Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был самый критический момент за всё время исторического рейса флотилии Наполеона от Эльбы до Франции. Он мог стать ещё более критическим, если бы не вмешалась та, кого Наполеон в шутку называл своей любовницей (её и власть!), — фортуна. Дело в том, что Нейл Кемпбелл возвращался на Эльбу не 28-го, как он предполагал заранее, а 27 февраля. Но его фрегат «Партридж» из-за безветрия простоял несколько часов перед островом. Тогда-то солнце, поднимавшееся над горизонтом, помешало английским морякам заметить проскользнувшую мимо них вдалеке флотилию Наполеона. Когда же «Партридж» вошёл в гавань Портоферрайо, Кемпбелл сразу к ужасу своему сразу понял, что произошло: брига «Непостоянный» в порту не оказалось, а у Морских ворот дежурили вместо наполеоновских гренадеров солдаты местной Национальной гвардии. Кемпбелл начал было расспрашивать Летицию и Полину, но обе женщины в один голос заявили, что они ничего не знают, кроме того что Наполеон зачем-то «отправился к берегам Африки». Кемпбелл в байку об Африке не поверил и пустился в погоню за беглецами к берегам Франции, но догнать их уже не смог[1518].
О том, как флотилия Наполеона прошла последние два дня своего пути с Эльбы, подробно рассказано в воспоминаниях очевидцев — камердинера Л.-Ж. Маршана и полковника П. Жермановского. Только на рассвете 28 февраля, когда вдали обрисовалось побережье Прованса, «ворчуны» императора стали соображать, что они плывут напрямик во Францию. «До той минуты, — свидетельствовал Жермановский, — почти все, кто находился на судах флотилии, думали, что они держат курс на Неаполь (чтобы там соединиться с Мюратом. — Н.Т.). Солдаты много раз спрашивали об этом офицеров, а те сами задавали вопросы императору, который в ответ упорно молчал. Теперь он сказал с улыбкой: «Мы держим курс на Францию!»»[1519].
Тем же утром, 28 февраля, Наполеон продиктовал в своей каюте «двум-трём адъютантам» воззвания «К французскому народу» и «К армии», которые он датировал 1 марта. Их полный текст воспроизведён в мемуарах Маршана. Цитирую оба воззвания с некоторыми сокращениями.
Текст воззвания «К французскому народу» гласил: «Французы! Дезертирство герцога Кастильоне (Ожеро) уступило Лион нашим врагам. Армия, которую я вверил ему, была в состоянии разгромить австрийские корпуса, противостоявшие ей, и обрушиться на тыл армии союзников, угрожавшей Парижу. Победы при Шампобере, Монмирайле, Шато-Тьерри, Вошане, Мормане, Монтеро, Краоне, Реймсе, Арси-сюр-Об и Сен-Дизье; восстания отважных крестьян в Лорьяне, Шампани, Эльзасе, Франш-Конте и Бургундии; позиция, которую я занял в тылу вражеской армии, отрезав её от резервов и складов, — всё это поставило наших врагов в отчаянное положение. Никогда французы не были так близки к тому, чтобы стать столь могущественными, а их внешние враги — беспомощными; они нашли бы свою гибель <…>, если бы не измена герцога Рагузского (Мармона) <…>. Неожиданные поступки этих двух герцогов, которые предали свою родину и своего императора, изменили исход войны.
<…>. Монарх, который теперь правит вами, уселся на мой трон благодаря тем же армиям, что так разорили нашу землю. Он будет стремиться укрепить своё положение с помощью и ради прав феодалов <…>. Французы! В изгнании услышал я ваши жалобы и ваши желания. Вы требуете правительство по собственному выбору — только такое и является законным <…>. Я прибыл к вам, чтобы снова овладеть своими правами, которые вместе с тем — и ваши права»[1520].
Второе воззвание («К армии»), естественно, перекликалось с первым: «Солдаты! Мы остались непобеждёнными. Двое людей из наших рядов предали нашу славу, свою страну, своего монарха и благодетеля. <…>. Ваши земли, ваше положение, ваша слава и слава ваших детей теперь не имеют больших врагов, чем эти коронованные особы, навязанные нам иностранными державами <…>. Я с вами! Приходите и становитесь под знамёна вашего вождя. Его жизнь неразрывно связана с вашей; его права суть права народа и ваши; его интересы, честь и слава — это ваши интересы, честь и слава!»[1521]
Читатель видит, как подчёркнута в обоих воззваниях главная мысль: мы не побеждены, нас предали, а «коронованные особы», которых внешние враги посадили нам на шею, стремятся вернуть Францию в феодальное прошлое. Наполеон знал, что именно эти слова французский народ поймёт и воспримет с готовностью восстать против Бурбонов и принять его, императора, как своего избавителя и от внутренних и от внешних врагов.
Когда текст обоих воззваний был готов, Наполеон приказал зачитать их во всеуслышание на верхней палубе своего брига. Все, кто был на судне, бурно приветствовали самого императора и всё им сказанное. «Хорошо, — похвалил он их. — Теперь надо изготовить побольше копий». П. Жермановский вспоминал, что «после этого все солдаты и матросы, умевшие писать, разлеглись на палубе. Им раздали бумагу, и они вскоре представили копии в количестве, достаточном для того, чтобы распространить их в момент высадки»[1522].
Вообще весь день 28 февраля до позднего вечера «офицеры, солдаты и матросы непрерывно толпились вокруг Наполеона, который мало спал и почти безотлучно находился на палубе. Они лежали, сидели, стояли, непринуждённо расхаживали вокруг него, стремясь поговорить с ним; они забрасывали его вопросами, на которые он отвечал, не высказывая ни малейшего раздражения, хотя некоторые из этих вопросов были в достаточной мере нескромными. Они хотели знать его мнение о многих значительных лицах, ещё живых, о королях, маршалах, министрах прошлых лет»[1523]. Наполеон был с ними прост и откровенен: он умел и удовлетворить их любопытство к конкретным лицам или фактическим деталям, и объяснить им ключевые положения своей военной или политической доктрины. Так, он всерьёз заговорил с ними о смысле и особенностях понимания воинской повинности: «Придёт время, когда девушки будут отвергать мужчину, который не выполнил долг по отношению к своей родине. Воинская повинность достигнет своего пика, когда она не будет считаться обязанностью, а станет делом чести, когда призывнику будут завидовать все без исключения; именно тогда нация
