Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то еврейский боец из отряда отобрал пару сапог у крестьянина из села Городок. На это обратил внимание Крук. Боец все отрицал, но его вещи обыскали, и сапоги действительно были найдены. Крук, кипя от злости, выхватил пистолет и собирался застрелить еврея.
С большим трудом Иосифу Цвейбелю удалось убедить его не стрелять в бойца. После этого Крук извинился перед ним, заговорил как близкий друг, сказав, что вся эта клевета исходила от его еврейских товарищей, и поэтому у него не было выбора, кроме как отреагировать таким образом.
Однажды крестьянин по имени Дмитрий, который служил связным в нашем подразделении, обратился ко мне с жалобой. У этого крестьянина были теплые отношения с евреями лагеря. Он и его сыновья забирали детей из лагеря к себе домой, давали помыться и кормили их. В те времена таким вещам придавалось большое значение.
Он жаловался на партизана из отряда Крука, который конфисковал у него швейную машинку, пару волов и телегу, указывая, что он не сердится за это и не просит вернуть ему эти вещи, поскольку это может вызвать ответную реакцию и возмездие.
Я знал, что обязан действовать по-тихому, чтобы дело не дошло до штаба и дяди Пети, который внимательно следил за честностью партизан по отношению к сельскому населению. Я посоветовался с Круком, и он приказал, чтобы конфискованные вещи были тихо возвращены их владельцу.
И еще один случай. Мне, как руководителю группы из пятнадцати партизан, было приказано конфисковать все вещи в дальнем доме посреди леса, которые должны были использоваться для проведения там свадьбы.
Мы прибыли после трехчасовой поездки на трех санях. Мы нашли много вещей (сапоги, одежду, шубы) и много еды, приготовленной для свадьбы.
Все было погружено на сани, и мы приготовились к отъезду. Вдруг крестьянин отметил, что если бы только Николай (Крук) знал, они бы так с ним не поступили. И крестьянин рассказал мне о сражении между четырьмя партизанами-десантниками из большой армии и сотней полицаев и немцев. Все они пали, кроме одного раненого, который добрался до дома крестьянина, и он, крестьянин, спрятал его на чердаке и оказал ему медицинскую помощь. Я знал, что он говорит правду, и приказал вернуть конфискованные вещи, но крестьянин попросил разделить их пятьдесят на пятьдесят. Так мы и сделали. Потом он указал место неподалеку, где делают самогон. Мы взяли себе двадцать пять литров, и с большим трудом я не дал партизанам напиться. Мне приходилось угрожать им оружием, чтобы не допустить этого. В прошлом случались трагические инциденты, когда группа напивалась и попадала в руки бандеровцев. Когда я доложил об этом командиру, капитану Анищенко (дядя Саша), он подошел ко мне, чтобы поцеловать в голову: «Ты поступил достойно, как настоящий советский партизан».
Украинский партизан оклеветал крестьянина, потому что тот ухаживал за его дочерью, а она не ответила на его любовь. Разочарованный, он решил отомстить таким подлым способом.
Однажды, находясь в разведке с целью нападения на карасинскую полицию, мы проехали Замостье и вышли на дорогу, ведущую к польскому лесничему Цибульскому. Тот почувствовал наше приближение и, приняв нас за украинских полицаев, выпрыгнул из окна и скрылся. На следующий день около 20 наших людей навестили лесника с приказом конфисковать все его имущество. Его мы не нашли, только женщину, которую мы приняли за его жену. Мы погрузили все вещи, и один из партизан, Иешаягу Шалош, обратился ко мне на идише:
– Берл, ломиргайен…
Услышав это, женщина вздрогнула и закричала:
– Вы евреи? Пожалуйста, не делайте этого поляку, который меня спас. Я еврейка из Луцка.
Мы вернули вещи и впоследствии установили очень дружеские отношения с Цибульским, который служил у нас связным. Он очень преуспел в этой работе.
Как немцы шли по кровавым следам Макса
Когда мы узнали о немецкой облаве в лесу, ожидавшейся после того, как установятся морозы и выпадет снег, мы сразу же связались с Казиком (Казимиром) Словиком, а он связался с бывшим директором школы в Маневичах, который во время немецкого господства был лесным сторожем. Они вдвоем связались со Слипчуком, начальником украинской полиции.
Слипчук согласился встретиться с нами, партизанами. Мы договорились о месте недалеко от города. Со стороны партизан пришло трое молодых украинцев, Макс и я. По дороге нам навстречу вышел молодой человек из села Грива, который служил в украинской полиции. Ему тоже сказали, что он будет участвовать в предстоящей облаве, и он назвал нам ее примерную дату (2 февраля 1943 года).
Полицейский взял из саней шапку с особым знаком и попросил, чтобы во время охоты мы не стреляли в него, и тогда он тоже не будет стрелять в нас. Он также посоветовал нам на время покинуть район, пока все не успокоится. Встреча с начальником полиции проходила в напряженной атмосфере, потому что это был тот самый начальник полиции, который за 30 дней до этого приказал убить семьи партизан и евреев, включая семьи трех партизан, сидевших здесь с нами. Эти трое просили ликвидировать его, но приказ, который Макс получил от дяди Пети, был однозначным: «Не трогать». После долгих уговоров и слов убеждения эти трое ушли. Когда мы вернулись в лес после докладов и выяснений, было решено, что мы выходим из леса и размещаемся в селе Сварицевичи, которое находилось под управлением Федорова-Рывни.
Отступление из леса произошло в субботу вечером, 10 января 1943 года, в полночь, севернее деревни Кухотская Воля. На несколько дней мы разместились в местной школе в селе Сварицевичи. Шая Флеш, Ицхак Сегал и я были посланы охранять дорогу, ведущую к Довровичу. Тем временем в нашем штабе было решено послать патрули в окрестности нашей базы, которую мы покинули всего несколько дней назад.
Это задание было поручено Максу, уже имевшему звание капитана. Он присоединился ко мне и еще двум партизанам, и мы отправились в путь, который, как оказалось, был полон неожиданностей. Сначала, когда мы пересекли по льду реку Стырь, одна из лошадей поскользнулась, и ее разорвало пополам. Ее пристрелили на месте. Я обвязал ноги второй лошади рваными мешками, и таким образом мы переправились через реку. Дальше по дороге мы конфисковали попавшуюся нам по пути крестьянскую лошадь. В ту же ночь при
