Сестры Мао - Гэвин Маккри

Она потерла ладонями щеки, будто мыла их.

– Я всегда такая, какая есть. Когда я веду себя не так?

– Ты всегда остаешься собой, да. Но ты хамелеон. Маоистам говоришь одно, Дорис – другое, мне – третье, ведь ты думаешь, что одна видишь всю картину целиком, а мы – только маленькие детали, и твоя работа – управлять всеми нами, вести нас к свету. Но ты осторожна и не спешишь, не хочешь открывать нам все слишком быстро, потому что в чем-то тебе нравится, что мы ограничены, что мы не дотягиваем до планки. Это значит, что, когда придет время выполнить твою просьбу, мы ее выполним. Мы согласимся со всем, что ты скажешь…

Она развернулась и начала бить его по спине.

– Ты ебаный-ебаный-ебаный-ебаный ублюдок.

Он сел, отбросил ее руки, приблизил лицо к ее лицу:

– Хватит. Сейчас же. Я серьезно.

Она испугалась: ей показалось, что в ответ он ударит ее по щеке, как сделал однажды во время ссоры. Удар был несильный, он не сжимал ладонь, и позднее жалел, его мучило раскаяние, он держал свое обещание никогда больше так не делать. Но в памяти эта пощечина все равно осталась. Ее нельзя было стереть; часто она возвращалась, заставляя Еву вздрагивать.

Удовлетворенный тем, что смог вызвать в ней этот страх, который больше всего приблизил его к правоте в споре, он лег обратно.

Она уставилась на его затылок.

Он еще глубже зарылся щекой в подушку.

– Я многим пожертвовала, создав «Уэрхауз», – сказала она. – Я могла бы стать…

– Знаю, знаю, такой же актрисой, как твоя мать.

– Я много кем могла бы стать. Но да, и актрисой, если бы захотела. Не считай, что я не думаю о деньгах, которые могла бы заработать в другом месте, об имени, которое могла бы себе сделать. Рецензии, цветы, красивая гримерка, комфорт… Я думаю об этом каждый день. Погляди, где мы живем, в каком это все состоянии, как я могу об этом не думать? Но вместо того, чтобы сожалеть, я думаю о том, что упустила, и говорю себе: «Ева, не может быть, что ты отказалась от всего этого просто так. То, что ты делаешь, то, что делает „Уэрхауз“, должно быть выдающимся. Это должно того стоить».

Ева знала, что Альваро тоже не в восторге от Айрис и Дорис, которые так быстро установили власть над коллективом. Старый порядок ему больше нравился. Под руководством Евы принятая в группе этика равенства не требовала от него отказываться от своих естественных привилегий. Когда он говорил, его слушали. Ему не приходилось выполнять такие женские обязанности, как приготовление пищи или ведение домашнего хозяйства, не нужно было вставать с места, чтобы открывать дверь или менять пластинку; ему приносили чашку чая, но самому заваривать чай ему никогда не приходилось. В соответствии с законами биологии он был несколько выше других, и никто не угрожал низвергнуть его. Старый порядок был хорош. Айрис же и Дорис хорошими не были – они были непредсказуемы и хитры, им нельзя было доверить соблюдение негласных правил. Именно поэтому Ева не могла понять, почему Альваро их поддерживает. Разве его не пугало, куда они ведут?

– План Айрис не спасет это место от сноса, – сказала она.

– Я не думаю, что кто-то действительно в это верит.

– Тогда зачем мы это делаем?

Должно быть, он почувствовал ее взгляд на себе, потому что повернулся и встретился с ней взглядом.

– Когда ты думаешь обо всем этом, Ева, ты думаешь, что мы будем делать? Когда это здание снесут? У тебя есть план Б?

Ева покачала головой. Художники, настоящие художники, не строили запасных планов. Те, у кого есть подушка безопасности, неизменно на нее опускаются. Когда становится трудно, они падают на нее – они собираются сделать это с самого начала. Именно поэтому они и устраивают себе эту подушку.

– Пока «Уэрхауз» не исчез, – сказала она, – есть только «Уэрхауз». Если думать, что будет дальше, мы только воплотим это в реальность.

– Это мистическое мышление. Заблуждение.

– Заблуждение – планировать конец того, что любишь. Вот это действительно все разрушает.

Внезапно разозлившись и почувствовав жар, Альваро начал ворочаться и избавился от джинсов. Пока он извивался, один носок слетел, но другой упрямо оставался на ноге.

– Что такое, Альви?

– Мне жарко.

Он затих, переводя дыхание.

– А еще я думаю, что после того, как это здание снесут…

– Что?

– Мы могли бы поехать в Испанию.

Ева рассмотрела его лицо, пытаясь понять, всерьез ли он. Удостоверившись в этом, она сказала:

– Нет, не можем, дурак. Ты просрочил свою студенческую визу. Просто чудо, что иммиграционная служба пропустила тебя после Парижа. Если ты снова уедешь, они не пустят тебя обратно. Ни за что.

– Ты переоцениваешь правительство Ее Величества.

– Это ты его недооцениваешь. Тебя только что депортировали из Франции. Твое имя на слуху у английских властей.

– Может быть, я не хочу возвращаться.

Этот ответ ее потряс.

– Ты же не это хочешь сказать.

– Может быть. Всегда есть вариант вернуться в Испанию.

– Ты известный левак, Альви. Эмигрант-агитатор. Готова поспорить на свою жизнь, что ты есть в каком-нибудь списке.

– Франко не будет жить вечно. Наступят перемены. Мы можем принять участие в этих переменах.

– Мне это не интересно. Я остаюсь здесь. Англия – мой дом. Я думала, что она стала и твоим домом.

– В Испании жить было бы дешевле. Даже при нынешнем режиме люди живут там лучше. Мы могли бы купить собственную квартиру.

– На какие деньги? Нам придется найти работу.

– Мои родители могут помочь. Ты же знаешь, они знакомы с нужными людьми.

– Только не это. Опять. Ты хочешь управлять заводом? Или работать в банке?

– Есть и другие варианты. Мы можем по вечерам работать в барах, а днем заниматься искусством.

– Ты имеешь в виду уставать по ночам и спать все утро, час баловаться какой-то чепухой, а потом снова работать, как все в мире, кто считает себя художником? Чтобы это делать, нам не нужно ехать в Испанию. Можем и здесь. Соберем большую компанию.

– Итак, как всегда у тебя, все или ничего.

– Да.

– Хотел бы посмотреть, как ты справишься с ничего.

– Полумеры – это и есть ничего.

Прибегни Ева и Альваро к полумерам, они были бы ничем. Ибо любовь, как и искусство, не терпит условий, в которых господствуют деньги и бессмысленная работа. Любовь требует полной экономической и личной свободы. Свободного времени. Возможности заниматься увлекательным делом, делом совместным, приводящим к глубокому единению. Именно это