Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

«Детский смех – это настоящее благословение, лучшее из целебных средств, – прошептала Киона. – Возможно, мне следовало бы находиться рядом с ними с утра до вечера и спать возле их кроваток. Да, быть может, именно благодаря им со мной не будет происходить уже ничего плохого».

Вскоре она уже зашагала по дороге, ведущей в Валь-Жальбер вдоль полей, которые люди превратили в пашни еще в начале века.

– Моя сестра Эрмин одарила меня своей любовью, она спасла меня и оберегала, – довольно громко сказала Киона. – Мне хотелось бы сделать то же самое для этих двух маленьких детей, позаботиться о которых меня попросила их мать! Если им все-таки суждено отсюда уехать, я буду заботиться о них вплоть до отъезда.

Где-то рядом заухала сова: эту птицу испугал голос Кионы, довольно отчетливо прозвучавший в ночной тишине. Затем послышались чьи-то осторожные шаги: какое-то животное (а может, даже несколько), тоже испугавшись появления незваной гостьи, предпочло ретироваться в глубь леса. Киона, почувствовав, что у нее лихорадочно заколотилось сердце, положила ладони себе на грудь. Она почти ничего не ела с самого утра. Ее организм, измученный часто случавшимися с ней, Кионой, недомоганиями, иногда давал небольшие сбои.

«Остановлюсь-ка я ненадолго и порассматриваю звезды. А затем опять пойду в Валь-Жальбер. Фебус будет рад меня видеть, и на рассвете я проскачу на нем галопом по пустынным улицам поселка! Но сначала мне нужно немножко помечтать».

Пару минут спустя она снова зашагала по дороге, пошатываясь, словно пьяная, и задрав голову к небу. Послышался шум приближающегося автомобиля. Людвиг, сидевший за его рулем, с удивлением узнал в свете автомобильных фар Киону.

– Mein Gott! – воскликнул он, тормозя так резко, что «Линкольн Континенталь», после того как колеса были заблокированы тормозной системой, проехал немного юзом. – Киона!

Людвиг стремительно выскочил из машины и схватил Киону за плечи.

– Почему ты идешь прямо посередине дороги? Хочешь попасть под колеса и погибнуть, да?

– А ты что здесь делаешь? – сердито сказала в ответ Киона. – Это близняшки тебе сказали, что я ушла?

– Нет, я одолжил машину у твоего отца, чтобы забрать свою одежду из Маленького рая, потому что я уезжаю завтра с Тошаном. Мне также нужны мои столярные инструменты… Киона, я тебя едва не задавил.

Поскольку Киона стояла неподвижно, Людвиг решил подвести ее к дверце машины и усадить на переднее пассажирское сиденье, а для этого обхватил рукой за талию.

– Я тебе уже сказала, чтобы ты никогда больше ко мне не прикасался! – выпалила Киона угрожающим тоном. – Объясни мне, почему ты едешь в такое время в Валь-Жальбер, куда я решила пойти пешком.

– Мне кажется, тебе следовало бы обратиться к врачу, и поскорее. Ты, похоже, потихоньку сходишь с ума. Садись в машину.

Киона с решительным видом отрицательно покачала головой. Затем она показала на окружающий их полумрак и тихим голосом заявила, что доберется туда, куда ей нужно, сама.

– Я в последнее время совсем забыла Фебуса, моего коня. Я сегодня переночую на лугу, на котором он пасется, пообщаюсь с ним, а завтра отправлюсь на прогулку верхом. Но я быстро вернусь в Роберваль, чтобы быть рядом с твоими детьми. Они очень расстроятся из-за того, что ты уедешь! Ты попросил Лору, чтобы она приютила их у себя? Почему? Почему ты оставляешь их и уезжаешь, если они только что потеряли свою мать?

Людвигу показалось, что Киона бредит. Ее взгляд был направлен куда-то в пустоту, а губы дрожали. Его охватило чувство сострадания, и он благодаря этому чувству догадался, что после смерти Шарлотты Киону время от времени охватывает паника.

– Если бы я был твоим отцом, то заставил бы тебя отдохнуть недельку, лежа в постели, и при этом есть побольше! – заявил Людвиг. – Садись, я довезу тебя до твоего коня. Но вообще-то я предпочел бы доставить тебя домой. Если ты не предупредила своих родственников, они будут волноваться.

