Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я спросил ее, кто она такая, она разрыдалась. Я успокоил ее. Я спросил ее, нуждается ли она в чем-либо, но она настаивала: «Мне ничего не нужно, кроме свободы». Она также рассказала мне, что была у ксендза. Я поблагодарил ее за помощь, которую она оказала раненому, и протянул руку в прощальном жесте, когда она снова разрыдалась и стала умолять меня взять ее с собой, прося не оставлять ее там. Я сказал Ваньке:
– Я забираю тебя домой.
Он начал плакать:
– Как же я смогу пройти такой длинный и опасный путь?
Нам надо было пересечь железнодорожные пути и реку Стырь.
Я его успокоил. Я сказал ему, что у меня есть еще один больной, дядя Малышов, а также двое раненых из нашего леса. Я попрощался с теми, кто был в доме, и мы с поляком пошли обратно по дороге. Когда мы пришли в Соленое Болото, я увидел много людей, собравшихся вместе и перегородивших дорогу. Нам пришлось идти в обход, чтобы подойти к ним. Там мы встретили около двадцати молодых поляков, вооруженных автоматами, и несколько сотен граждан, окруживших двух молодых людей, которые, как стало ясно, были партизанами. Когда я спросил их, почему они стреляли, они ответили, что проверяли свое оружие. Я допросил их, кто они и что делали, и выяснилось, что это были партизаны из отряда имени Суворова. Я предложил Ицхаку Сегалу принять против них меры, то есть отобрать у них оружие. Я хотел показать им, на что способны евреи.
В считаные секунды у нас уже были их автоматы, и я заставил их сесть в телегу. Только мы начали движение, как увидели издалека приближающегося командира. Они доложили ему и указали на нас. Их командир спросил меня, что произошло. Я ответил:
– Я вас тоже не знаю. Пойдемте со мной к нашему командиру Ваньке Данильченко.
После коротких разъяснений им вернули оружие, и они, обменявшись теплыми рукопожатиями, оказались на свободе. Они, суворовцы, были впечатлены нашими действиями, особенно когда Ванька сказал им, что Ицхак Сегал и я – евреи. Он также рассказал им, что, когда они были в деревне и жили у крестьян, после роспуска Красной армии они установили связи с евреями, которых всегда с охотой брали в партизаны.
Это было во время Песаха. Мы входили в деревню, когда ко мне подошли два молодых человека и спросили, не хочу ли я посмотреть, как евреи проводят пасхальный седер. Мы пошли на край деревни, Ицхак Сегал и я, и зашли в сарай. Люди были напуганы. Я сразу же успокоил их:
– Не бойтесь. Мы тоже евреи. Продолжайте.
Мне было больно видеть их страх, и мои глаза наполнились слезами. Воцарилась тишина. Старики, мужчины и женщины, провели седер.
Я спросил их, нужна ли им помощь.
– Только Харибоно Шель Олам (Всемогущий Бог) может помочь нам пройти через все это с миром, – сказали они.
Мы пожелали им хорошего праздника и расстались со слезами на глазах.
Через два дня я покинул это место. Я получил приказ перевести больных в штаб, который был, так сказать, домом. Я взял с собой одного из моих украинских боевых друзей, Лазаря Кадека. К нам присоединились еще трое раненых из другого подразделения, среди них молодая женщина, которая была легко ранена. Они отправились вдесятером на операцию и столкнулись с украинскими националистами. Семеро пали в бою с ними. Те, кто остался, попросились в Гуту Степанскую, находившуюся в том направлении, куда мы шли.
Я получил под свое командование двадцать поляков, которые должны были помочь нам перейти через железнодорожные пути. Я разделил поляков на две группы. Первая расположилась на одной стороне путей, а вторая – на другой, напротив входа в укрытие. Мы с Кадеком перешли на другую сторону и заняли позицию напротив укрытия. На помощь нам пришла раненая молодая женщина с автоматом в руке. Телеги с ранеными и больными благополучно пересекли железнодорожное полотно.
Не успели мы покончить с одним препятствием, как нам пришлось столкнуться с другой опасностью. Перед нами раскинулось националистическое село Лозки. Я остановил караван из телег и вместе со своими друзьями пробрался в село, чтобы проверить обстановку. Мы сразу заметили двух жителей села, которые шли с палками в руках. Мы посадили их в свою телегу и связали им руки сзади. От них мы узнали, что их задача идти в церковь и бить в колокола, если в окрестностях села появятся партизаны, а затем те, у кого есть оружие, организуются и откроют по партизанам огонь. К счастью для нас, этот план был сорван. Мы заставили пленных встать на телегах и проехали это место в направлении деревни Бабки. Там, в одном из домов, я раздобыл кувшин молока и буханку хлеба. Я выбросил двух пленных из телеги и продолжил путь в Гуту Степанскую, где оставалась молодая женщина с двумя своими ранеными товарищами.
Из Гуты Степанской мы продолжили путь в Крымно.
Там у нас была передовая позиция с четырьмя бойцами. Из большого количества полученной нами информации стало ясно, что нас преследует немецкое подразделение, вышедшее из города Рафаловка. Очень быстро мы подошли к реке Стырь и поднялись на мост, который был временным и маленьким, и попытались продвинуться к берегу реки. Наши бойцы с передовой позиции под прикрытием спустили больных на берег, в кусты, и мы их замаскировали. Немцы дошли до реки, немного постояли там и вернулись назад по своим следам.
С отступлением немцев я освободил поляков с их телегами и лошадьми. Вместо них я взял две телеги и лошадей из нашей части. Я собрал больных и поехал в штаб, чтобы доложить дяде Пете. Несмотря на поздний час (два часа ночи), он терпеливо выслушал доклад, задал вопросы, посоветовал переночевать в штабе и не ехать «домой». Он даже дал недвусмысленный приказ не будить меня утром. Когда я встал, он пригласил меня позавтракать с ним. Тем временем врач осмотрел больных и тоже доложил об их состоянии. Один из больных был в критическом состоянии (он позже скончался). Ванька был вне опасности и остался жив.
Я отправился «домой», в свое подразделение под командованием Макса. Они устроили для меня хороший
