Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

— Так, щетину к черту, и насчет бриолина в волосах — многовато, все надо в меру, без фанатизма. Такое впечатление, что ты ночевал в обнимку с масляным фильтром.

— Мисс Ашхайм?

— Джек Бернс, да ты просто Эйнштейн! Кстати, не обращай внимания на Лоуренса — он сказал, что ты "слишком смазлив", так вот, это херня.

— Лоуренс так сказал? — удивился Джек, открывая Мире дверь.

— Лоуренс говнюк и лжец. В этом городе никто не может похвастаться, что "слишком красив" или "слишком успешен". Такой вот он, Лос-Анджелес, — ответила Мира.

Насколько успешна была в свои годы Мира Ашхайм, Джек так и не узнал — впрочем, судя по всему, этого не знал вообще никто. Никто ни разу не смог ни подтвердить, ни опровергнуть легенды, ходившие о ней в Голливуде: все до единой истории — о том, кем она некогда была (ключевое слово — "была", в прошедшем времени). Одни говорили, будто она — тот самый агент, которого Ай-си-эм сманила у Уильяма Морриса, другие поправляли, что не Ай-си-эм, а Си-эй-эй, и не у Уильяма Морриса, а как раз у Ай-си-эм. Одни утверждали, что в итоге ее уволили из всех трех означенных агентств сразу, другие — что она сама их всех послала. Говорили, что когда-то она представляла интересы Джулии Робертс, что именно она открыла Шарон Стоун, или нет, Деми Мур. А еще она первая обозвала Деми Мур "Дай-мне Мур", а может, и нет.

Джек как-то столкнулся с Лоуренсом в баре отеля "Раффл-Эрмитаж", он не очень любил этот отель, а вот Лоуренс регулярно захаживал туда "на водопой". Тот сказал ему, что "Дай-мне Мур" придумал он, а не Мира. Но Мира была права — Лоуренс был и говнюк и лгун. Джек, как сказано, так и не узнал, правда ли, что Мира когда-то вела дела Джулии Роберте, — главное, она сохранила контакты со всеми ассистентами по подбору актеров, с которыми некогда работала, да плюс к тому те ее обожали (за редчайшими исключениями). Да, может быть, она сейчас уже никого не представляет, но почему-то все эти ассистенты и мысли не допускали о том, чтобы не взять трубку, если она звонит.

Боб Букман из Си-эй-эй, сначала агент Эммы, а потом и Джека, рассказал ему историю про Мирину бейсболку с "Ангелами". Она вовсе за них не болела, спорт ей был вообще до фонаря. Она обожала букву "А", а вот кружок терпеть не могла.

— Эта кепка значит вот что — я у всех в "списке А", но я далеко не ангел, — говорила она.

Если верить Бобу, она каждый год покупает новую бейсболку "Ангелов" и маникюрными ножницами срезает нимб.

— Видел однажды, как она это делает за обедом, — сказал Боб. — Ей долго не несли салат Кобба, так она сняла кепку и отстригла нимб.

Салат Кобба подсказал Джеку, что, скорее всего, история подлинная, — он никогда не видел, чтобы Мира ела другой салат, более того, при нем она вообще ничего другого не ела.

Алан Херготт — будущий адвокат Джека по делам кино — сказал, что Мира периодически ему звонит и всякий раз оставляет одно и то же сообщение:

— Перезвони мне, или я вчиню тебе такой иск, что останешься без штанов.

Фраза на сто процентов в ее стиле.

— В этом городе ты быстро устаешь — оттого, что постоянно слышишь истории, которые уже слышал, — объяснил Алан Джеку. — Тебе звонит парень, что-то рассказывает, и ты должен притворяться, будто тебе жутко интересно, в то время как ты частенько знаешь о деле больше, чем собеседник. С Мирой все по-другому. Она всегда знает что-нибудь, о чем ты и думать не думаешь. Правда это, неправда — но у нее всегда есть чем тебя удивить.

В Голливуде о Мире Ашхайм ходило столько же баек, сколько о легендарном пенисе Милтона Берля. Подумать только, Джек встретился с Мирой из-за того, что его пенис оказался слишком маленьким, и только потому, что определила это ее порносестра. Да что там, если бы не Лоуренс, Джек вообще мог не встретить сестер Ашхайм, да и с Лоуренсом он познакомился только потому, что тот хотел трахнуть Эмму. Зная ее, Джек решил, что ее оттолкнуло от Ларри шестое чувство — она как-то догадалась, что его болт ей не подойдет или что тот не согласится лежать под ней трупом.

— Вообще-то я давно не агент, — сказала Мира Джеку; они сидели за большим столом для пикника, какие популярны в Санта-Монике; там принято сидеть за одним столом даже малознакомым людям. — Мы с сестрой просто придумали агентство по поиску талантливой молодежи.

