Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь

После стихов стояло: «В такой-то год, такой-то месяц, такой-то день по случаю возвращения в предназначенную судьбой обитель и отречения от мира. Тан Ао».

– Вот видите, почтенный брат Линь, – сказал До Цзю гун, указывая на камень. – Я говорил вам! Достаточно последних слов… «и отречения от мира». Пойдемте, незачем нам больше искать его.

Возвратясь на джонку, Линь Чжи-ян записал стихи и показал их всем. Теперь уже не было никаких оснований задерживаться, и Линь Чжи-ян со слезами на глазах смотрел, как отчаливали от берега и поднимали паруса. Лань-инь не отрывала взгляда от острова Малый Пэнлай и горько плакала. Рядом с ней стояли и плакали Вань-жу и Жо-хуа.

* * *

Более полугода плыли они и летом, уже в шестую луну, прибыли в Линнань. Возвратившись домой, Линь Чжи-ян стал перебирать и проверять вещи зятя. Оказалось, что Тан Ао ничего с собой не взял, кроме тушечницы и кисти. Линь Чжи-ян смотрел на вещи Тан Ао, и грусть с новой силой овладевала им.

Когда теща Линь Чжи-яна узнала о подробностях исчезновения Тан Ао, она сказала зятю:

– А сестра твоя за эти два года не раз присылала людей разузнать о Тан Ао. Она очень просила послать ей весточку, как только о нем станет что-нибудь известно.

– Что мне сказать теперь сестре? – в растерянности произнес Линь Чжи-ян. – То, что она будет корить и упрекать меня, – это еще не беда, а вот если она с горя заболеет да еще, чего доброго, совсем не поднимется больше, тогда что?

– Мне кажется, что лучше всего пока скрыть от нее правду, – предложила жена Линь Чжи-яна. – Сказать, что он уехал в столицу и вернется после экзаменов. А там видно будет.

– Ладно, – согласился Линь Чжи-ян. – Завтра я сам отправлюсь к ней, а вы пока спрячьте подальше его вещи, чтобы они случайно не попались ей на глаза.

– Раз ты собрался к ней завтра, – сказала Линь Чжи-яну его жена, – то захвати с собой племянницу Лань-инь. Она мне только что говорила, что очень хочет повидать свою приемную мать.

– Вообще-то следовало бы ее отвезти туда, – согласился Линь Чжи-ян, – но она там может проговориться. Нет, я лучше и ее, и Жо-хуа отправлю пока к До Цзю гуну. К нему, кстати, должны приехать его племянницы, и вместе девочкам не будет скучно.

Лань-инь и Жо-хуа не понимали, почему их не пускают к приемной матери, но возражать не стали и вместе с Линь Чжи-яном отправились к До Цзю гуну.

Племянницы До Цзю гуна, Тянь Фэн-хуань и Цинь Сяо-чунь, были приблизительно того же возраста, что Жо-хуа и Лань-инь. Девушки были очень хороши собой. Обе они с детства занимались с До Цзю гуном и теперь неплохо разбирались в поэзии и классических книгах. Но, кроме этого, они были еще и отличными рукодельницами, и Лань-инь и Жо-хуа начали учиться у них этому искусству. Свободное же время они проводили в беседах о стихах и словесности.

Устроив Лань-инь и Жо-хуа у До Цзю гуна, Линь Чжи-ян на следующий же день нанял небольшую лодку, погрузил в нее подарки и деньги, полученные в царстве Женщин, и отправился к сестре.

* * *

С тех пор как жена Тан Ао узнала, что ее мужа лишили звания таньхуа, она со дня на день стала ждать его возвращения домой. Но Тан Ао она не дождалась, а получила от него письмо, из которого узнала, что он вместе с Линь Чжи-яном отправляется в плавание. Она боялась, что муж не вынесет всех тяжестей жизни на море, и часто в разговоре с дочерью своей, Сяо-шань, упрекала Линь Чжи-яна и его жену. Но время шло, и незаметно пролетел год.

Однажды, охваченная тоской по отцу, Сяо-шань в грустном раздумье взялась за кисть, и чувства ее как-то сами собой излились в стихах:

Вы очнулись от сна мимолетного

С песней Ван Дуня [338], с великой мечтою в душе

И в края не вернулись родные,

Обитель бессмертных стремясь отыскать на земле.

Вам, как аисту [339] в выси небесной,

Я знаю, открыты просторы на трудном далеком пути,

Но как часто я вижу вас вороном, ищущим ветки

И с криком тоскливым кружащим над древом в ночи.

Хризантемы, сосна, запустенье,

И холодом веет от бледной осенней луны,

А Пэнлай так далек, так далек…

И случайные гости там реже залетной звезды.

Грудь невольно снедает досада —

Зачем не мужчиной дано мне родиться на свет.

Но я путь совершу до Пэнлая,

Я верю, я знаю – найду ваш потерянный след.

Только она кончила писать, как в комнату вошел Тан Минь. На лице его сияла радостная улыбка. Тан Минь сразу обратил внимание на стихи, прочел их и, одобрительно кивая головой, сказал:

– Гм! Чувство тоски по отцу так и струится в стихах! Не знал я, что ты стала так искусна в стихосложении. Но вот в конце ты говоришь, что собираешься отправиться на поиски отца. Где же ты будешь искать его в море? К тому же он и сам, должно быть, скоро вернется.

– Не потому ли вы так радостно улыбаетесь? – спросила Сяо-шань. – Уж не получили ли вы какое-нибудь известие о возвращении отца?

– Нет, я радуюсь другому. Только что в школе я прочел всемилостивейший указ. Это исключительное по своей важности, невиданное еще в мире событие. И я горжусь тем, что являюсь его современником.

– Что же это за указ? Может быть, государыня решила наградить всех сюцаев чином и определить их на службу, и вам, таким образом, теперь предоставится возможность стать чиновником?

– Если бы всех сюцаев сделали сразу чиновниками, то некому было бы и учительствовать. Нет, дело не в этом. Нынче, как ты знаешь, на престоле у нас женщина. Это случается очень редко. Притом вот уже больше десяти лет, как она царствует, и страна пребывает все это время в мире и спокойствии, да еще и урожай собирает богатый. И вот в будущем году императрице исполняется семьдесят лет. По этому-то случаю она и издала указ. Двенадцать его статей касаются исключительно женщин. Такого еще никогда не бывало!

– А вы списали этот указ, дядюшка?

– Нет, не списал. Там двенадцать статей, да и указ этот выхватывали друг у друга из рук, так что списать не было никакой возможности. Но я запомнил каждую статью