Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Задолго до конца восьмидесятых все уважающие себя татуировщики Канады и США надели резиновые перчатки — СПИД, знаете ли, не шутка. Джек так и не привык к маме в перчатках; ее салон производил откровенно антисанитарное впечатление, но в самом его центре сидела Алиса в этих самых перчатках, словно врач или медсестра какая! Впрочем, если все идет как надо, крови при татуировании нет.

Кое-что у Дочурки Алисы осталось, как прежде, — краски в бумажных стаканчиках, вазелин, применений которому не счесть, звук тату-машины, чересчур похожий на тот, что издает бормашина в кабинете зубного врача, запах продырявленной кожи, а также кофе, чай и мед в банке с прилипшей крышкой. И конечно, поверх всего этого вытье и нытье Боба, который без устали жаловался то на жизнь, то на что-нибудь еще, а вдобавок прорицал конец света и прочие неприятности.

— Боб — он вроде татуировки, — любила говорить Алиса, — влезает тебе под кожу, и ничем его оттуда не вытравишь.

Клаудию Алиса татуировала под It's All Over Now, Baby Blue. Клаудия сжимала зубы от боли и, скорее всего, не обращала внимание на назойливого барда; Джек же не уставал дивиться, как Клаудии удается не дать никому залезть к себе под кожу — ни Дилану, ни прочим.

Рядом сидел какой-то обкуренный, клал себе в кофе мед, наверное, думал, у него в чашке чай, и тряс головой, как китайский болванчик. Он откуда-то из приморских провинций (точнее он не смог объяснить Джеку, может, его изгнали из родного города, а может, он сам изгнал его из своей наркоманской головы). На левом предплечье у него красовался красно-зеленый омар (на что это намек? омар, что ли, недоваренный? выглядит, во всяком случае, несъедобно).

А Боб все завывал: А вон рыдает твой сын-сирота, /и в руках у него пистолет.

Вывеской салону Алисы служила ярко раскрашенная деревянная доска.

— Веселая, как речка Лит в солнечный денек, — говорила Алиса и добавляла: — Даром что солнечных деньков там никто в жизни не видывал.

Вывеска вызывала ассоциации с морем, словно "Дочурка Алиса" — название океанского порта или корабля.

— А что, я всегда говорила, "Дочурка Алиса" — морское прозвище, — не уставала повторять она, и не без оснований — все-таки его придумал Татуоле в Копенгагене.

— Уставшие от моря моряки / гребут, гребут, гребут к себе домой, — надрывался Боб Дилан.

А может, не домой, а вот сюда, к Алисе на Квин-стрит, подумал Джек и сходил посмотреть, как там Клаудия; она улыбнулась ему, не разжимая кулаки.

— Этот скипетр — буддийский символ, — говорила Алиса под танец иголок на бедре у дрожащей от боли Клаудии (Джек-то знал, что на внутренних сторонах конечностей всегда больнее, чем на внешних). — Его форма повторяет очертания знаменитого магического гриба бессмертия.

Какая чушь, знаменитый магический гриб бессмертия! Что она выдумает в следующий раз, подумал Джек и отвернулся, не в силах смотреть на эти резиновые перчатки. Легче наблюдать за этим торчком из приморских провинций, кажется, он научился ловить кайф уже от меда с кофе. Именно эта поездка в Торонто убедила Джека, что столице Онтарио уже никогда не стать ему родным домом.

— Забудь о мертвецах, что ты оставил здесь, / они не выйдут в путь вслед за тобой, — продолжал вещать Боб Дилан, уверенный, как всегда, в своей абсолютной правоте. Но тут он попал пальцем в небо. Как предстояло узнать Джеку, вслед за тобой идет все, буквально все.

Из-за татуировки на внутренней поверхности бедра они не смогли по-человечески заняться любовью в оставшиеся дни в Торонто. Но Джек и без того заметил, что Клаудия на него дуется; может быть, она не стала бы спать с ним и без татуировки (тем более в Эмминой кровати). Они покинули Торонто до окончания фестиваля.

Джек чувствовал, что Клаудия в унынии; бесконечные споры по мелочам измотали нервы им обоим. А новая татуировка саднила при ходьбе. С разрешения миссис Оустлер Клаудия надела какую-то Эммину юбку, та оказалась ей сильно велика, но в ней она могла ходить, широко расставив ноги, словно ребенок в подгузнике.

Оглядываясь назад, Джек решил, что лучшие фильмы на фестивале — из ретроспективы, а основной конкурс скучен. Ему особенно запомнилось "Замужество Марии Браун" Фасбиндера, на этот фильм они ходили с Клаудией вдвоем.

