Ярость огня - Розария Мунда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тейран нервничал из-за угрозы появления войск, обливаясь потом от страха, в то время как Лазаре пытался успокоить его, выглядя мрачновато-веселым.
– Наплыв солдат только увеличит число ртов, которые Атрей не сможет прокормить, – сообщил он.
Мы с Кором летели в молчании, но мне было интересно, думает ли он о том же, о чем и я.
Заставить Атрея уйти в отставку с помощью протестов не удалось. Когда прибудут войска, переговоров нам не видать. Начнется гражданская война. И мы окажемся на той стороне, у которой было всего три дракона, выступая против пушек и целого воздушного флота другой стороны.
Когда наша компания завернула за угол главной площади Хаймаркета, Кор вдруг резко остановил Маурану. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять зачем.
На противоположной стороне площади находится пекарня его семьи.
Точнее, находилась. Саттерам повезло, что во время пожара обрушилась лишь крыша верхнего этажа, но сам магазин остался цел, где они с тех пор и живут.
Сегодня же нижний этаж был разграблен. Стекла витрины разбиты, мебель из пекарни исчезла, обломки которой разбросаны по всей мостовой, припорошенные мукой, словно снежными хлопьями.
Кор, как во сне, спрыгнул с Маураны.
А потом, осознав случившееся, он начал задыхаться, словно прочитал мои мысли. Сколько твоих близких может быть убито за месяц, за неделю, за день? Я не хотел, чтобы Кор узнавал ответ на этот вопрос.
Я соскользнул со спины Пэллора и подскочил к нему:
– Оставайся здесь.
Кор перевел взгляд с ладони, которую я положил ему на грудь, на мое лицо, и когда я повернулся к нему спиной, направившись через площадь к разрушенной пекарне, он не последовал за мной.
Я не дыша пробирался через разбитые комнаты, пока в конце концов не убедился в том, что здесь было пусто.
По возвращении к Кору, который с побелевшим лицом ждал вместе с остальными, я покачал головой:
– Здесь их нет.
Мы обнаружили его семью в Подземелье. Они сидели в редакции новостей, за ними ухаживала Мегара Роупер. У Грега шла кровь из головы, в которую попал брошенный булыжник, а у мистера Саттера было сломано запястье. Мегара, увидев нас, поднялась на ноги, ее лицо было такое же бледное, как и у Кора.
– Кор, – выдохнула она, и ее голос сорвался. – Они в порядке.
Кор бросился перед своей семьей на колени и начал что-то беспорядочно бормотать на своем родном языке, пока его мать пыталась успокоить его. Грег на дамианском языке, который я едва могу понять, описал нападавших. Я услышал, как он сказал «зеленые шарфы».
Кор взглянул на меня, и выражение его лица соответствовало моим мыслям, поэтому я произнес их вслух:
– Это уже слишком.
Ло Тейран, который наблюдал за нами из угла редакции, шагнул вперед.
– Пока никто не начал колебаться, – тихо сказал он, – позвольте напомнить вам, что отступать уже поздно. Единственное, что ждет вас на другой стороне, – это военный трибунал и петля.
– И если Холмс выполнит свою угрозу о пушечном огне, – добавил Лазаре, – нам придется использовать этих драконов не только для охраны.
Кор поднялся на ноги. Его голос повысился, а затем сорвался:
– Три дракона против остального воздушного флота – это самоубийство.
На лице Лазаре застыла непроницаемая маска, словно вылепленная из мрамора.
– Разве ты не понимал, что до этого может дойти?
– Дядя, – умоляюще произнесла Мегара по-дамиански.
Лазаре ударил кулаком по столу и тоже перешел на другой язык:
– Я сдохнуть готов, чтобы уничтожить режим, который погубил мою сестру и твоего отца, оставил тебя без родителей, – прорычал он. – И ты тоже должна быть готова, Мегара. Мы все должны быть готовы умереть.
Последнюю часть он выкрикнул на каллийском, чтобы каждый находящийся в комнате понял. Глаза Лазара наполнились безумием. Мегара посмотрела в сторону, словно отводя взгляд от чего-то неприличного.
Я резко развернулся и покинул помещение.
Самоубийство – это не то, что мне было нужно.
Оказавшись в камере, которую выбрал своей комнатой, я закрыл дверь. Внезапно она напомнила мне то, для чего и предназначалась ранее: тюремную камеру, в которой я был заперт.
К черту мои высокие идеалы. Я должен был убить Атрея, когда представлялся шанс. Это позволило бы избежать большего кровопролития, большей глупости, большего зла. Город голодал. Те, кто требовал справедливости, обращали свое насилие друг на друга. Внутренний Дворец оставался непреклонен, как и Отверженные. А те войска, что пойдут по реке Фер, загонят нас в угол, из которого не будет выхода.
В дверь постучали, и, подняв голову, я увидел стоящего в дверном проеме одного из юных Отверженных, которого я сразу не узнал, чьи золотые волосы были повязаны зеленым шарфом. Когда она приложила палец к губам, я осознал, что знаю ее.
– Крисса?
– Говори тише, – сказала Крисса, – и приведи Кора.
ЭННИ
Я дошла до предела, когда город, протесты и Отверженные перестали иметь значение, и единственное, о чем я могла думать, – это еда. После неудачных переговоров Атрея с Отверженными на мосту у Хаймаркета мы с Пауэром вместе вернулись в Обитель, и он отвел меня в мужское общежитие. Там было пустынно, кровати заправлены, на столах чисто. Я не могла даже вспомнить, когда госпожа Мортман в последний раз проводила инспекцию, но привычки было трудно искоренить. Пауэр подвел меня к своему столу и, опустившись на колени на пол рядом с ним, открыл самый нижний ящик. Оттуда исходил прогорклый запах. Я поднесла рукав к носу.
В ящике была сложена дюжина-другая краденых трапезных мисок, чье содержимое уже начало портиться.
В течение нескольких месяцев я осуждала нежелание Пауэра отказываться от золотого пайка, но теперь поняла, что все было совсем не так. Он ел так же мало, как и я.
А остальное прятал здесь.
Я опустилась на пол рядом с ним, как будто мы сидели у костра.
– Это не так уж плохо, если соскрести плесень, – пробормотал Пауэр, стараясь не смотреть на меня.
Он передал мне миску каши, усеянную черно-зелеными пятнами, и, словно мы собрались на официальном ужине, галантно протянул мне ложку. Вторую взял для себя.
Я опустила взгляд в миску, чувствуя, как меня охватывает знакомое ощущение – словно я слишком сильно нагнулась над берегом и смотрела на свое отражение в темной воде. Я слишком хорошо помнила, как водяной червяк извивается в моей ладони.
А потом мир перевернулся, и я запихнула в рот протухшую кашу. Я была настолько голодной, что она показалась мне
