Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

«Да, очень приятные воспоминания! – подумал Людвиг. – Чтобы как-то скоротать время, я писал по-немецки обо всем, что со мной происходило, в записную книжку. Куда же она подевалась, эта записная книжка?»

Он прихватил также игрушку Томаса – ослика, запряженного в повозку. Он когда-то зимним вечером сам вырезал эту игрушку из дерева на берегу Перибонки, а затем ее красиво разукрасила Лоранс. Предаваясь ностальгическим воспоминаниям, он направился большими шагами в комнату, в которой умерла его супруга. В этой комнате был наведен идеальный порядок. Узкая кровать куда-то исчезла, как будто здесь ничего трагического и не происходило. Однако Людвигу показалось, что он снова видит ту жуткую сцену: молодая мертвенно-бледная женщина лежит, свесив одну руку с кровати – лежит так, как будто спит. Врач заявил, что она не почувствовала никакой боли. Кровотечение вызвало у нее постепенное ослабление организма со смертельным исходом.

– Шарлотта! – воскликнул он. – Не знаю, слышишь ли ты меня там, где теперь находишься. Я тебя прощаю. Да, я тебя прощаю. Мне необходимо это сделать в память о той любви, которая у нас с тобой была, и ради наших двоих детей. Прощайте, Frau[30] Бауэр. Прощай, моя маленькая Шарлотта!

Произнеся эти слова душераздирающим тоном, Людвиг вышел из дома и, сев в автомобиль, поехал, опасаясь в глубине души, что Киона не придет туда, где они договорились снова встретиться. Однако она ждала его, сидя у дороги на заросшем травой склоне.

– Ну, как там поживает твой конь? – спросил Людвиг, как только Киона села на переднее пассажирское сиденье.

– Хорошо. Он передал мне немного своей силы и спокойствия, – тихо ответила Киона. – Его жизнь ему нравится: хороший луг, общение с другом Базилем, нашим старым пони, свежая вода… Но он скучает по мне. Так он мне сказал.

– Ты можешь читать и мысли животных?

– Да, могу, и ты это уже знаешь, потому что я рассказывала об этом в тот вечер, когда вернулась в Роберваль.

– Меня тогда там не было. Я возился со своими малышами здесь. Киона, я беспокоюсь о тебе.

Она молча кивнула. Черты ее лица были напряжены из-за тех душевных мучений, которые она сейчас испытывала. Людвиг повернулся и внимательно на нее посмотрел.

– Мне кажется, ты больна, – сказал он. – Киона, я знаю тебя очень хорошо. Мы ведь за последние несколько лет провели много времени вместе. Раньше ты часто смеялась, много улыбалась, и это было для всех нас все равно что солнечный свет. Ты иногда говорила что-то ужасное, но сама при этом не испытывала страха. Что заставило тебя так сильно измениться? Этот парень-индеец Делсен? Ну же, расскажи мне. Мне кажется, что ты на меня за что-то злишься. Я сделал или сказал что-то такое, что тебе очень не понравилось?

Киону эти слова Людвига сильно встревожили. Они затронули очень болезненный для нее вопрос, и она стала возражать увещевательным тоном:

– Нет, Людвиг, зря ты так думаешь. Но вообще-то я очень несчастна. Кроме того, меняюсь не только я одна – меняется весь мир, который окружает нас. Мне хотелось бы вернуться в прошлое, снова стать маленькой девочкой, которая разъезжает на своем пони по улицам Валь-Жальбера и которую ты частенько вспоминаешь. К сожалению, мы все выросли – и я, и Акали, и Лоранс, и Нутта. Сейчас я чувствую себя хорошо только в компании детей. Рядом с ними я не испытываю никакого страха. Мне нравится заставлять их смеяться и ласкать их.

Людвиг покачал головой, ничего не говоря. Ему не хотелось перебивать ее: он полагал, что ей нужно дать возможность высказаться. Они свернули с второстепенной дороги на более оживленную трассу, пролегающую вдоль озера Сен-Жан.