Джек растерялся — ему было странно это слышать после того, что он узнал о второй сестре Ашхайм. Но он давно решил, что даже не будет пытаться выяснить, как на самом деле работает эта индустрия. С самого начала Джек понял, что его работа — получить работу, а как быть актером, он уже знал.

Какой-то человек подсел к Джеку, развернул на углу стола газету и принялся сердито бормотать, словно всю жизнь только и делал, что ненавидел новости. На другой стороне стола, ближе к Мире, сидела семья из четырех человек — семейная пара, по виду куда-то торопящаяся, и двое детей, мальчик и девочка, ругающиеся между собой.

Как и Ротвейлер, Мира выделила в резюме Джека работу с Бруно Литкинсом. "Гей-коршун", как Джек называл про себя Бруно, оказался единственным известным лицом в его списке — никто иной не мог обеспечить ему работу.

— Я полагаю, на самом деле ты не трансвестит, ты просто знаешь, как выглядеть похожим на них, — сказала Мира.

— Именно так.

— Ну что же, Джек, как только до меня дойдут вести, что на рынке повышенный спрос на роли трансвеститов, я сразу тебя извещу.

Дети за столом явно раздражали Миру. Маленький мальчик лет шести-семи заказал себе хлопья с нарезанными бананами; получив заказ, он немедленно выложил оттуда все бананы и потребовал вместо них бекон, заказанный старшей сестрой, но та не собиралась давать ему ни кусочка.

— Милый, если ты хотел бекон, тебе следовало заказать его самому, — повторяла без конца мама.

— Вот, держи мои бананы, — сказал сестре брат, но та отказывалась принимать их в качестве эквивалента бекона (она вообще не собиралась меняться).

— Эй, смотри сюда, шкет, — грубо обратилась Мира к малышу. — Это тебе урок. Ты хочешь ее бекон, но тебе нечего ей предложить. Так сделки не заключают.

В киноиндустрии, как начал понимать Джек, всякое интервью — это кинопроба. Ты не знал, на какую роль пробуешься, ты выбирал себе роль сам — любую, какая в голову взбредет, — и играл ее. Джек посмотрел на девочку, которая не хотела делиться беконом. Лет девять-десять, на тарелке три кусочка. Вот, она будет мой единственный зритель, а оценивать игру будет Мира, и Мира это знает.

В "Бегущем по лезвию бритвы" Рутгер Хауэр играет блондина-андроида, того, который умирает последним. У него в руках — жизнь Харрисона Форда, но он сам умирает, и ему больше хочется поговорить с кем-нибудь, чем умирать в одиночестве.

"Я видел такие вещи, в которые вы, люди, и поверить не сможете", — говорит Рутгер Хауэр.

Вот эту сцену Джек и решил сыграть сейчас.

Избрав нужный тон, он обратился к девочке с беконом:

— Знаешь, у меня тоже есть младший брат. Он постоянно у меня все просил, все ему хотелось моих вещей; если у меня на тарелке лежал бекон, ему позарез требовался этот бекон, вот как твоему брату. Знаешь, я теперь думаю, надо было мне дать ему этот бекон, когда он просил, хотя бы кусочек.

— Почему? — спросила девочка.

— Понимаешь, я попал в аварию на мотоцикле, — сказал Джек и, потрогав себя за бок, скорчил гримасу, словно ему больно, и резко вдохнул, словно у него спазм; от неожиданности мальчишка даже проглотил кусок банана. — Рога вошли мне прямо сюда, прошили меня насквозь.

— Эй, это не застольный разговор, — сказала Мира, но ни дети, ни Джек-Рутгер ее в упор не видели.

— Я думал, у меня все в порядке, подумаешь, потерял одну почку, — объяснял Джек. — Видишь ли, всего у человека две почки, — обратился он к мальчику, — но достаточно, если у тебя работает одна.

— И что же с твоей второй почкой? — спросила девочка.

Джек пожал плечами, затем снова скорчился, словно от боли — видимо, после аварии даже этот жест давался ему с трудом. Сам Джек в этот момент вспоминал слова Рутгера Хауэра — "все эти моменты, все эти миги растают во времени, уйдут в небытие, как слезы, пролитые под дождем", а вслух сказал:

— Моя вторая почка не протянет и полугода.

— Время умирать, — сказала Мира Ашхайм, пожав плечами; разумеется, это была следующая реплика Рутгера Хауэра, его последние слова в фильме, ясно, Мира хорошо его помнила.

— Разумеется, я мог бы попросить брата отдать мне одну из его почек, — продолжил Джек. — Понимаешь, в моем организме приживется только орган, полученный от брата или сестры, но сестры у меня нет.

— Ну так попроси брата! — радостно нашла решение девочка.

— Ну да, видимо, так мне и придется поступить, — согласился Джек. — Но видишь ли, есть одна маленькая проблема. Я никогда, ни разу в жизни ничего не дал ему, когда он просил меня, — даже маленького кусочка бекона.