Добывайки в поле - Мэри Нортон

Наконец они нашли место, где можно было напиться: большой кусок коры одним концом крепко врезался в землю, а другим выступал в воду, образуя нечто вроде крошечного причала или дамбы. Кора была серая, шишковатая, и весь обломок походил на греющегося на солнце крокодила. Арриэтта легла на него во весь рост и, сложив ладони лодочкой, принялась зачерпывать и пить большими глотками холодную воду. Хомили, немного поколебавшись, подобрала юбку и последовала ее примеру.

— Как жаль, — сказала она, — что у нас нет с собой ни кувшина, ни ведра, ни даже бутыли. Нам бы пригодилась вода там, в ботинке.

Арриэтта не ответила. Сквозь бегущие поверху струи она блаженно всматривалась в самую глубину ручья.

— Вегетарианцы едят рыбу? — проговорила она немного погодя.

— Не могу сказать, — ответила Хомили, — надо узнать у твоего отца.

Но тут проснувшаяся в ней повариха заявила о своих правах.

— А тут, что, есть рыба? — спросила она, глотая слюну.

— Масса, — мечтательно проговорила Арриэтта, по–прежнему не отводя глаз от струящихся глубин. Кажется, что ручей тихонько дышит, подумала она. — Большая. Длиной с мою руку от кисти до локтя. И еще какие–то стеклянные штуки, — добавила она, — вроде креветок…

— Что значит «стеклянные»? — спросила Хомили.

— Ну, — объяснила Арриэтта всем тем же отсутствующим тоном, — я хочу сказать — сквозь них все видно. И какие–то черные, — продолжала она, — похожие на бархатные шары, они прямо на глазах раздуваются.

— Скорее всего, пиявки, — сказала Хомили, содрогнувшись, затем добавила неуверенно: — может, они и ничего в тушеном виде.

— Как ты думаешь, папа сумеет сделать рыболовную сеть? — спросила Арриэтта.

— Твой отец сумеет сделать все на свете, — убежденно проговорила преданная жена. — Не важно что, — стоит только сказать.

Наступила тишина. Арриэтта тихо лежала на пропитанной солнцем коре. Казалось, девочка задумалась, и когда вдруг раздался ее голос, Хомили испуганно подскочила на месте, — она тоже, в кои–то веки, угомонилась и уже стала погружаться в сон.

Не дело, — подумала она, — засыпать на такой колоде, ничего не стоит перевернуться. И, встряхнув себя мысленно, она поднялась и заморгала глазами.

— Что ты сказала, Арриэтта? — спросила она.

— Я сказала, — не сразу ответила Арриэтта медленно и чуть нараспев (словно она тоже дремала), почему бы нам не притащить ботинок сюда? Прямо на берег?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

«Мой дом моя крепость».

Так они и сделали. Под внимательно осмотрел участок, где они предлагали разбить лагерь, взвесил все «за» и «против» и с важным видом, словно сам все это придумал, решил перенести стоянку на новое место, поближе — насколько это будет безопасно — к ручью, но, как и раньше, у изгороди.

— Хомили надо будет стирать. Без воды нам не обойтись, — заявил он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову. — И не исключено, что немного попозже я сделаю рыболовную сеть.

Хотя ботинок был сильно нагружен, впрягшись все трое в постромки, они тянули его по рву без всякого труда. Под выбрал для лагеря небольшую площадку, вернее даже — нишу, или пещеру, на насыпи на полпути между рвом и зеленой изгородью.

— Нельзя ставить дом очень низко, — объяснил он им (в то время как они вынимали пожитки, чтобы легче было тащить наверх ботинок), — раз здесь бывают такие ливни, как вчера, и рядом ручей. Вы не должны забывать, — продолжал он, разбирая свои инструменты, — как нас залило дома, когда на кухне лопнул кипятильник.

— Не должны забывать! — фыркнула Хомили. — Как будто можно об этом забыть?! Залило, да еще крутым кипятком!

Она распрямила спину и стала смотреть вверх, туда, где должен был стоять их дом.

Лучшее место трудно было найти. «Настоящий замок», — подумала Арриэтта; только жить они будут не в темнице, а в «светлице», потому что туда проникало достаточно воздуха и солнечных лучей. Когда–то давно большой дуб, входивший в живую изгородь, был спилен у самого основания. Остался круглый крепкий пень, поднимавшийся над землей, — изгородь там была реже, — как башня средневековой крепости. Внизу во все стороны разметались корни, как воздушные опоры. Часть из них была все еще жива, тут и там они выпустили зеленые побеги, похожие на крошечные дубки. Один из этих побегов нависал над их пещерой, кидая на ее вход узорную тень.

