На арене со львами - Том Уикер

— Значит, вы до сих пор помните?

Морган мгновенно пошел на попятный, опасаясь выдать себя:

— Наш брат-газетчик всегда помнит все, что надо, как бы он ни был пьян.

Андерсон вылез из машины, кое-как протиснувшись в дверцу. Шофер уже стоял на тротуаре и с кем-то разговаривал — по-видимому, с распорядителем, решил Морган.

Андерсон нагнулся и заглянул в открытую дверцу машины.

— Я ведь не говорил тогда, что хочу стать президентом, правда?

Он отступил в сторону, и Морган вылез тоже. В нос ударила вонь — где-то поблизости, несомненно, была фабрика, перерабатывающая макулатуру.

— Зато вы говорили о другом,— сказал Морган.— О том, что надо выявить все лучшие возможности, какие скрыты в человеке. Есть ли для этого способ вернее и опаснее? Подлаживаться и угождать?

Вращающаяся дверь гостиницы уже выбрасывала на улицу одного за другим членов организационного комитета — их сразу можно было узнать по огромным круглым значкам на пиджаках, и они длинной шеренгой выстраивались под навесом. Андерсон смотрел на Моргана, и сначала в его взгляде, а потом и на губах затеплилась улыбка — первая неподдельная улыбка за весь тот день.

— И вы называете себя газетчиком? Странно.

Андерсон тронул Моргана за рукав и повернулся к людям, которые вышли его приветствовать.

И вмиг его усталости как не бывало — перед Морганом снова был сгусток энергии. Андерсон протянул вперед свою огромную ручищу и широкими шагами двинулся к людям.

— Я — Хант Андерсон,— услышал Морган.— Очень рад познакомиться с вами, друзья.

— …политические деятели — это стадо баранов,— сказал Данн,— они все друг на друга похожи, одинаково говорят, одинаково мыслят. Народ вряд ли понимал, хорош Андерсон или плох, да никого, сказать по правде, это и не интересовало. Зато все видели, что он не такой, как все, потому что он и поступал и говорил иначе. Выигрывает в конечном итоге тот политик, который от всех отличается, хорошо это или нет — другой вопрос, но если тебя упорно не впускают в дом, это хороший способ заставить хозяев открыть двери. Я…

— Смотрите, кого я привел,— сказал Мэтт.— Старый греховодник стоял в холле и, наверное, высматривал, нет ли здесь какой девочки.

— Дэнни, это вы! — Морган встал.— Господи, как давно мы не виделись. Знакомьтесь — Чарли Френч… Ларри Гласс… а это Дэнни О’Коннор, тот самый телевизионный гений и покоритель женских сердец, о котором только что рассказывал Мэтт.

— Вы ведь знакомы с Данном, верно?

Особой враждебности в голосе Мэтта не чувствовалось.

— Дэнни добился победы для некоторых моих людей,— сказал Данн.— Я так и знал, что вы сюда явитесь.

— Меня б и табун диких лошадей не удержал, просто я узнал об этом слишком поздно: был на Западе, снимал там хронику. Мэтт, налейте мне виски и чуточку содовой.

— Данн, Кэти вас ждет, идите же скорее,— сказал Мэтт.— Поднимитесь наверх, ее дверь открыта.

Провожая Данна глазами, Морган подумал, что этот человек, который прячется за зелеными стеклами, быть может, любит пылких женщин, но по-настоящему о Данне никто ничего не знал, и в этом был один из секретов его силы.

— Меня как громом поразило,— говорил Дэнни О’Коннор, распуская галстук,— Надо же было случиться, чтоб я узнал о смерти Ханта в том самом штате. Мне хотелось броситься на землю и завыть, не потому что он был великий человек, ну, пускай, не совсем великий, а потому что он был мой друг. Ведь Хант с Кэти поверили в меня, когда обо мне никто и слышать не хотел. Тот штат мне особенно запомнился со времени избирательной кампании: Хант поручил мне весь край. Есть у нас такие штаты — шпарь целый день со скоростью шестьдесят пять миль в час и ни одной живой души не встретишь, только кое-где ветряная мельница торчит да коровы пасутся. «Что же,— спрашиваю я Ханта,— будем проводить выборы? Да здесь и жителей столько не наберется, чтоб оправдать ваши расходы».

Но вы его знаете: раз предстоят выборы, он будет носиться, как одержимый, где бы эти выборы ни проходили. В том-то штате можно было спокойно обойтись некоторыми из моих фильмов, запустить их по двум-трем каналам, и штат был бы наш. И Хант решил не ездить туда сам, а доверить предвыборную агитацию телевидению, провел там только один день, когда выставлял свою кандидатуру. А какой-то бывший конгрессмен задумал этим воспользоваться и подсунул жителям собственную кандидатуру, чтоб потом передать голоса нашему божьему одуванчику, вице-президенту, причем этот олух вбил в свою тупую башку, что он победит, станет избранником штата и, может быть, где-то на сотом голосовании грянет гром. А в случае чего его похоронят на средства благотворителей. В общем, начал этот дубина развивать деятельность, радея об интересах чужого дяди, то бишь древнего старца вице-президента, да толкуя про пустой стул, который старше самого Джорджа Вашингтона, и долго ли — коротко ли, только я смекнул: а ведь он нам, чего доброго, навредить может.