Киона послушно уселась на переднем пассажирском сиденье. Когда Людвиг тоже сел в автомобиль на место водителя, она вдруг нервно рассмеялась.

– Представляешь себе, какая бы возникла ситуация, если бы ты меня сейчас задавил насмерть? Как можно было бы объяснить моим родственникам, что абсолютно случайно я оказалась на дороге, по которой ехал ты? – сыронизировала Киона.

– Тебе совсем не идет быть глупой и злой, – сказал в ответ Людвиг. – Мне хочется дать тебе пощечину, когда ты разговариваешь подобным тоном и насмехаешься надо мной. Ты это делаешь умышленно, чтобы к тебе уже не относились, как к ангелу?

В этих словах Людвига было столько правды и справедливости, что Киона не нашлась что ответить.

– А еще с твоей стороны не очень любезно отправляться на прогулку верхом в то утро, в которое мы будем садиться на пароход.

– Кто это «мы»?

– Бабушка Одина, Мукки, Луи, Тошан и я. Эрмин решила остаться еще на недельку-другую в Робервале. Ты не присутствовала при важном разговоре, который начался после того, как приехала и затем уехала Эстер. Я, сказав что-то неуместное, обидел ее. Я вышел из дома вслед за ней, чтобы принести свои извинения, но не смог ее догнать: она сидела в машине месье Лафлера, которая уже отъехала. Когда я вернулся, мадам Лора сообщала всем, что дарит твоему брату грузовик вместе с приспособлениями, которые помогут ему ездить снежной зимой. Твоя мачеха очень упряма. Она хочет, чтобы все праздновали Рождество в ее доме… Киона, ты меня слушаешь?

– Да, и очень внимательно. Маленькая девочка, едущая на своем пони, подчиняется немецкому солдату, спрятавшемуся в подвале дома на улице Сен-Анн.

– Я уже больше не солдат. Да я им никогда и не был, даже когда носил военную форму, – твердым голосом сказал Людвиг. – Ты какая-то странная. Ты очень изменилась!

Всю оставшуюся часть пути они ехали молча. Наконец Людвиг остановил автомобиль возле крайних домов Валь-Жальбера. Киона вышла из машины. Она была одета во все черное, и поэтому в темноте Людвиг видел лишь ее лицо и волосы, которые при луне казались еще более светлыми.

– Я приду сюда через час, – сказала она. – Позволить тебе войти в Маленький рай одному может, конечно же, только глупый и злой человек, но ты не переживай. Там тебя не ждут никакие призраки – только приятные воспоминания о тех счастливых временах, когда Шарлотта прятала тебя на чердаке и ухаживала за тобой. Она вырвала тебя из ледяного холода мельницы Уэлле, она, можно сказать, вытащила тебя оттуда на руках, была готова пойти ради тебя на какой угодно риск…

– Я все это знаю! – сказал резким тоном Людвиг. – Именно такую Шарлотту я и любил.

– Ну тогда помолчи! – потребовала Киона.

Людвиг выругался по-немецки и поехал дальше. Его пальцы еще крепче вцепились в руль, а глаза наполнились слезами.

«Она чокнутая, она сошла с ума!» – подумал он.

«Я чокнутая, я окончательно сошла с ума!» – подумала, в свою очередь, Киона.

Роберваль, тот же вечер

Эстер ходила туда-сюда по первому этажу своего дома, находящегося на улице Марку. Овид следовал за ней по пятам, разглядывая элементы конструкции дома и мебель. Дом представлял собой довольно старое деревянное здание, весьма типичное для данного региона, с относительно большой прихожей. В глубине прихожей имелась уходящая на второй этаж лестница, справа находилась дверь, ведущая на кухню, а слева – дверь в большую комнату, которую можно было использовать в качестве столовой или же гостиной. На втором этаже были расположены две красивые комнаты, а на лестничной площадке – туалет. Дом был окружен садом, за которым виднелись дровяной сарай и еще одна хозяйственная постройка.

– Как ты думаешь, тебе понравится здесь жить? – спросил учитель.

– Ну конечно. Особенно после того, как я оборудую тут все по своему вкусу. Мне уже хочется повесить шторы.

– Сегодня вечером?

– А почему бы и не сегодня вечером? Я считаю, что шторы важны. Они создают уют.