкий сон, а живая реальность. Однако, иногда такое бывало. Однажды, мы целый год жили, словно в сказке: не было наказаний, по крайней мере таких варварских и уж тем более публичных, Хозяин представлялся всем добрым протектором, нежели бессердечным карателем. Но, как это часто бывает, сказке в конце концов настал конец.
– Когда же это случилось? Что стало поводом? – спросил Омар.
Лорнау-младший вновь посмотрел прямо в глаза бен Али.
– Поводом стало повреждение шатра-особняка Хозяина, – отвечал Альфонс, – потом последовал плевок в глаз. А следствием всего этого стала жесточайшая расправа над бесстрашным и немного глупым подростком.
– Прости, я не думал, что мы снова вернемся к этой теме…
– Полно, перестань. Забудем. Сегодня твой праздник, Омар! Давай же выпьем в твою честь, у меня есть тост!
В момент, когда Альфонс встал и начал произносить тост, Клэр, сидевшая подле Мартина, который сидел рядом с Иштваном и Омаром, медленно и незаметно вышла из-за стола, а потом и вовсе из шатра-столовой. Сделала она это не потому, что была чем-то огорчена, напротив, она была очень веселой. Просто она обещала посетить дедушку вечером, чтобы еще разок поужинать вместе. Буайяр обещал, что на днях они вместе прогуляются по Дижону, чтобы осмотреть старые места, до боли знакомые. К тому же, в городе все еще проживал отец Клэр, по слухам, ставший достаточно состоятельным (по меркам провинциальной столицы второй половины XIX века) человеком. Ей хотелось и его повидать. И хотя Буайяр выступал против этой затеи, запретить внучке увидеться с родным отцом он не посмел.
Когда Марин проходила мимо Большого шапито, обходя его сзади, поскольку шатер-столовая находился на противоположной «элитной» стороне, она заметила очень похожую фигуру, быстрым шагом куда-то направлявшуюся. Пройдя чуть дальше, Клэр поняла, что фигурой этой был Алекс Моррейн, и решила, что дедушка может немного подождать, и спешно пошла за Алексом.
Глава VIII
Как выяснилось, Моррейн направлялся в «квартал» уродов. Клэр не отставала и продолжала следить. К тому времени все уродцы благополучно спали, и их клетки были накрыты пластами ткани. По итогу Алекс дошел до шатра Жеронима Лабушера, в котором горел яркий свет. Клэр аккуратно подобралась к шатру и встала около входа, позаботившись о том, чтобы ее никто не увидел. Предлагаю вашему вниманию диалог, услышанный Клэр.
Первым, кого приметила Клэр, оказался Моррейн:
– Сегодня проведем нашу встречу в таком, небольшом составе, поскольку большая часть наших друзей сейчас находится на чествовании Омара. Думаю, он вполне заслужил такой праздник. Нам же, господа, необходимо обговорить наши дальнейшие действия.
Следующим слово взял Лабушер. Он был чем-то взволнован и постоянно запинался:
– Что же, думаю, стоит нам тщательно обдумать предложение Алекса, он еще несколько месяцев назад предложил использовать для достижения нашей цели уродцев, я его сразу же поддержал.
– В чем же заключается его предложение? – спросил, по всей видимости, Анри Фельон. Его присутствие в шатре сильно удивило Клэр.
Лабушер продолжил:
– Я вполне мог бы подробно поведать об этом, однако, по моему мнению, стоит предоставить эту возможность непосредственному автору данной идеи.
Слово вновь перешло к Алексу:
– Благодарю. Как верно подметил Жероним, мы используем уродцев. Как мы это сделаем, и какой от этого будет прок? Объясняю. Уродцы – на самом деле очень серьезная сила, способная оказать колоссальное влияние на судьбу всего цирка. И главная их особенность заключается не в том, что они, может быть, более сильные, выносливые или умные. Как раз наоборот. Они внушаемы, и мы этим воспользуемся. Насколько мне, да и вам тоже, известно, Марин Сеньер сильно привязана к некоторым уродцам, она сегодня весь день провела здесь, как сообщил Жероним. Уродцы, при должном общении, могут оказать влияние на мадемуазель Сеньер, настроить ее против отца, что будет нам на руку. А за Марин охотно пойдут рядовые циркачи, так называемые «серые», которых нигде не видно и не слышно. Именно эта масса, на данный момент находящаяся в состоянии летаргии, может разрушить сложившуюся систему в цирке. Именно эти сотрудники цирка, запуганные постоянными публичными наказаниями на манеже, в глубине души уже просто ненавидят Пьера Сеньера и обязательно воспользуются любой возможностью его растерзать. Нам необходимо лишь подготовить для этого почву, главным удобрением для которой станут уродцы и Марин Сеньер.
Выслушав Моррейна, резко против выступил Фельон:
– Нет, это какой-то абсурд. Мы же не в резервации живем, чтобы поднимать восстание против хозяев.