Андерсон за тридевять земель, а этот болван настигает нас, допекает своими нехитрыми уловками — ясна вам картина? И вот примерно за неделю до выборов приезжает на денек-другой Кэти — показаться кое-где вместо Ханта, потому что мужчины при виде этакой красавицы сразу балдели: роскошный у нее бюст, а уж зад — и говорить нечего. Я, значит, как водится, бросаюсь ее тискать, она, как водится, оборвала мне уши,— подумаешь, великое дело, ради Кэти никаких ушей не жаль,— а потом я и говорю ей, не нравится мне этот болван и пустой стул, который он с собой таскает. Обидно, говорю, остаться ни с чем в этом кактусовом штате. И тогда она позвонила Андерсону…

— Нет, нет, вы ошибаетесь, она позвонила мне,— перебил его Мэтт,— И, помнится, сказала, что вы почуяли неладное, как теперь быть? А я ответил: не знаю. Смешно вспомнить, но до меня только тогда начало доходить, что командует-то теперь она. Потому что она тут же мне ответила: «Ну что ж, тогда я скажу вам, как быть».

— Ох, и умна стерва,— с восхищением сказал О’Коннор.— Кого угодно в бараний рог согнет. Словом, вечером накануне голосования этот болван снял самое большое помещение в штате, где можно было собрать людей; для коров, конечно, нашлось бы что-нибудь попросторнее, да не в одном месте. Выходит он, стало быть, на возвышение, ставит рядом неизменный пустой стул, а вокруг, куда ни глянь, телевизионные камеры — представляете картинку? Болван сделал главную ставку на этот вечер; я слышал, он угрохал тогда половину всех денег, какие положил истратить на телевидение, и это только еще раз доказывает, что болван он был не простой, а вовсе безмозглый. Начинает он говорить, поворачивается к пустому стулу, и в ту же минуту на сцену выходит Хант Андерсон да садится на этот самый стул. Болван только рот разинул и окаменел — хороша картинка, а? Стоит как пень и очухаться не может, так что Хант сам проговорил почти все то время, за которое этот дуралей выложил телевидению свои кровные денежки. Я был в то время у себя в гостинице, смотрел телевизор, лежа в постели с одной местной коровницей, и такой на меня хохот напал, что коровница даже обиделась. «Ежели тебе так смешно,— говорит,— катись отсюда подальше». Зато вчера мне было не до смеха, уж это как бог свят.

— Да, и вот внезапно его не стало,— сказал Мэтт.

— Пожалуй, не так уж внезапно.— О’Коннор допил виски и протянул бокал Мэтту.—Для меня он умер давно, когда кончился этот проклятый съезд.

— Помилуйте,— сказал Морган.— Если человек перестал одержимо добиваться президентского кресла, это еще не значит, что он умер. Скорее наоборот.

— Нет, Андерсон умер.— О’Коннор потер свое грустное ирландское лицо большими холеными руками.— Все эти годы он был уже мертв. Да, Рич, все эти годы. А ведь он мог бы, черт побери, многое сделать.

— Не знаю, все это слишком высокая материя,— сказал Мэтт Грант,— но в одном я уверен твердо: после предвыборной кампании и в особенности после съезда Хант здорово изменился. Понимаете, Дэнни, из него будто вынули стержень, и скажу вам честно: лично для меня это было большое разочарование. Наверно, что-то похожее испытывает отец, который пожертвовал всём для сына, а сын над его жертвой посмеялся. Впрочем, сейчас мне вспоминается другое — с каким блеском он, как говорится, без гроша в кармане провел эту неслыханную, сумасшедшую авантюру — предвыборную кампанию. Такого еще не бывало в истории и, надо думать, не будет, можете мне поверить. Хант начал, что называется, с нуля, не обладая почти ничем, что требуется сейчас от кандидата в президенты, и ближе, чем кто бы то ни было, подошел к Белому дому. Верно, Дэнни?

Я тогда ведал всеми его делами — и секретариат в сенате висел на мне, и его ставка на Семнадцатой улице, близ Фэрре-гатской площади. Там был дом, который собирались снести и построить на его месте какое-то административное здание, поэтому мы сняли его чуть не даром и платили ежемесячно, а почти все наши сотрудники были бескорыстными энтузиастами. И только когда на нашу сторону перешел Кэрли Лейтон, у нас появился опытный человек, который мог со знанием дела работать с представителями на местах, потому что у Кэрли были собственные хорошо обученные кадры. Может быть, с виду старина Кэрли и смахивал на знаменитого голливудского киногероя: роскошная шевелюра, кремовые костюмы, но в политике он собаку съел, и благодаря ему вся наша партизанщина приобрела видимость плановой операции.