Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

три полка пехоты плюс артиллерийский, сапёрный и гусарский полки, общей численностью более 5 тыс. человек. Боевой дух его солдат показался ему «сомнительным». Поэтому он на всякий случай занялся укреплением оборонительных фортов города.

Между тем отряд Наполеона пошёл на сближение с авангардом Маршана. Небольшой оркестр «ворчунов» играл «Марсельезу». Император шагал впереди всех, за ним — Друо, Камбронн и Бертран. Вот они уже в опасной близости от королевских солдат, которые держат ружья наперевес, нервно ожидая команду «огонь». Наполеон приказывает своим солдатам опустить их ружья дулами вниз. Ещё через несколько шагов император жестом руки останавливает свой отряд и дальше идёт под пули роялистов один, безоружный.

— Вот он! Пли! — вне себя от страха и ярости скомандовал капитан Рандон. Его солдаты оторопели: у них подкашивались ноги, а ружья в судорожно сжатых ладонях дрожали. Ни один из них не осмелился выстрелить.

Наполеон подошёл к ним вплотную. Голос его прозвучал в мёртвой тишине так же звонко, твёрдо и спокойно, как звучал всегда на парадах: «Солдаты! Вы узнаёте меня?» Ответом было разноголосое: «Да… да…» Наполеон расстегнул сюртук: «Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Стреляйте!» Того, что за этим последовало, очевидцы не могли забыть до конца своих дней. Королевские солдаты, расстроив фронт, бросились к Наполеону с громовым, полным ликования, кличем: «Да здравствует император!» Они окружили Наполеона тесной толпой, «целовали его руки, его колени, плакали от восторга и вели себя как бы в припадке массового помешательства»[1536]. «В эту минуту, — заключает Д.С. Мережковский, — он для них, в самом деле, «воскресший Мессия»»[1537]. Капитан Рандон в ужасе от такого «помешательства» вскочил на коня и был таков, а «майор Делессар, униженный, в полном отчаянии, отдал саблю императору, который его обнял, чтобы успокоить»[1538].

Великий Стендаль — современник, боевой соратник и биограф Наполеона — резонно воспринял жест императора 7 марта 1815 г. при Лаффре как «один из тех поступков, которые во все времена и во всех странах указывают народу, за кем надо следовать и за кого надо сражаться»[1539]. Теперь на Гренобль Наполеон повёл не только своих «ворчунов» и польских уланов, но и солдат Делессара. А в Гренобле генерал Маршан, храня верность Бурбонам, лихорадочно готовился к обороне. Защищать передовую линию укреплений он приказал двум линейным полкам — 7-му и 11-му. Командовал 7-м полком один из самых блестящих офицеров императорской армии, бывший адъютант маршала Ж. Ланна, 28-летний полковник Шарль-Франсуа Лабедуайер. Получив приказ Маршана, он прямо перед фронтом своих солдат вырвал из ножен саблю и воззвал к ним в присутствии генерала: «Солдаты 7-го полка! Виват император! За мной, мои храбрые товарищи! Я поведу вас вперёд! Те, кто меня любит, — за мной!»[1540] «Под крики «Виват император!», которые подхватила большая часть гарнизона, — читаем далее у Андре Кастело, — 7-й линейный пошёл вперёд. Проходя через городское предместье, Лабедуайер вытащил из кармана императорского орла, венчавшего когда-то его знамя, и насадил его на толстую ветку ивы — она теперь станет древком нового полкового знамени»[1541]. Маршан, видя, как деморализованы его солдаты, оставшиеся в городе, не рискнул как-то (угрозами или стрельбой?) наказать отступников.

Здесь важно подчеркнуть (как это сделал Е.В. Тарле), что Лабедуайер увёл за собой полк к императору, «даже ещё не зная» о случившемся при Лаффре[1542]. Он присоединился к Наполеону, когда до Гренобля императору оставалось пройти ещё 8 км. По воспоминаниям Л.-Ж. Маршана, Наполеон принял у Лабедуайера его полковое «знамя» и, «поблагодарив молодого полковника за патриотическое мужество, обнял его[1543]. 7-й линейный полк выстроился вдоль дороги, император сделал ему смотр, после чего вся колонна двинулась дальше в путь. Этот полк в составе 1800 человек удвоил императорское войско, а присоединение местных жителей — учетверило его»[1544].

К концу того же необыкновенного дня 7 марта, около 19 часов, «учетверенный» отряд Наполеона достиг Гренобля. Император сразу понял, что генерал Маршан приготовился к обороне: городские ворота были заперты, а на крепостном валу города сосредоточились воины разных полков, включая 4-й артиллерийский — тот самый, в котором Наполеон 22 года назад стал капитаном. «Пушки были заряжены, фитили дымились; позади гарнизона в качестве резерва разместились солдаты Национальной гвардии»[1545]. Всё это, казалось бы, делало город неприступным. Но «возгласы «Да здравствует император!», выкрикиваемые солдатами и горожанами с крепостного вала, не оставляли сомнений относительно их чувств». Мало того, «с самой вершины крепостного вала солдаты кричали, что порох гарнизонной артиллерии отсырел»[1546].

Наполеон потребовал от генерала Маршана открыть городские ворота. Генерал запросил сутки на раздумье. Тем временем, не считаясь с раздумьем генерала, более чем двухтысячная толпа крестьян и ремесленников из предместий Гренобля, вооружённая топорами, вилами, старинными мушкетами, пришла в движение. Рабочие-тележники приволокли громадное дубовое бревно, готовясь высадить им городские ворота. Наполеон вместе с Лабедуайером подошёл вплотную к крепостному валу. Оттуда выглядывал офицер с группой солдат. «Приказываю вам открыть ворота!» — обратился император к офицеру. Тот ответил: «Я исполняю приказы только своего генерала». Тогда эмоциональный Лабедуайер прокричал, обращаясь к солдатам: «Сорвите с него эполеты!»[1547] В ту же минуту тележники двумя-тремя ударами своего бревна снесли ворота.

Когда Наполеон во главе своей гвардии, сопровождаемый толпами крестьян и ремесленников, въезжал в город, его радостно приветствовали собравшиеся отовсюду на встречу с ним массы горожан. Размахивая факелами (в городе уже стемнело), они истошно скандировали три лозунга: «Виват император! Виват свобода! Долой Бурбонов!»[1548] Весь гарнизон города бросил свои посты и присоединился к ликующему народу. Только генерал Маршан с горсткой закоренелых роялистов поспешно бежал из Гренобля — чёрным ходом, через задние ворота.

Как только Наполеон добрался до гостиницы «Три дофина», перед гостиничным балконом появилась группа рабочих с многопудовыми обломками городских ворот. Услышав их призывный шум, император предстал перед ними на балконе. Рабочие, обращаясь к нему, как к своему Богу, на «ты», огласили следующее заявление: «За неимением ключей от Твоего дорогого города Гренобля мы вручаем тебе его ворота»[1549].

На следующий день Наполеон принял глав всех гражданских ведомств Гренобля (кроме немногих, бежавших из города)[1550] и командующих всеми родами войск. На этом официальном приёме он сделал, уже как государь, ответственные заявления, два из которых произвели наибольший эффект. Во-первых, император заострил свою коронную мысль: он «пришёл спасти крестьян от грозящего им со стороны Бурбонов восстановления феодального строя, пришёл обеспечить крестьянские земли от покушений