Картер побеждает дьявола - Глен Голд

Занавес сошелся; Картер протиснулся сквозь него и обратился к зрителям, опускавшимся на свои места.

– Сказать по правде, дамы и господа, всю жизнь спасаться от проклятий – дело несколько утомительное. Я – лентяй. – Он снял пробковый шлем и пригладил волосы. – Предпочитаю спокойную жизнь… – (вытаскивая кожаный шлем и мотоциклетные очки), – …жизнь каскадера.

Он повязал на шею шарф и приветственно взмахнул стеком.

Занавес снова разошелся, и вместо египетской гробницы взорам предстала пустая, почти аскетичная сцена. На единственном большом заднике был написан серый городской пейзаж в стиле «Баухауз», весь реквизит составляли длинный деревянный пандус, неглубокий бассейн с водой и металлическая платформа в пятнадцати футах над ним.

Картер обошел бассейн – бортик доходил ему до колен.

– Дамы и господа, нам повезло: к сегодняшнему представлению в театр доставили из Европы волшебный котел. Его диаметр десять футов, но вот глубина – всего восемнадцать дюймов. Однако это восемнадцать дюймов волшебной воды. Но чем же она такая волшебная? Прошу меня извинить – поприветствуйте мисс Аманду Чонг.

Картер указал вверх, на платформу, где стояла Аманда в платье и купальной шапочке. Она изо всех сил замахала зрительному залу и закричала: «Привет! Привет!»

– Мисс Чонг, – спросил Картер, – встречались ли мы раньше?

– Вы – наш сосед, – крикнула Аманда, вызвав взрыв смеха.

– Вы у меня на жалованье?

Она старательно закивала.

– Ах, какая честная девочка. И за что же я вам плачу?

Она показала руками, как ныряет в бассейн.

– Я плачу за то, чтобы вы прыгнули с пятнадцатифутовой платформы в бассейн глубиной восемнадцать дюймов?

– Пять долларов, – улыбнулась Аманда.

– В таком случае, чего вы ждете? Ах да, заклинание, конечно. – Оркестр заиграл «Музыку на воде», Картер провел руками над бассейном и сказал: – Ergo jubilatio, vivat floreatque media, media![54] – потом Аманде: – Ныряй!

Та сбросила платье и осталась в модном черно-красном купальном костюме. Два или три раза она согнула колени, потом, описав идеальную дугу, рыбкой нырнула в бассейн.

Публика ахнула – казалось, Аманда со всей силы врежется в дно. Однако видно ее не было, и на воде не появилось ни одного пузыря. Покуда зрители тянули шеи, пытаясь понять, что с ней, Картер закатал рукава, потом вскинул обе руки вверх, к платформе, с которой поднялся клуб дыма. Почти немедленно послышались хлопки: на платформе мило помахивала рукой Аманда Чонг в совершенно сухом купальном костюме.

– Привет, Картер! – сказала она. И тут аплодисменты грянули в полную силу.

– Спасибо. Увидимся в Окленде, – сказал он. Аманда перелезла на переходный мостик и исчезла со сцены.

– Итак, – сказал Картер и пожал плечами, – вода волшебная. Позволяет мгновенно перемещаться из одного места в другое. Что, собственно, не важно, потому что я больше не фокусник, а каскадер.

Ему было весело и легко, как будто все, что он делает – правильно.

Из-за кулис тихонько выкатили мотоцикл.

– Дамы и госиода, взгляните на этот триумф европейской техники! – воскликнул Картер. – «БМВ R-32», очень Дорогая машина, очень надежная и устойчивая даже на скорости восемьдесят миль в час. Мы, бывшие фокусники, а ныне каскадеры, предпочитаем мотоциклы этой марки.

Говоря, он обошел мотоцикл и включил краник подачи бензина.

– Не буду скрывать: это единственный «BMV» во всей Америке. Сейчас эти мотоциклы демонстрируются в Париже, и, я уверен, со временем умные богатые люди смогут их приобрести. Однако на сегодня я владею единственным в Америке «BMV». – Он прочертил стеком воображаемую траекторию. – Я поеду по спирали, постепенно разгоняясь, когда же скорость дойдет до восьмидесяти миль в час, въеду по этому пандусу, пролечу по воздуху и приземлюсь на платформу площадью шесть квадратных футов, которая висит перед вами. Здесь я должен мгновенно затормозить. По крайней мере это было бы разумно.

В седьмом ряду Макс Фриц, сидящий между Фило и миссис Ледок, заерзал в кресле. «Восемьдесят миль в час? Он здесь так не разгонится». Миссис Ледок поднесла палец к губам. Макс обернулся к зрителю у себя за спиной: «Он не может разогнаться до восьмидесяти миль в час на таком ограниченном пространстве», но договорить не успел – Картер опустил на лицо очки, нажал на стартер, и мотоцикл оглушительно заревел. Оркестр заиграл увертюру к «Вильгельму Теллю». Картер поехал по расширяющейся спирали.

