Классициум (сборник) - Коллектив авторов

– Я сформировал ее по образу давней знакомой. Мы были близки когда-то, – Гумилев тепло улыбнулся. – Карина может переводить для вас с языка туземцев.

– Вы настолько продвинулись в своих исследованиях? – удивился я.

– И да, и нет. Здешний язык очень примитивен и имеет мало общего с настоящей марсианской словесностью. Он не дает никакой дополнительной информации, кроме необходимой. Письменности у туземцев нет, так что древние тексты нам, увы, недоступны.

Когда мы отошли на порядочное расстояние, я оглянулся. База АН – конус яркого света посреди темной равнины, показалась мне маленькой и беззащитной.

Глава 2

Великое осквернение

Я иду сквозь пустыню. По обе стороны от меня серая равнина постепенно темнеет, совмещаясь с черным небом. «Следуя долиной… не убоюсь зла… следуя, не убоюсь». Впереди, на много шагов опережая меня, двигается Он. Тот, кого нужно догнать. Невидимый мне источник света освещает беглеца, отбрасывая в мою сторону длинную, как декабрьская ночь, чернильную тень. Временами я начинаю догонять его, и тогда тень становится общей. В двумерном мире мы едины.

Внезапно за моей спиной раздается топот копыт. Дрожит мертвая земля. Так же, как я гонюсь за безымянным беглецом, кто-то спешит за мной. Я бросаюсь бежать…

Еще один образ, тяжкий ночной кошмар, явился мне из давних времен, когда страшная февральская буря завывала над московскими крышами, и влажный ядовитый цветок болезни рдел в моей груди, заставляя выхаркивать из себя истомленные легкие вместе с болью, вместе с желанием жить… Я тряхнул головой. Наваждение исчезло.

В юные годы мне казалось, что фамилия Пешков происходит от слова «пешка». Мелкая сошка, незначительное, ничтожное существо. Эта не слишком умная мысль плотно засела у меня в голове. Даже когда брал свой несладкий псевдоним вроде бы совсем по другой надобности – помнил об этом. Позже пришло понимание: Пешков – значит пеший. Путник. Пилигрим. Образ сильный и древний. Достойный. Странствуя по южной России и Поволжью, я не раз удивлялся тому, как хорошо подготовлено мое тело для дальних переходов.

Вот и сейчас мне прекрасно шагалось. Высокие сапоги на плотной удобной подошве обнимали ногу, давая возможность идти без устали хоть круглые сутки. Долгополый плащ с воротом надежно укрывал меня от холода. Голову грела шляпа с широкими полями. Рядом трусил невозмутимый Вахлак. А над головой-то, над головой! Мать честная! Таких огней, таких ангельских лампад видеть мне не приходилось ни на севере, ни на юге. Разреженный воздух Марса дарил мне эту замершую в недоступной божественной соразмерности мерцающую вьюгу.

Разумеется, никакое знание психологии репатриантов не помогло бы мне выбрать верное направление поиска. Нам помог невероятно чуткий нос моего компаньона. Мы двигались быстро и уверенно. Время от времени я сверялся с данными топографических изысканий. Это, конечно, была не настоящая солидарность. Однако в моем сознании крупные камни и неровности рельефа одевались синеватым контуром. Вспыхивали и гасли цифры расстояний и высотных отметок, назначенных относительно ровного дна далекого высохшего моря. Вскоре мы приблизились к довольно внушительной скале, наподобие той, которая поддерживала площадку транспортера. Что-то странное почудилось мне в очертаниях каменного одинца. Помедлив, я позвал химеру. Карина возникла рядом со мной – золотоволосая, невесомая, точно дух или фея из сказок.

– Здравствуйте, Лев Николаевич… Ой! Простите! – Иллюзорная девушка очень натурально сконфузилась. – А вы… вас ведь к нам прислали? Вы морализатор – вот! – победно сверкнули голубые глаза.

– Здравствуйте, Карина. Хотел с вами проконсультироваться.

– Я вас слушаю, – она тут же состроила серьезную гримаску рабочей заинтересованности.

– Это образование, хм… скала. Какого она происхождения?

– Это вовсе не скала.

– А что же тогда?

Она легко повела рукой, живо напомнив мне Зиновия с его пассами. По велению Карины иллюзия совместилась с реальностью, заставляя скалу осветиться изнутри. И тогда я впервые увидел марсиан.

Сплетенные в тугую косу тянулись к небу десятки фигур. Возникшие из камня по воле безвестных резчиков, плечом к плечу стояли обитатели Красной планеты. Протяжно-высокие, гротескно-худые, со странными маленькими головами. Их было великое множество. Все обнаженные. Отлично просматривались возрастные различия. Наверное, какого бы корня не были братья по разуму, стариков и детей всё равно будет видно. Все без исключения фигуры застыли в одной позе. Правое плечо выдвинуто вперед, руки воздеты вверх. Через мгновение я осознал, что передо мной не памятник, а часть огромного сооружения. Поверхность скалы, не занятая барельефами, была явно обработана, а то и вовсе отлита из марсианского подобия бетона.

– Это что-то ритуальное? – спросил я Карину, когда восторг от увиденного перестал стеснять грудь.

– Скорее всего – нет. Ученые пришли к выводу, что эти циклопические конструкции служили опорами для городских платформ.

– Древние марсиане жили на платформах? Но зачем?

– Пробы грунта показали, что в годы расцвета древней цивилизации на месте пустоши простирались обводненные болота или, точнее, сверхмелкое пресное море.

Я представил бесконечную водную гладь, буйство неведомой жизни. Впечатляющий своим разнообразием биоценоз. Переплетенные в кельтском узоре трофические цепи. И над всем этим в розоватой утренней дымке парят удивительные монументальные конструкции марсианских городов. Топорщатся ребра контрфорсов, вздымаются фаллосы высоких башен. Узкие лица статуй смотрятся в зеркало спокойных вод.

Поверхность под моими ногами дрогнула, словно глубоко под землей заворочался во сне неведомый великан. Над пустошью пронесся долгий тяжкий вздох. От скалы-опоры откололись несколько камней. Глухие удары их падения совпали с протяжным воем Вахлака.

[Эй! Ты что?] – тут же сигнализировал я.

[Прости… не сдержался. Наследственность.]

Пес был явно сконфужен. Человек бы пожал плечами или руками развел. Вахлаку приходилось импровизировать. Он подошел, коснулся головой моего бедра.

[Брось, напарник, с кем не бывает?] – я хотел было потрепать Вахлака по загривку, но вовремя сдержал порыв мягкого шовинизма. Для гордого космопса этот обыденный когда-то жест равносилен оскорблению.

– Что-то случилось? – Карина вопросительно посмотрела на меня. Ей-то что, химеры вибрацию не ощущают. Я описал девушке странный феномен. К моему удивлению, симпатичный призрак понимающе кивнул.