– Я не знаю, какая меня ждет судьба. Несмотря на все мои экстраординарные способности, у меня нет об этом ни малейшего представления. Эрмин упрекает меня за то, что я решила больше не ходить в школу, а Лора считает глупым мое намерение использовать дар ясновидения для того, чтобы помогать людям, живущим и в нашем регионе, и за его пределами. Насколько я поняла из прочитанной мной специальной литературы, я и в самом деле являюсь медиумом. Если кто-то решил наделить меня экстраординарными способностями, то, несомненно, ради того, чтобы я приносила помощь человечеству, разве не так? Однако из-за того чертового сна я не смогла предотвратить смерть Шарлотты.

– Нет, ты ошибаешься, это произошло не по твоей вине. Врач высказался по данному поводу вполне однозначно. Даже если бы она легла в больницу, то все равно бы умерла. Никто не может вернуть кровь человеку, если он потерял ее уже слишком много.

– Вообще-то я знаю, что такие попытки предпринимались, и некоторые из них закончились успехом, однако успешных попыток было ничтожно мало по сравнению с огромным числом провальных. Когда-нибудь медицина найдет решение этой проблемы.

– Это станет выдающимся событием… Значит, я все-таки прав? Ты заболеваешь для того, чтобы наказать саму себя? Не надо этого делать, слышишь? Если ты накажешь себя, ты тем самым накажешь всех нас.

Киона покосилась на Людвига. Он напряженно смотрел на шоссе, освещенное фарами. Киона стала разглядывать его профиль. Ее внимание привлекла прядь волос на его виске. «Мне очень хотелось бы прикоснуться щекой к его плечу и взять его за руку! – подумала она. – Вот бы прижаться к нему! Это ведь было бы всего лишь небольшим проявлением нежности».

– Ты нуждаешься в помощи, – добавил Людвиг. – Ты также должна научиться правильно пользоваться своим природным даром. Я приведу тебе пример. Еще в возрасте девяти лет я захотел стать столяром. Мой отец дал мне свои инструменты, но не стал присматривать за мной, и я поранил себе руку. Тем не менее я снова и снова пытался работать с древесиной. Результаты работы меня все время не устраивали. Перед войной я стал подмастерьем: мой наставник давал мне советы, показывал, каким образом нужно совершать те или иные движения, руководил моей работой. Если бы меня не призвали в армию, я получил бы гораздо больше навыков. Ситуация с тобой – аналогичная: если ты хочешь научиться пользоваться своим природным даром, тебе нужен наставник.

Киона с робким и недоверчивым видом засмеялась.

– Наставник в столь специфической сфере сверхъестественного? Я даже представить себе не могу, кто мог бы мне помочь…

– А ты поищи получше и в конце концов найдешь. И еще кое-что, Киона. Почему ты боишься, когда я к тебе прикасаюсь?

– Это из-за Делсена. Однако мне не хотелось бы с тобой об этом говорить.

– Хорошо, я стану вести себя осмотрительнее. Так, мне кажется, будет даже лучше. А то мне приходила в голову одна глупость.

Когда этот красивый немец начинал беспокоиться, ему становилось труднее изъясняться на французском языке. По-французски он вообще-то умел говорить бегло, однако ему для этого приходилось изрядно напрягать свои мозги.

– Да, глупость. Ты сказала мне, что Шарлотта попросила тебя позаботиться о наших с ней детях и обо мне. Я подумал, что ты боишься, что тебе придется выйти за меня замуж и затем все время утешать меня… Ну вот мы и приехали.

Людвиг остановил автомобиль на проезжей части бульвара возле тротуара.

– Это и в самом деле огромная глупость, Людвиг! – с негодованием заявила Киона. – Я не настолько бестолковая, чтобы поверить в это хотя бы на секунду. Когда кого-то просят о ком-то позаботиться, имеется в виду поддержка в том случае, если человеку тоскливо, а также забота о его здоровье. Я тебе повторяю: все дело в Делсене. Он хотел причинить мне зло. Большое зло. Даже если бы призрак Шарлотты попросил меня выйти за тебя замуж, я бы не стала этого делать. У меня нет желания выходить замуж. Мне нужна свобода для того, чтобы идти по своей невидимой дороге… Ой, ты видишь – на всем первом этаже горит свет. Они там, наверное, теряются в догадках, куда же я запропастилась.

– Ну что ж, иди и скажи им правду.

Они вышли из автомобиля. Киона пошла впереди Людвига, чтобы поскорее предстать перед теми, кто дожидался ее возвращения. Когда она вошла в прихожую, освещенную люстрой из опалового стекла, раздались возгласы облегчения.