Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

«А что же, по-вашему, было делать? Разве я могу остановить движение моря своими двумя руками?» — ответил Ней»[1595].

Наполеон принял Нея именно так, как обещал. Очевидец их встречи Л.-Ж. Маршан вспомнил: «Император распростёр объятия, маршал бросился к нему навстречу, и они обнялись. Оставшись наедине, они долго беседовали»[1596].

Известие о том, что Ней, вместо того чтобы доставить Наполеона к Бурбонам в железной клетке, сам, со всем своим войском, без боя преклонился перед «узурпатором», повергло королевский двор в ужас. «Теперь я вижу, что всё кончено», — паниковал Людовик XVIII. В ночь с 19 на 20 марта он со всей семьёй и с многолюдным эскортом, в котором оказались четыре бывших наполеоновских маршала (Макдональд, Мармон, Мортье и Бертье), бежал на север в Лилль и далее, уже за пределы Франции, в бельгийский город Гент — поближе к морю и к берегам Англии. В спешке король забыл взять с собой домашние тапки и с грустью признавался по пути из Парижа маршалу Макдональду: «Больше всего мне жаль моих комнатных тапочек. Они были так хорошо разношены по ноге»[1597].

А вот и язвительная гримаса истории: Людовик XVIII бежал от Наполеона по той же, роковой для его брата, дороге через Варенн, где 21 июня 1791 г. Людовик XVI, бежавший от революции, был задержан почтмейстером (бывшим драгуном и будущим — при Наполеоне — супрефектом) Ж.Б. Друэ, а затем гильотинирован. Вспомнил ли 18-й Людовик, проезжая через Варенн, о судьбе 16-го? Думается, не мог не вспомнить. Единственным утешением для королевской семьи теперь была только надежда на «братскую» помощь феодальных монархов. И они эту последнюю надежду Бурбонов оправдали.

В лагере шестой коалиции, который в то время был занят гласными договорами и закулисными интригами Венского конгресса, первым получил известие о побеге Наполеона с Эльбы фактический глава правительства Австрийской империи князь К.В.Л. Меттерних. 7 марта он только лёг спать под утро (в 3 часа), а в 6 часов камердинер принёс ему в спальню срочную депешу. Князь, решив доспать ещё какое-то время, отложил её нераспечатанной, но уснуть так и не смог и около 7 час. 30 мин. вскрыл конверт. Так он узнал, что Наполеон с Эльбы бежал. Меттерних бросился оповещать об этом монархов, а те распорядились экстренно собрать министров иностранных дел[1598]. Поднялся переполох: каково было Меттерниху, Каслри, Талейрану смотреть в глаза Александру I и Фридриху Вильгельму III, памятуя, что по секретнейшему январскому договору 1815 г. через считаные недели Англия, Австрия и Франция должны были бы начать войну против России и Пруссии? Второе пришествие Наполеона заставило их забыть распри и вновь сплотиться между собой.

Разумеется, не обошлось и без некоторых трений, дипломатических колкостей. Когда Александр I упрекнул герцога Веллингтона: «Как могли вы позволить ему бежать?», герцог показал, что он за словом в карман не лезет: «А вы как могли там его оставить?»[1599] Но в главном коалиционеры были едины. 13 марта в Вене все пять великих держав, включая Францию (в лице Талейрана), а также Испания, Португалия и Швеция обнародовали декларацию, проект которой сочинил Талейран[1600]. Творцы декларации поставили Наполеона «вне закона по всей Европе» («можно спросить, по какому закону?!» — возмущался Бен Вейдер[1601]), объявили его «врагом человечества» и выразили уверенность, что «вся Франция сплотится вокруг своего законного суверена», т.е. Людовика XVIII, который тем временем уже собрался бежать. Декларация воодушевила поборников феодальной «законности» повсюду, особенно в Вене, где они под заботливой опекой Венского конгресса смело предрекали гибель Наполеона с первых же дней его «полёта». И Талейран, и К.А. Поццо ди Борго уверяли, что «если Наполеон пойдёт во Францию, то его повесят на первом дереве»[1602].

Пока «братья»-монархи готовились помочь Бурбонам, а Бурбоны — бежать из Парижа, Наполеон «подлетал» к Парижу. В ночь с 19 на 20 марта он прибыл с авангардом своих войск в Фонтенбло, занял там дворец и прежде чем лёг спать долго смотрел с дворцового крыльца на «Двор прощания», где ровно 11 месяцев (день в день) тому назад происходило душераздирающее прощание с его гвардией. А наутро 20-го императору доложили, что этой ночью, когда он спал в Фонтенбло, король, его семья, их двор и все их присные бежали из Парижа. Теперь ничто не мешало Наполеону с триумфом вступить в столицу именно в тот день, как ему хотелось, — в день рождения его сына, «орлёнка», Римского короля. Возможно, по мнению Д. Вильпена, Наполеон не забывал и о том, что «21 марта — ещё одна, зловещей памяти, годовщина — казни герцога Энгиенского (21 марта 1804 г.). Поэтому Наполеон считал необходимым попасть в столицу вечером 20-го»[1603]. Впрочем, Л.-Ж. Маршан несколько запоздавшее, только к 20 часам, прибытие Наполеона в Париж объяснял просто: «…его задержали толпы людей, собравшихся на его пути, а также генералы, которые спешили поздравить императора с возвращением из ссылки на трон»[1604].

Несмотря на вечерние сумерки, все были уверены, что Париж встретит Наполеона грандиозным торжеством, но действительность превзошла все ожидания. По данным очевидцев, приветствовать императора вышли на улицы до 20 тыс. парижан[1605]. Ярко описал момент прибытия Наполеона в Тюильри Евгений Викторович Тарле: «Несметная толпа ждала его во дворце Тюильри и вокруг дворца. Когда ещё с очень далёкого расстояния стали доноситься на дворцовую площадь с каждой минутой усиливавшиеся и, наконец, превратившиеся в сплошной, оглушительный, радостный вопль крики толпы, бежавшей за каретой Наполеона и за скакавшей вокруг кареты свитой, другая огромная толпа, ожидавшая у дворца, ринулась навстречу. Карета и свита, окружённые со всех сторон несметной массой, не могли дальше двинуться. Конные гвардейцы тщетно пытались освободить путь. «Люди кричали, плакали, бросались прямо к лошадям, к карете, ничего не желая слушать», — говорили потом кавалеристы, окружавшие императорскую карету. Толпа, как обезумевшая (по показаниям свидетелей), бросилась к императору, оттеснив свиту, раскрыла карету и при несмолкаемых приветственных криках на руках понесла Наполеона во дворец и по главной лестнице дворца наверх, к апартаментам второго этажа»[1606].

К тому времени и в дворцовых апартаментах уже толпились люди разных сословий, чинов и званий. Среди них был и генерал барон П.-Ш. Тьебо. Он вспоминал: «На несколько часов народ составлял двор того, кого Франция вновь вознесла на трон. Души всех, казалось, были переполнены радостью <…>. Вдруг появился Наполеон. Его встретил такой взрыв ликования,