Лучи софитов шарили по сцене, словно никак не могут отыскать мотоцикл. Все взгляды были прикованы к Картеру, и только самые внимательные зрители заметили странную вещь – вокруг платформы, висящей над сценой, поднялись бархатные завесы. Если Картер въедет на платформу, не врежется ли он в них?

Круги расширялись. Мотоцикл пронесся по самому краю сцены, исчез за кулисами, с ревом взлетел по пандусу, озаряемый вспышками красных, зеленых и синих фейерверков, и взмыл в воздух, к платформе. Зрители, затаив дыхание, уже сдвинули ладони, чтобы захлопать, увертюра звучала всё громче, и тут мотоцикл с седоком, не дотянув до платформы, рухнули вниз, в бассейн. Вода выплеснулась наружу, расплескалась по сцене, зрителей в первых рядах обдало брызгами, словно на носу корабля.

Несколько секунд вода в бассейне колыхалась, и как раз когда все в зале начали осознавать чудовищную непоправимость катастрофы (Макс Фриц застыл, вцепившись руками в голову), поднялся столб дыма, занавеси вокруг платформы опустились, и взглядам предстал Чарльз Картер на мотоцикле, целый и невредимый.

Он помахал рукой, крикнул: «Волшебная вода» и поклонился в пояс; оркестр доиграл Россини, и публика, второй раз за вечер, вскочив, разразилась шквалом аплодисментов.

Когда овации немного утихли, Картер объявил:

– Вы дали мне понять, что я всё-таки фокусник. Спасибо.

Гриффин расхаживал перед театром. Он не мог даже расхаживать в тишине, потому что бродяга, в надежде на пару монет, принялся декламировать изречения Марка Аврелия. Впрочем, после первых нескольких строк он выдохся и начал жаловаться на жизнь.

– Я здесь выступал. До кинематографа, когда хороший голос еще ценили. У меня была безупречная дикция. Женщины, скажу вам, были от меня без ума. Девочки у Тесси Уолл и у Джесси Хейман. Мердок – как же я его ненавидел! Бездушный скряга! Эта его банка с медом! Он был… он был Яго. – Глаза у бродяги забегали, как будто он вспоминает подходящий монолог из «Отелло», потом остановились на Гриффине: – Пяти центов не найдется?

– Я дам тебе двадцать пять, если помолчишь.

Бродяга кивнул. Гриффин полез в карман и достал двадцатипятицентовик. Бродяга хотел было поблагодарить, но вспомнил, что обещал молчать. Он сел на мостовую и рассеянно обнял себя за локти.

Гриффин заглянул в проулок. Пожарная лестница. Поглядел вверх – лестница шла до самого верха. Значит, на крыше есть пожарный выход. Отлично. Он составил пирамиду из мусорных урн – она оказалась куда более шаткой, чем можно было предположить, – и, взобравшись на нее, дотянулся до лестницы.

Мысль, что не зря он в последнее время столько отжимался и приседал, немного согревала душу. Подъем почти неутомил его. Над крышей возвышались соседние дома. Гудели гирлянды белых лампочек на вывеске. Гриффин увидел пожарную дверь и груду тряпья перед ней.

Он двинулся вперед, прилипая ботинками к толю, и внезапно замедлился: у груды тряпья были руки и ноги.

Гриффин сунул руку под пиджак и отстегнул ремешок, закрывающий рукоять кольта. Вывеска моргала: буквы одна задругой зажигались и гасли, затем вспыхивали разом, и всё начиналось по новой, так что вентиляционные люки и пожарные входы на крыше то проступали, то вновь погружались во тьму.

Перед Гриффином лежал человек в трусах, майке и носках. Шея неестественно вывернута, глаза открыты. Нет, закрыты. Вывеска вспыхнула – О – Р – Ф – Е – Й, и Гриффин увидел, что на глазах у трупа лежат монетки.

Какие-то странные. Гриффин взял одну. Это был медный кругляшок размером с двадцатипятицентовик. На одной стороне – вздыбленный лев и надпись: «Берешь ли ты ее в жены?», на другой – надменный человек в профиль с маленьким песиком на руках. С этой стороны надпись, идущая по кругу, гласила: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю свою собаку».

Гриффина передернуло. Какой урод это сделал? Он подергал пожарную дверь. Обычное невезение: она оказалась закрыта.

Взгляд наткнулся на какую-то выступающую конструкцию. Вентиляционная шахта? Или что-то другое? Нет, наверное, всё-таки вентиляционная шахта, что еще может быть в театре?

Однако для шахты она была великовата. «Что за черт?» – пробормотал Гриффин, подходя. Когда до нее оставалось футов шесть, он уже точно знал, что перед ним такое.

Только не это, подумал он.

По всей сцене, от дальней стены до опущенного занавеса и от одной кулисы до другой, сновали люди с разными предметами в руках – типичное зрелище для премьеры. Картер стоял в рубашке (фрак он порвал, и костюмерша срочно его зашивала) и отдавал указания с отнюдь не хладнокровной четкостью. Что бы ни говорил Джеймс, он не мог поверить, что сегодняшнее выступление – последнее. Как это последнее, если ему так хорошо?