И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Антонину особенно взволновал тройной завтрак, поданный ей. В силу своих габаритов питалась она очень обильно, и порция ее в обычное-то время была в семь-восемь раз больше, чем у остальных уродцев. Но не стоит думать, что жизнь у Антонины была золотой и вкусной. Она питалась теми же объедками и отходами, что и все ее «сожители по кварталу», только ела их в большем количестве. Ну а поскольку, вечно просиживая в клетке, она стала человеком до крайней степени подозрительным и эмоциональным, то подумала, что ее и без того гигантский завтрак, увеличенный втрое, является для нее последним, и что сегодня ее непременно лишат жизни, словно жабу, ставшую ненужной после проведенных опытов. Попытки Лабушера ее образумить и успокоить ни к чему не приводили. Потому-то он попросил Марин помочь в этой ситуации, зная, что отказа от нее не услышит.
Когда Марин подошла к клетке Антонины, та, разодетая в красно-белое платье, с красивым кулоном на шее, сидела на небольшом стульчике и рассматривала себя в зеркале, что держала в руке. Марин негромко поздоровалась и обратила на себя внимание Мадам Монблан.
– Душечка моя, ты здесь, – с печалью в голосе, радостно произнесла Антонина. Голос у нее был низкий, очень тяжелый, однако отдавал той женственностью, которую невозможно было услышать в голосе никакого мужчины, – мне сегодня принесли тройную порцию завтрака, представляешь? Давненько такого не было, еще с осени не помню…а ты какой судьбой утром сегодняшним к нам пожаловала? Чай, не для прогулки ж ведь!
Марин смущенно опустила голову.
– Ну что же ты, – продолжила Антонина, – не горюнься, это мне горюниться надо, а я тут, понимаешь, к смерти готовлюсь, видимо!
– Да что ты! – возгласила Марин, подняв голову, – как можно! Ты сегодня будешь радовать посетителей, о какой смерти ты говоришь, полно! Оставь такие мысли, выбрось прочь из головы и забудь! Посмотри, как ты сегодня прекрасно выглядишь! Ты и в обычные дни превосходна, а сегодня явно затмишь каждого и будешь блистать!
– Было б кого затмевать, голубушка, – горестно сказала Антонина, – да и блистать нет возможности…Помню я, как блистала давно, до тех пор, когда попала сюда…
– Расскажи мне, – настойчиво произнесла Марин, – ты же никогда не рассказывала историю своего попадания в наш цирк.
– И тебе будет интересно слушать толстую тетку?
– Разумеется!
– Ну тогда слушай, моя хорошая, – Антонина отложила зеркало, повернулась всем своим грузным телом к Марин, приготовившись к повествованию, – еще давно, больше двадцати лет назад, когда я жила в Венгрии, там только недавно закончилось великое восстание, его подавили русские по просьбе австрийского кайзера, который, по совместительству являлся венгерским королем, юнца, в восемнадцать лет ставшего властителем огромной дунайской державы. Мои родители в восстании этом принимали очень активное участие, из-за чего мне каждодневно приходилось сильно волноваться, молилась я без отдыха и с большим рвением, прося Бога, чтобы спас моих отца и мать. Только решил Господь иначе. Солдаты, не русские, а свои, венгерские, по ошибке пристрелили отца, когда он спешил домой, чтобы принести мне и моей старенькой бабушке свежей выпечки из булочной. Мать в это время трудилась в отряде обороны города, а жили мы в Секешфехерваре, городке славном, с древней историей. По возвращении домой, мать обнаружила меня, бабушку и тело отца, которое нам вернули солдаты. Я не знаю, что она чувствовала в тот момент, однако я пылала от ненависти и горя. Я хотела пойти в отряд, чтобы наказать тех самодовольных дураков, очень тупых, по-видимому, раз они не опознали собственного командира и произвели пять выстрелов ему в спину. Мать меня, конечно же, не пустила, а пошла сама. Сказала, что вернется через дней пять-шесть, и мы с бабушкой поверили. Я, уже тогда девушкой будучи не маленькой, стала выполнять все домашние обязанности. Прошла тем временем неделя, а мамы не было. Подумали, ну, мол, задержится дня на два, не больше, а потом обязательно вернется. И я продолжила стирать, убирать, готовить, мыть бабушку, менять ей белье, одевать и раздевать ее. Не подумай, что она совсем немощной была, нет. Разум ее был чище, чем озеро Балатон. Каждую ночь, проведенную в ожидании матери, я слушала ее рассказы, которые согревали мне душу и сердце. А время шло. Шли недели, прошел месяц, два месяца. А мамы не было. Мы смирились с тем, что она, наиболее вероятно, погибла, либо же, что очень страшно, сбежала, и нас оставила, забыла…Когда восстание было окончательно подавлено, нам принесли бумагу, на которой было написано, что мама умерла еще в тот день, в который покинула нас, обещав вернуться…И остались с бабушкой мы вдвоем. Она тоже стала немного помогать, я же пошла работать в ближайшую харчевню, надеясь получить хоть какие-то деньги. Я знала, что у бабушки имеется большое состояние, спрятанное где-то в доме. Я много раз спрашивала ее о местонахождении этих богатств, но она просто забыла о них. Через год после подавления восстания ко мне пришел мужчина свататься. Бабушка без раздумий дала свое благословение, потому что умирала и не хотела обрекать меня на жалкое существование. И так я вышла замуж. Супруг мой человек был состоятельный и очень упитанный, любил много поесть и поспать, и меня приучил вскоре к такой жизни. Узнав о кончине бабушки, я стала больше есть, от чего и поправлялась. Супруг сильно хотел детей, однако каждая моя беременность заканчивалась очень плохо: два выкидыша, один родился мертвым, двое умерли в младенчестве…От этого я стала есть еще больше и к двадцати семи годам стала весить больше пятисот фунтов, почти перестав ходить. Супруг через пять лет брака отошел в мир иной от удара, и я осталась совсем одна. Денег уже почти не было, и я, взяв оставшиеся средства, уехала из родного Секешфехервара