Крышей пещере служила нижняя сторона большого корня, другие — помельче — поддерживали стены и устилали пол. Под сказал, что боковые корни придутся кстати в качестве полок.

Он занимался (пока ботинок еще лежал во рву) тем, что вытаскивал из каблука гвозди.

— И не жаль тебе? — заметила Хомили, в то время как они с Арриэттой собирали те вещи, которые следовало перенести наверх прежде всего. — Весь каблук расшатается.

— На что нам каблук? — возразил Под, вспотевший от напряжения. — Нам же этот ботинок не носить. А гвозди мне нужны, — закончил он не допускающим возражения тоном.

Плоская верхушка пня, решили они, пригодится им как наблюдательный пост, а также для выбеливания белья после стирки и для сушки кореньев и ягод. Или как ток для молотьбы. Хомили уговаривала Пода вырубить в склоне ступеньки, чтобы легче было взбираться. (Он сделал это, правда, позднее, и впоследствии, в течение многих лет, натуралисты считали эти зарубки работой пятнистого дятла).

— Нам надо вырыть тайник для орехов, — заметил Под, распрямляя ноющую спину, — но лучше сперва наведем здесь порядок и уют, если так можно сказать. Тогда, покончив с ямой и вернувшись домой, мы сможем сразу же лечь спать.

Семи гвоздей, решил Под, ему пока хватит (вытаскивать их было очень трудно). Еще раньше, когда Под латал носок ботинка, он придумал одну вещь. Прежде ему приходилось иметь дело только с тончайшей лайкой от дамских перчаток, и его сапожное шило оказалось слишком хрупким, чтобы проткнуть толстую кожу ботинка. Вот он и решил использовать язычок электрического звонка как молоток, а гвоздь — как шило. С их помощью Под проколол два ряда дырок — один против другого — в самом ботинке и его языке (из которого он сделал заплату). Оставалось только продеть в них бечевку и затянуть потуже — и заплата была готова.

Тем же самым манером Под проделал теперь несколько отверстий вдоль верхнего края ботинка, так что в случае необходимости они могли зашнуровывать его на ночь… как застегивают клапан у входа в палатку.

Затащить пустой ботинок наверх было нетрудно, но вот втиснуть его в нишу и положить в нужном положении оказалось хитрым делом и потребовало искусного маневрирования. Наконец с этим было покончено, и они облегченно вздохнули.

Ботинок лежал на боку, подошвой к задней стенке пещеры, верхним краем наружу, так что ночью они смогут вовремя заметить любого, кто потревожит их покой, а утром на них упадут первые лучи солнца.

Под вбил несколько гвоздей в идущий вдоль правой стены корень, похожий на полку (почти вся левая сторона пещеры была заслонена ботинком), и повесил на гвоздь свои инструменты: половину ножничек для ногтей, детский лобзик, молоток (язычок от электрического звонка) и обломок лезвия от безопасной бритвы.

Над этой полкой в песке было углубление, которое Хомили могла приспособить под кладовую, места там было с избытком.

Когда Под поставил более длинную шляпную булавку возле входа в пещеру — самая выгодная стратегическая позиция, сказал он (булавку покороче, добавил Под, надо оставить в ботинке на случай «ночных тревог»), они почувствовали, что на сегодня сделали больше, чем можно, и, хотя они очень устали, были собой довольны, ведь их труды не пропали даром.

 Ой, спина! — простонала Хомили, потирая поясницу. — Давайте немного отдохнем и полюбуемся видом.

И было чем полюбоваться. Освещенное полуденным солнцем поле было видно до самого конца. Из дальней купы деревьев вылетел фазан, и, громко хлопая крыльями, полетел налево.

— Мы не можем тут долго рассиживаться, — сказал немного погодя Под, — нам надо еще выкопать тайник.

С трудом поднявшись с земли, они взяли половинку ножниц один из походных мешков — мало ли что могло попасться им по дороге — и спустились в ров.

— Ну ничего, — утешал Под Хомили по пути, — зато потом сразу ляжем спать. И тебе не надо ничего готовить, — добавил он.

Но для Хомили это было плохим утешением. Она вдруг почувствовала, что не только устала, но и голодна. Только почему–то, — подумала она хмуро, — мне не хочется орехов.

Когда они подошли к тому месту, где лежали орехи и Под срезал первые куски дерна, чтобы добраться до земли (для него это было не легче, чем нам корчевать кусты или вырывать с корнем траву в пампасах), Хомили немного ожила, намереваясь доиграть до конца свою роль мужественной помощницы. Ей никогда не приходилось копать землю, но это ее не пугало, даже наоборот. В этом диковинном мире возможны любые чудеса, вдруг у нее (кто знает?) окажется какой–нибудь новый талант.