Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Верно, – сказал Саймон. – Так и жили.

– А сейчас сломаешь на лестнице бедро, и через тебя будут переступать. Козлы и шиксы [44] в большинстве своем.

– Ну ладно, пап, – сказала Дорис. – Тут ребенок.

– Я вижу.

Не отрывая взгляда от Саймона, мистер Ливер наклонил голову к Айрис.

– Ваша?

– Ага, – сказал Саймон, – так и есть.

Айрис бросила на дядю взгляд, но не стала ему противоречить. Ей редко разрешали участвовать в играх взрослых, поэтому она не собиралась отказываться от такого шанса. Это и так был лучший день ее жизни.

– А где ее мать? – спросил мистер Ливер.

– Папа, – сказала Дорис.

– Все в порядке, – ответил Саймон. – Ее мать, к сожалению, не в состоянии о ней позаботиться. Поэтому она со мной.

– Хм-м, – сказал мистер Ливер, размешивая в кружке чая четвертую ложку сахара. – Прямо как у меня. Только моя умерла. Похоже, у вашей такого оправдания нет.

– Боюсь, что нет.

– Некоторые женщины просто рождаются распутницами, не так ли? Дадут фору любому мужчине.

– Это мы знаем, как женщины должны себя вести. Сами они об этом не имеют ни малейшего представления. По крайней мере теперь.

Айрис понимала, что делает Саймон: он притворялся ее отцом, предельно точно играя самого себя. Она пришла от этого в такой восторг, что почувствовала приближение приступа. Она почувствовала неприятные запахи обугленного мяса и горелой резины, ей привиделись яркие ауры вокруг предметов, но потом все это отступило, и она снова оказалась здесь, в гуще событий.

Мистер Ливер издал горлом булькающий звук: одобрение.

– Ребенку нужна мать.

– Да, мистер Ливер, – сказал Саймон, – в идеальном мире так и есть.

– Этой матерью ты хочешь видеть мою Дорис?

– Если она нас примет, – сказал Саймон.

– Не знаю, как она себя поведет, – сказал мистер Ливер. – Вы же бросаете ее сразу на глубину!

– Пап!

– Дела обстоят так, как обстоят, мистер Ливер, – ответил Саймон. – Я не могу их изменить. Дорис сама должна решить, хочет ли она быть частью нас. Мы ее не заставляем. Это будет только в том случае, если она скажет «да».

Дорис вспыхнула:

– Ладно, хватит уже об этом.

– Честно говоря, не уверен, что она справится, – сказал мистер Ливер. – Она сама у меня последняя, и у нее не было никого младше, о ком она могла бы позаботиться. Хорошей практики у нее не было.

– Она хорошо относится к Айрис. И Айрис ее любит. Правда, Айрис?

– Ага, – сказала Айрис.

Айрис поймала взгляд Саймона, в котором не было и намека на то, что он делает что-то, чего делать не должен. Она снова отвернулась, чтобы не рассмеяться, и опустила нос в свою чашку.

Мистер Ливер сделал глоток чая:

– Дорис сказала, что вы йоркширец. Я слышу это по вашему выговору.

– О, это правда. Что еще она рассказала обо мне?

– Не очень много, обрисовала в общих чертах. Я знаю, что вы коммунист. Она мне так и сказала. Вы ее в это не втягивали, это ее собственное дело, так что я не собираюсь вас винить, но надеюсь, что вы образумитесь и скоро из этого выберетесь.

– Посмотрим. Времена меняются.

– И не становятся лучше, насколько я могу судить.

Мистер Ливер взглянул на увечье Саймона.

– Это, однако, важно, и об этом она мне не сказала.

– О, да, – сказал Саймон, потирая обрубок.

– Где вы воевали?

– В Италии.

– Эх, жаль вас.

– Не стоит, мистер Ливер.

– Ничья молодость не должна прерываться таким образом. И никто не должен жить с такими последствиями, как у вас. Это не может быть легко, не может. Но вы делали то, что должны были, так ведь?

– Папа, – сказала Дорис, – я уверена, что Пол не хочет говорить о…

Айрис снова хихикнула. Ее отец провел войну в лагере для отказников по этическим соображениям. Одна ложь наслаивалась на другую и становилась все изощреннее, это было великолепно.

– Что с ней? – спросил мистер Ливер.

– Ничего, – сказала Дорис. – Пойдем, Айрис, покормим кроликов.

Хотя день был солнечный, на балконе дул бодрящий ветер. Дорис дала Айрис морковку и лист салата из ящика со старыми овощами и открыла дверь в вольер. Айрис опустилась на колени и попыталась выманить кроликов наружу.

– Можно подержать? – спросила она.

Кролик вылез из вольера, чтобы погрызть лист салата. Дорис притянула животное к груди и положила его на руки Айрис. – Занеси его в дом, – сказала Дорис. – На улице холодно.

Когда они возвращались в гостиную, Саймон говорил:

– Все, что я скажу по этому поводу, мистер Ливер, так это то, что войну быстро не поймешь.

Мистер Ливер отодвинул свой стул от стола и сидел, широко расставив ноги и положив руки на колени.

– Понять ее не так уж сложно, – сказал он. – На нее можно смотреть только одним образом. Нацизм – это естественное проявление немецкого характера.

– Не знаю, – сказал Саймон. – В нацистском режиме было и что-то хорошее. Если мы хотим чему-то научиться, это нужно признать. В мире нет ничего полностью плохого.

– Но нацисты! Разве они не исключение?

– Фрицы воевали, потому что таков был их долг, как и мы. Я никогда не ненавидел их только потому, что стрелял в них. Я их уважал. Надеюсь, когда-нибудь у меня будет один-два друга из немцев.

– Помилуйте, никогда не слышал ничего подобного.

Дорис начала убирать со стола, со звоном складывая тарелки на поднос.

– Айрис, не слушай этих глупых стариков.

– Все в порядке, – сказала Айрис, трогая носом мех кролика, – о нацистах я знаю все.

Дорис подняла поднос, чтобы отнести его на кухню:

– Ужасно, что тебе приходится знать о таких вещах, Айрис. Но война не будет напрасной, если мы возьмем нашу судьбу в свои руки и добьемся мира и свободы на всей земле.

Мистер Ливер зарычал:

– Не слушай эту чепуху, дитя. Никому не удалось избавить мир от зла, и не удастся в ближайшее время, во всяком случае, не при нашей жизни. Возьмем немцев…

– Отец, хватит!

– Хватит? У твоего мужчины тут особая любовь к нацистам.

– Не перегибай палку, пап, – сказала Дорис.

– Я имел в виду скорее философскую точку зрения, – сказал Саймон.

Дорис пошла на кухню. Айрис слышала, как она стала мыть посуду. Спор мужчин продолжался. Айрис гладила кролика и слушала. Через какое-то время вернулась Дорис.

– Эй, пап, – сказала она, – я хотела тебе напомнить…

– На следующей неделе? – отозвался мистер Ливер. – Я помню. Я отметил в календаре.

– Ты приедешь?

– Пока не решил. Театр и все такое – не мое. И там будут только коммунисты, не так ли?

Дорис