О положении вещей. Малая философия дизайна - Вилем Флюссер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот ответный удар наносит по нам всё тот же старый добрый рычаг: с тех пор как он появился, мы двигаем руками, словно они и есть те же самые рычаги. Симулируем наши же симуляторы. С того момента, как мы стали скотоводами, мы сами обратились в стадо скота и нуждаемся в духовном пастыре. Сегодня мы особенно явно наблюдаем, как именно машины наносят ответный удар: молодежь танцует, имитируя движения роботов; политики принимают решения согласно сценариям, просчитанным компьютерами; ученые мыслят в цифровом формате; художники печатают произведения на принтере. Следовательно, в будущем при построении любой машины должно учитываться это обратное воздействие. Невозможно проектировать механизмы лишь с учетом экономических и экологических факторов. Необходимо учитывать, какой обратный эффект будут оказывать такие конструкции – что само по себе является достаточно сложной задачей, учитывая, что бо́льшая часть машин сооружается другими «умными машинами» и что мы сами, так сказать, лишь наблюдаем со стороны и крайне редко вмешиваемся в процесс.
Таким образом, перед нами встает проблема дизайна: какой должна быть машина, чтобы ее ответный удар не пришелся по больному месту? Или еще лучше: чтобы он пришелся нам на пользу? Какими должны быть каменные шакалы, чтобы, с одной стороны, они не разорвали нас, и с другой стороны, чтобы мы сами не принялись вести себя подобно шакалам? Всё говорит само за себя: мы можем создать такой проект каменного шакала, что он будет лизать нас вместо того, чтобы кусать. Но хотим ли мы в действительности, чтобы нас облизывали? Это очень сложные вопросы, потому как в реальности никто не знает, как должно быть. Но ими необходимо задаваться, прежде чем приняться за создание шакалов (или клонирование моллюсков, или синтез бактерий). И сами эти вопросы куда интереснее, чем будущие каменные шакалы или суперлюди. Готов ли дизайнер ими задаваться?
От зонта к шатру
1990
В окружении нашем существует множество глупых предметов, но вот те из них, что связаны с различного рода покровами и укрытиями, принадлежат к числу наиболее глупых. Взять, к примеру, зонт: это достаточно сложный конструкт, который перестает работать как раз тогда, когда мы более всего в нем нуждаемся (например, на ветру), от дождя он укрывает только постольку-поскольку, носить его с собой неудобно, а в глазах не прикрытых зонтами сограждан он и вовсе представляет собой крайне опасный для окружающих предмет. Не говоря уже о том, что зонт легко где-то позабыть или перепутать с чужим зонтом. Времена меняются, меняется и облик зонтов, но никакого реального технического прогресса в области приспособлений для укрытия от непогоды со времен Древнего Египта не наступило. А если мы, взывая к Господу, воскликнем: «Ты – укрытие мое!», в наше время это будет истолковано разве что как богохульство.
Но если посмотреть, с какой скоростью и с каким удобством разбиваются и вновь сворачиваются огромные цирковые шатры, можно подумать, что с сооружением покрова или укрытия дела обстоят вовсе не так уж и плохо. Шатры и палатки вовсе не виноваты в том, что люди не умеют с ними управляться – но стоит отправиться в поход, как этому вполне можно научиться. Однако стоит вспомнить о парашюте, как мы тотчас возвратимся к изначальной мысли о глупости подобного устройства. Когда вы прыгаете из самолета, под воздействием ветра ваш парашют раскладывается сам. Но стоит вам оказаться на земле – и у вас возникнут невероятные сложности с тем, чтобы сложить его обратно. И становится совершенно очевидно, что же такого глупого во всякого рода тканевых ширмах, от зонта до шатра (если принять, что первый представляет собой квинтэссенцию последнего): то, что архитектор (да и вообще дизайнер) со времен Древнего Египта так и не сумел понять, что имеет дело вовсе не с силой тяготения, а с силой ветра. Что опасность, которую представляет собой зонт или шатер, заключается вовсе не в том, что тот или другой могут внезапно сложиться, а в том, что налетевший ветер может сорвать их или вырвать – и унести с собой. Но это не вечно. Человек научится мыслить «нематериально», как только падут окружавшие его стены.
Попробуем еще раз сформулировать сущность шатра: это укрытие, сходное по конструкции с ширмой, которое устанавливается на ветру, используется против ветра и складывается по ветру. Кто же после прочитанного не вспомнит о парусе? И действительно: именно парус – та форма шатра, при которой ветер наконец оказывается задействован. Шатер как укрытие пытается противостоять ветру; шатер как парус пытается использовать силу ветра. Насколько глупой кажется нам конструкция шатра, настолько же умной кажется конструкция паруса: грамотно сооруженный парусник способен идти практически против любого ветра и бессилен только в штиль. Планер же может использовать силу ветра не только в горизонтальном, но и в вертикальном отношении. Будущие дизайнеры, работая над набросками, должны будут помнить не только о зонтах, но и о воздушных змеях и том, как дети заставляют их плясать на ветру. Раскрытие сущности шатра позволяет нам рассматривать парашюты и планеры как две вариации на ту же тему среди многих других, поскольку шатер рассматривается в данном случае как ширма, раздувающаяся на ветру. Ширма противопоставляется каменной стене; то, как она прогибается под натиском ветра, противопоставляется способности противостоять ветрам. Не самая плохая отправная точка для размышлений о разразившейся над нашими головами культурной революции. Но прежде чем затронуть проблему стен, стоит вспомнить собственно о ветре, а это приводит нас к парадоксу, известному еще с древних времен. Ветер хоть и можно слышать (и порой он оглушительно воет), можно ощущать (и даже быть им опрокинутым), но нельзя увидеть – за исключением зачастую разрушительных последствий. Стоит нам вознамериться осуществить переход от стен к ширмам, как, кажется, всё стремится утратить свою материальную природу.
«Стенка» шатра, будь она прибита колышками к земле, как у шатра циркового, закреплена на каркасе, как у зонта, натянута под давлением воздуха, как у парашюта или воздушного змея, или реет на мачте, как парус или флаг,
