И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

в Вену, чтобы чего-нибудь там найти. Чего именно? Не знала я тогда. С трудом мне тогда в поезд удалось зайти…Неведомо куда, неведом зачем ехала я. Я лишь постоянно молилась, надеялась, что, хотя бы Бог со мной. В Вене я прожила больше года свободной женщиной, снимала квартирку, пока меня не похитили какие-то страшные люди. Оказалось, это были сотрудники одного из венских цирков, а забрали они меня потому, что я являлась очень большой женщиной, и из меня сделали аттракцион, на потеху людям. Я лишилась всяких прав, документов, даже личности. Моею обязанностью стала роль потешной овцы. На меня смотрели представители всех сословий: от дворян и аристократов, до мелких рабочих и крестьян. Я тогда из одежды носила только байковую пижаму, больше напоминавшую мешок. Каждый божий день меня оскорбляли, унижали, секли, кидались камнями, обливали маслом и жиром. Но я верила, что Господь услышит меня и обязательно спасет. И вот однажды, когда, казалось, надежды уже не оставалось, в город приехал цирк «Парадиз». Не знаю, как, но обо мне узнал Мишель Буайяр, и пришел к моим надсмотрщикам, предложив продать меня ему за большую сумму. Они отказали, заявив, что, продав меня, лишатся колоссального источника дохода. Тогда господин Буайяр ушел. Вместо него на следующий день пришел Господь, которому я молилась долгие годы. Это был твой папенька, Пьер Сеньер. Он пришел, чтобы забрать меня в свой Рай. И он сделал это. Я оказалась здесь, в Раю. И пускай мне порою кажется, что ничего не изменилось, что люди продолжают так же ко мне относиться, так же не любят, я знаю, что один человек всегда будет меня любить, словно родной отец. Наш Хозяин, наш Бог, наш директор…

Марин была потрясена рассказом Антонины. Ей захотелось ее обнять, поцеловать, но клетка мешала. По щеке Антонины пробежала слезинка, унося вместе с собой всю меланхолию, охватившую ее несколько часов назад. Поведав Марин, девушке с ясным умом и чистой душой, свою историю, Антонина успокоилась. Она никому доселе не открывала свою жизнь, потому что никому не доверяла. Больше ничего путного она не сказала, и продолжила глядеть в зеркало, практически перестав обращать внимание на Марин. Та не обижалась, напротив, была рада, что смогла избавить Антонину от страха перед несуществующей проблемой.

Попрощавшись с Антониной, Марин прошла чуть дальше, к клетке, стоявшей, в отличие от большинства, на земле. В ней содержался уродец, которого девушке также предстояло успокоить. Звали его Рупертом, он был привезен в цирк Густавом Лорнау еще очень давно, и отличался он от обычных людей тем, что обладал чрезвычайно густым волосяным покровом. Он покрывал почти все тело Руперта, включая лицо, свободными от волос были лишь глаза, нос и частично лоб. Помимо этой аномалии, у Руперта были неправильно сформированы челюсти, от чего зубы его очень сильно выпирали изо рта, как снизу, так и сверху. Это все придавало ему вид очень дикий, по-настоящему животный. И потому над ним издевались еще сильнее, чем над Антониной. Маленькие дети и подростки всякий раз пытались вырвать у него копну волос, чтобы сохранить себе в качестве сувенира. Кто-то намеренно приносил с собой зеркальце, чтобы показать Руперту, как он выглядит. Будто без них он не знает, как выглядит. Проблемой, охватившей Руперта, был его бесконтрольный гнев, который неожиданно пробудился в тот момент, когда ему сообщили, что «квартал» наконец откроют для посетителей. Он закричал, разбросал принесенный завтрак, чуть не укусил охранника. Такие вспышки гнева наблюдались за ним и раньше, и Марин успешно удавалось их погасить. Поэтому, как и в предыдущем случае, она уверенно подошла к клетке, надеясь настроиться на быстрый разговор.

Однако с самого начала все пошло не так, как планировалось. Руперт наотрез отказывался разговаривать, общаясь лишь посредством мычания или движения руками; он бросил в Марин кусок черствого хлеба, оставшегося со вчерашнего завтрака, и чуть было не попал в нее; он ревел, рычал, всячески демонстрируя ту свою сущность, какую хотели наблюдать бессердечные посетители цирка. В голову Марин пришла мысль о том, чтобы покинуть это место и отправиться дальше, но она эту мысль очень быстро поборола, все ближе подбираясь к клетке. Казалось, Руперт немного успокоился, потому как не препятствовал продвижению девушки и звериных звуков никаких не издавал. Но вскоре выяснилось, что он всего лишь выжидал момента, когда можно будет сделать свой ход. Как только Марин вплотную приблизилась к клетке, Руперт внезапно подпрыгнул к ней и неистово закричал. От этого бы любой человек, не то, что девушка, испугался бы, однако Марин, испытав невероятное потрясение, сумела сохранить самообладание и не выразила никаких лишних эмоций, продолжая стоять на том месте, которое заняла. Это произвело на Руперта сильное впечатление, еще никто не выдерживал его крикливого нападения. Он сел на колени напротив Марин, которая смотрела ему глаза, пытаясь увидеть в них человека чувствительного и ранимого.

– Руперт, ты не узнал меня, забыл? – с сожалением сказала Марин.

Руперт словно пробудился ото сна, услышав голос Марин.

– Нет…нет, конечно, – просипел он, стыдливо пряча глаза от нее, – я очень зол…

– Почему? – Марин искренне хотела помочь ему, – тебя кто-то обидел? Тебя ударил кто-то? Расскажи, не скрывай, их накажут!

– Нет…не били меня, – он стукнул стенки клетки кулаком, – но…после долгого времени нас снова будут показывать этим животным…

– Каким животным, Руперт?

– Тем, что зовут себя нормальными людьми, – пронзительно промолвил Руперт.

Марин вздрогнула. Она общалась с Рупертом достаточно давно, и первоначально сама испытывала небольшой дискомфорт при взгляде на него, однако теперь она корила себя за прежнее отношение и к нему, и ко всем остальным уродцам. Марин знала, что Руперт – человек крайне умный, серьезный, знающий много интересных вещей. Как он сам рассказывал, проведя всю свою жизнь в цирках, он занимался самообразованием – читал книги, старые журналы, научные статьи, которые находил в мусорных урнах. Когда он прочитал «Человека, который смеется» Гюго, то понял, насколько человечество гнилое и опасное, в первую очередь, для себя самого. Он, однако, так и не смог узнать ответ на вопрос, почему же люди до степени неистовства ненавидят и презирают «ненормальных», не таких, как все.

– Руперт, вот что мне тебе сказать хочется, хоть тебе это и известно прекрасно, – сказала Марин, просунув руку через решетку и взяв за руку уродца, – общество, к сожалению, устроено очень жестоко, иерархично и по-настоящему глупо. Однако даже к самому бедному крестьянину дворянин будет относиться без презрения, если крестьянин будет хорош собой. Это очень плохо, но это так. В большинстве своем