Ханна Шигула играет жену солдата, которой удается достичь большого успеха в послевоенной Германии. В жизни есть вещи похуже, чем смотреть кино с Ханной Шигулой, когда твой пенис держит в руках девушка. Тут проблема заключалась в том, что на этом сеансе Клаудия единственный раз за весь фестиваль взяла в руки пенис Джека, — но сам-то он видел "Замужество Марии Браун" раньше, с пенисом в руках у Эммы (в четырнадцать лет, в Дареме, в свой первый эксетерский год).

Сравнение оказалось не в пользу Клаудии, что повергло Джека в замешательство. Он словно увидел здесь знак грядущих изменений в жизни — понял, что ему нравится, как держит его пенис Эмма, и куда меньше — как его держат другие (впрочем, у него были большие надежды на Мишель Махер — кто знает, может быть, однажды...).

— Это ты на меня или на Ханну так реагируешь? — шепнула Клаудия Джеку на ухо — "малыш" вдруг стал проявлять необыкновенный энтузиазм. Но Джек знал — ни Ханна Шигула, ни Клаудия тут ни при чем, настроение у "малыша" поднялось потому, что он вспомнил, как Эмма держала его пенис, когда ему было всего четырнадцать лет.

Там, в кинотеатре, на просмотре "Замужества Марии Браун", Джек понял, что они с Клаудией просто тянут время, просто совершают положенные по правилам ходы, как женатая пара, знающая, что развод неизбежен.

Начало его расставанию с Клаудией положила та поездка в Айову к Эмме, прошлой весной; причина — "разговор о детях", по выражению Клаудии. Если в Торонто их отношения катились под гору, то вскоре после Торонто докатились до самой нижней точки.

Они поехали обратно другой дорогой, не лучшей, но из Торонто в Дарем как ни ехать, все одно скучища. Сначала они отправились в город Кингстон, Онтарио, и пересекли реку Св. Лаврентия близ городка Гананокве; переехав через мост, они оказались в городке Александрия-Бей, штат Нью-Йорк. На таможне Джек показал свой канадский паспорт со студенческой визой, Клаудия — американский паспорт. За рулем сидел Джек — татуировка у Клаудии все еще саднила, и она не хотела вести машину.

На ней была все та же гигантская Эммина юбка; миссис Оустлер настояла, чтобы Клаудия взяла ее с собой.

— Эмма давно в нее не помещается, — грустно сказала Лесли. — Ты в ней выглядишь лучше Эммы, хотя эта юбка и слоновья.

Всю дорогу Клаудия ехала с задранной юбкой — проветривала скипетр и смазывала его мазью. Кожа у нее по краям татуировки сильно покраснела, и она уже слышать не могла о том, что это нормально и просто кожа на внутренней поверхности бедра более нежная.

Подъехав к границе, Клаудия, конечно, опустила юбку. Таможенник заглянул в машину.

— Мы ездили в гости к моей маме, она живет в Торонто, — сказал Джек, хотя никто его не просил. — Смотрели фильмы на фестивале.

— Вы что-нибудь везете с собой из Канады? — поинтересовался таможенник.

— Не-а, — ответила Клаудия.

— Даже канадского пива не прихватили? — снова обратился офицер к Клаудии и улыбнулся. Было чему улыбаться — девушка и в самом деле шикарная.

— Я не пью пива, а Джек следит за весом, — ответила она.

— Стало быть, декларировать вам нечего? — спросил офицер уже у Джека строгим голосом.

Джек так и не понял, что за бес в него вселился в тот миг. Позднее он говорил Клаудии:

— Я просто решил подурачиться.

Но это была только половина правды.

Джек почуял еще одну возможность потренировать лицо для крупных планов и так хитро-хитро посмотрел на таможенника — воровато посмотрел, это у Джека отлично получалось, он позаимствовал это выражение лица у собак, особенно трусливых, подлых собак.

— Ну... — Он оборвал сам себя, затем воровато посмотрел уже на Клаудию. — Нам же не нужно декларировать китайский скипетр, правда?

Боже, какой взгляд!

— Что-что? — спросил офицер.

— Ну, иногда это королевская палица, иногда посох — в нашем случае это меч, короткий меч, — продолжил Джек. — Это церемониальная вещь, символ власти.

— Он, вы сказали, китайский? — переспросил таможенник. — Старинный предмет, не так ли?

— Еще бы, очень старинный — буддийский, знаете ли, — сказал Джек.

— Тогда я хотел бы на него взглянуть, — сказал таможенник.

— Это татуировка! Она так называется — "китайский скипетр". Татуировку же я не должна декларировать? — сказала Клаудия.

Ну почему Джек так с ней поступил? Он же любил ее — ну, точнее, она ему нравилась, он относился к ней с нежностью. Он давно уже не видел на ее лице выражения такого разочарования в нем, Джеке, с тех самых пор, как она нашла у него фотографии голой Эммы, те, что подруга слала ему в Реддинг, чтобы он на них дрочил. Ей было семнадцать лет, снимала Шарлотта Барфорд. Клаудия заставила Джека их выкинуть, но одну он себе оставил.